Графоманка - Аля Пачиновна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только вот до субботы оставалось два дня. Газоны так быстро не растут.
Она вся пропиталась им, как морем чайка. Один запах на двоих. Теперь она принадлежала не только себе. И это было очень странное, неожиданное откровение. Она как-то не привыкла себя с кем-то делить.
Пока днём болталась от скуки по дому, даже одной ногой приходила в себя. Но с восьми до девяти возвращался Граф и она опять выходила.
Смятые влажные простыни, липкий пах, волосы сосульками, пот градом по шее, жажда. В разных позах и с разной интенсивностью он показывал ей, что значит - быть его женщиной. И она уже пожалела, что вообще задала этот вопрос. Недолгая истома чередовалась с удушающими захватами, от которых отнимались ноги, пёстро мерцало сознание и голоса сливались в один хрип. После короткого совместного омовения всё опять начиналось с блаженной увертюры и заканчивалось аккордами криков и стонов.
Лера бы не хотела видеть себя такой. С красным лицом, потную, измученную, с синяками. Но она отражалась в нем абсолютно падшей женщиной. Уверена была, что никому бы никогда не позволила делать с собой всё то, что позволяла делать ему. Потому что он особо и не спрашивал. Просто делал и всё.
Даже последние в тундре Йети в курсе, что такие, как Граф, пользуются бешеным спросом у дам. Возможно, даже назойливым. Наверное, поэтому он и держит Новодворскую здесь. На фоне изобилия коммерческих предложений, ее ярый отпор породил в нем нетерпение, которое легко было спутать с увлечением. Однако, здесь пришлось признаться самой себе, что и ее заинтересованность Графом давно шагнула за пределы профессиональной. Назовём это лёгким любопытством, переходящим в зуд. На этом все аргументы в собственную защиту заканчивались. Она творила с ним такое, что никогда бы не одобрили ее самые ярые фоловеры. И бабушка на небе, наверняка, уже жалела, что нельзя умереть дважды.
Как-то, в одну из этих бесконечных, бессонных ночей, на полпути к очередной вершине, они упали. Свалились с кровати буквально. Он просто так увлёкся, что дотаранил ее до края и они оба сползли вниз.
Потом смеялись долго. Впервые. Оба.
Потом Граф дымил отрешенно в темноту над пустой Лериной головой. Под тихий шёпот тлеющей сигареты Леру мучило дежавю. Щеке, прижатой к горячей потной груди, казалось, что она так уже где-то лежала. Правда, скоро Лера поняла, что видела эту сцену в оскароносном фильме про русскую женскую душу. «Москва слезам не верит»… Только ленивая феминистка не прошлась своим скальпелем по аморфной структуре главной героини за ее поклонение какому-то яйценосцу. Сильная, самодостаточная личность, а туда же - «как долго я тебя искала»… и глаза коровьи в потолок. И вот теперь на месте этой героини Новодворская собственной персоной.
- Если бы ты меня не заставил, я бы никогда в твою сторону даже не посмотрела бы, - попробовала оправдать своё поведение Лера. - Мы даже из разных эпох и цивилизаций. Я родилась в интеллигентной полуеврейской семье. А ты уже в трамваях карманы чистил честным людям.
- Я приближал, как мог, нашу встречу.
Вот правда говорят, что лучше встретить двух настоящих крокодилов, чем одного зодиакального Скорпиона.
- Биологический возраст не так важен, как психологический. Тебе лет шестьдесят-семьдесят. Минус эмоциональная незрелость и получаем сорок-сорок пять - баба-ягодка опять. Мы с тобой за одной партой могли бы сидеть, - философствовал он дымом в предрассветные сумерки.
- Не могли бы, - зевала Лера. - У нас с тобой слишком разные школы жизни.
Граф чуть отстранился, чтобы затушить сигарету в пепельнице.
- А от этого никто не застрахован, Новодворская. Даже ты, - и притянул ее ближе, гад. - В чем предмет спора? В том что нам с тобой поговорить не о чем? Так вот, вроде, лежим, разговариваем. Или это ты так меня к интервью подводишь грамотно?
Интервью? Новодворской с сибирским «предпринимателем»? А занимательный мог бы получиться материальчик для блога. Проблема в том, что у Леры в данный момент животрепещит только один серьёзный вопрос к оппоненту. Озвучить который она никогда не решится. Есть категория вопросов, которые невозможно задать, не обнажив личного интереса. Поэтому, Лера перешла от частного к общему, поинтересовалась глобальным:
- Что происходит, Глеб?
Граф засопел. Лера начала считать про себя Миссисипи. На седьмой он выдал:
- Залип я на тебе, Лерочка. Питаю, видимо, слабость ко всему новодворскому.
Смысл слов по венам дошёл до головы и зажег уши и щёки. Залип? Это как? Это что значит в переводе с языка сибирских бруталов на московский эмансипе? Он он сам пояснил, как сумел:
- Словно четвертак с тобой скинул.
- Удивительно, как это у тебя получилось с женщиной, чей психологический возраст приближается к пенсионному.
- На контрасте, Лерочка, на контрасте.
Он ещё что-то говорил про контраст и про полигамию, сетовал, что современные тренды красоты напрочь лишают мужчин ощущения выбора, что все красивые женщины скроены по одному лекалу, все приторные, как сахарная вата, жеманные до оскомины. Сыпал сомнительными комплиментами, разбавляя их острыми укусами и влажными поцелуями, бормотал что-то про самую красивую ошибку в его жизни. Пока не вырубился.
А Лера, моргая в его тисках, давала себе слово впредь не искушать хулиганов своей беззащитностью. Союзы отчаянных журналисток с криминальными авторитетами в природе встречаются крайне редко. И любая такая история достойна своего некролога.
- Не уезжай… - сказал он утром, едва разлепив глаза.
- В смысле… - у Леры больно стукнуло в груди.
- В смысле… - он замолчал. Присосался к бутылке с водой, а напившись, протянул ее Лере, - здесь я тебя держать не могу больше. Из соображений твоей и моей безопасности. В Москву свою не уезжай.
Лера внезапно утратила способность глотать, застыла с водой во рту: ни туда, ни сюда. Сказать ему, что ей и так одиннадцать месяцев куковать на промышленной язык не поворачивался. Секунды сменяли одна другую, а вопрос продолжал висеть в воздухе тяжёлым ребром и не собирался рассасываться сам собою. Можно было, конечно, попробовать захрапеть, мол, она уснула.
