Список семи - Марк Фрост

– Ваша квартира сгорела, – сказал наконец Лебу.

– Сгорела?

– Боюсь, дотла.

Дойл замотал головой. Еще один пожар. Нетрудно догадаться, кто это сделал. Значит, теперь он остался без жилья. Но не это беспокоило его сейчас. Он легко смирился с потерей своих вещей, но смириться с тем, что все свидетельства убийства Петрович и разорения его дома исчезли навсегда, было выше его сил. Дойл почувствовал, как гнев закипает в нем, заслоняя остальные чувства.

– Клод, я хочу кое о чем вас спросить, – сказал он. – Как инспектора полиции.

– Валяйте.

– Вам случайно не знакомо имя Александр Спаркс?

Сдвинув брови, Лебу уставился в потолок. Минуту спустя он отрицательно покачал головой и вытащил из кармана блокнот.

– Как, вы говорите, его зовут?

Дойл повторил имя по буквам.

– Этот человек преследует меня. И вы тоже ищете его, хотя и не догадываетесь об этом. Именно он совершил все эти преступления и, возможно, многие другие.

– И что заставляет вас так думать?

– Я видел его трижды, когда он преследовал меня.

– Вы можете его описать?

– Лица я не видел ни разу. Одет он во все черное. И капюшон на голове. Черный капюшон.

– Черный капюшон… В каких местах его можно встретить чаще всего?

– Никто этого толком не знает.

– Круг знакомых?

Дойл в недоумении пожал плечами.

– Он преследовал кого-нибудь еще?

– Извините, инспектор, этого я не знаю.

Лебу побагровел.

– Но хоть что-то вы знаете? Хоть размер его шляпы?

Дойл склонил голову и тихо сказал:

– Извините, Клод. Этот человек исчезает так же внезапно, как и появляется, и тем не менее с большой долей уверенности могу утверждать, что именно он является заправилой преступного мира Лондона.

Захлопнув блокнот, Лебу заерзал на стуле.

– Послушайте, Артур, – проговорил он, осторожно подбирая слова. – Вы врач. Врач, который мог бы занять весьма завидное положение в обществе. Скажу вам по-дружески: вы никогда не достигнете этого положения, если, вырядившись как клоун, будете гоняться по всей Англии, отыскивая каких-то мистических убийц, якобы собирающихся прикончить вас.

– Вы не верите мне, Лебу. Вы вообще не верите, что на меня нападали.

– Я верю, что вы верите, будто так оно и было.

– А как насчет того, что мне удалось обнаружить на полу дома тринадцать на улице Чешир?

– Ну что ж. Я отдавал это в лабораторию на анализ.

– И вы должны признать, что это была кровь, Клод.

– Кровь, конечно. Похоже, вы действительно были свидетелем убийства.

– Я же говорил вам.

– Ну да, здоровенного хряка там действительно прирезали.

Дойл в растерянности замолчал.

– Да, Артур, это была кровь обыкновенной свиньи.

– Кровь свиньи? Но это невозможно.

"Что это значит?" Дойл сжал ладонями голову.

– С вас недостаточно этого фингала на тыкве, Артур? – насмешливо спросил Лебу.

– Простите, Клод, я в замешательстве. В последние дни мне действительно пришлось туго.

– Я не сомневаюсь.

Лебу беззастенчиво уставился на Дойла. Съежившись под пристальным взглядом полицейского, Дойл почувствовал, что почва уходит у него из-под ног.

– Джон Спаркс, – едва слышно проговорил он.

– Простите?

– Джон Спаркс.

– Родственник того джентльмена?

– Брат.

– И что насчет Джона Спаркса, Артур?

– Это имя вам знакомо?

Лебу помедлил с ответом.

– Возможно.

– Он говорил мне, что находится на службе королевы, – прошептал Дойл.

Лебу насторожился.

– И что прикажете делать с этим?

– Может быть, вы проверите его?

– Что еще вы расскажете мне о Джоне Спарксе, Артур? – спросил Лебу, пытаясь вызвать Дойла на откровенность.

Дойл колебался.

– Это все, что я знаю.

Они переглянулись. Дойл почувствовал: все, что их связывает, может в любой момент оборваться. Лебу поднялся со стула.

– Мой совет вам, Артур: оставайтесь в Лондоне.

– Значит, я могу идти?

– Да. Но я должен знать, где найти вас в случае необходимости.

– Можете справляться в госпитале Святого Варфоломея. Я предупрежу об этом.

– Ну ладно, – тоном наставника проговорил Лебу. – Не думаю, что с вами все в порядке, Артур. Впрочем, вам, как врачу, виднее. Но может, вам стоит обратиться к психиатру?

Ну и отлично, подумал Дойл, он не считает меня преступником, принимая за сумасшедшего.

– Я благодарен вам за заботу, инспектор, – уважительным голосом произнес Дойл.

Стоя уже в дверях, Лебу вдруг спросил:

– Вам есть где остановиться, Артур?

– Спасибо, Клод. Я устроюсь.

Лебу кивнул.

– Извините, Клод, а имя Боджер Наггинс говорит вам что-нибудь?

– Боджер Наггинс?

– Призер, точнее, экс-чемпион в полусреднем весе. Он был в зале, где играли в кости, но в камере я его не видел.

– В чем он замешан, этот Боджер Наггинс?

– Мне достоверно известно, что он сбежал из тюрьмы Ньюгейт и его разыскивает полиция.

– Больше не разыскивает.

– Извините?

– Час назад мы вытащили труп мистера Боджера Наггинса из Темзы.

– Он утонул? – в замешательстве спросил Дойл.

– Ему перегрызли глотку. Похоже, какое-то животное.

Глава 13

ДРЕВНИЕ СОКРОВИЩА

Для человека без пенса в кармане и с пустым желудком путь от тюрьмы Пентонвилл до центра Лондона казался бесконечно долгим. Дойл решил, что просить Лебу об освобождении Барри неуместно: для Барри тюрьма была родным домом, и он мог какое-то время перекантоваться там. Разумеется, свидание со Спарксом в полдень у книжного магазина Хэчарда Дойл пропустил. Нанять кеб он не решился, так как ему нечем было заплатить. Он шел по дороге и даже не пытался посторониться, когда его обдавали грязью проезжавшие мимо экипажи. Их пассажиры бросали на Дойла подозрительные взгляды, полные презрения, как ему казалось. Или хуже того, вообще смотрели сквозь него, не замечая вовсе. Дойл почувствовал симпатию к тем бездомным бродягам, которые скитались по дорогам и были лишены элементарных прав в этой кошмарной жизни. А самодовольные буржуа разъезжали в роскошных экипажах, коротая время между ланчем и обедом, на всевозможных светских раутах. Горести и нужды простых людей были далеки от них, как звезды на небе. Дойл подумал, что, в сущности, разбойник Барри из Ист-Энда ему ближе и понятнее, чем равнодушные буржуа, проезжавшие мимо него в своих экипажах. И эти люди считаются гордостью нашего цивилизованного общества… Это они – тот самый средний класс, который пользуется плодами чужого труда и всеми гражданскими свободами. Да он и сам считал себя выходцем из среднего класса и принимал как должное все привилегии, забывая о бренности человеческой жизни. Господи! Какое лицемерие! Какое заблуждение надеяться, что сердце бесчувственного гордеца могут растрогать несчастья каких-то мелких людишек!