Могучая крепость - Дэвид Вебер

очарован идеей потеть ради потения больше, чем любой другой человек, но большинство из них предпочли овладеть необходимыми навыками здесь, а не пытаться овладеть ими в последнюю минуту перед лицом потенциально чрезвычайной ситуации, связанной с жизнью или смертью в море.

Это, во многих отношениях, было необычное настроение, особенно для экипажей, в которых был такой большой процент неопытных сухопутчиков. Матросы, которых против воли схватили вербовочные отряды, как правило, возмущались тем, что их утаскивают из их уютных домов на берегу — а так же от жён и детей, которые зависели от их поддержки. Учитывая риски боя, не говоря уже о превратностях болезни или несчастного случая, шансы на то, что они когда-нибудь снова увидят этих жён и детей, были не очень высоки. Этого было достаточно, чтобы разбить сердце любому мужу или отцу, но при этом даже не учитывался тот факт, что их принудительная вербовка, как правило, в одночасье обездолила их семьи. Не было никакой гарантии, что те, кого они любили, сумеют выжить в отсутствие своих мужчин, и даже если бы они это сделали, трудности и голод были почти гарантированы большинству из них. В сложившихся обстоятельствах едва ли было удивительно, что принудительно завербованных людей чаще всего приходилось заставлять выполнять свои задачи, часто с расчётливой жестокостью, пока они не сливались в сплочённый корабельный экипаж. Иногда они вообще никогда не достигали этой сплочённости, и даже многим из тех, кто в конечном итоге нашёл бы своё место, просто не хватало опыта — по крайней мере, до сих пор — чтобы понять, почему неустанная подготовка была важна для них, а не просто для их настойчивых, требовательных офицеров и упрямых старшин. Это было не то отношение, которое обычно вызывало жизнерадостное стремление подниматься и спускаться по мачтам в ледяной полдень, когда они могли бы быть под палубами, подальше от пронизывающего ветра.

Однако настроение экипажа «Ракураи» совершенно отличалось от такого настроя. На самом деле, оно отличалось от того, что раньше можно было увидеть на борту почти любого доларского боевого корабля с таким количеством насильно завербованных людей. Отчасти это было связано с тем, что на этот раз было относительно мало жестокости, а та, что была применена, была тщательно рассчитана, соответствовала обстоятельствам, которые её требовали, и была применена с безжалостной справедливостью. Было, конечно, несколько инцидентов, когда в ней не было необходимости, когда боцманмат «старой школы» прибегал к использованию кулаков или чрезмерному увлечению своим «стартером» (верёвки с узлом, используемой для подстёгивания «отстающих»), но их было удивительно мало по сравнению с тем, что произошло бы в большинстве других доларских флотов.

Отчасти это было связано с тем, что так много боцманматов Флотской «старой школы» (и капитанов, если уж на то пошло) погибли в катастрофической кампании, которая закончилась около Каменного Пика и мыса Крюк. Главным образом, однако, это было потому, что новый командующий флотом объяснил свою позицию по этому конкретному вопросу, среди прочего, с кристальной ясностью. И так же потому, что оказалось, что он на самом деле имел это в виду. На данный момент одиннадцать капитанов, которые допустили ошибку, предположив, что он был несерьёзен насчёт своих приказов, касающихся ненужных наказаний или жестокости, были уволены с позором. Учитывая тот факт, что двое из этих капитанов были даже более благородного происхождения, чем сам граф, а один из них пользовался покровительством самого герцога Тораста, ни один из его оставшихся капитанов не был склонен сомневаться, что он имел в виду то, что сказал в первый раз.

Однако была и другая причина — которая проистекала из признания снизу даже больше, чем из сдержанности сверху, и которая снискала графу Тирску степень преданности, почти неслыханную среди принудительно завербованных моряков. Никто точно не знал, как об этом узнали, но на флоте было общеизвестно, что граф лично настоял, что, поскольку флот укомплектован для службы Матери-Церкви, Мать-Церковь должна взять на себя ответственность за благополучие семей принудительно завербованных мужчин. Зарплата простого матроса в Королевском Доларском Флоте была невелика, но Мать-Церковь позаботилась бы о том, чтобы деньги выплачивались непосредственно семье мужчины во время его отсутствия, если бы такова была его просьба. Более того, и это было совершенно беспрецедентно, Церковь пообещала выплатить пенсию вдове любого насильно завербованного моряка, погибшего на действительной службе, а также обеспечить содержание его несовершеннолетних детей.

Всё это помогло объяснить, почему было удивительно мало стонов об отставке, когда капитан и адмирал вернулись на палубу полуюта «Ракураи», и капитан снова потянулся к своему рупору.

— Брам-стеньги поднять!

* * *

— У них получается даже лучше, чем мне бы хотелось, — тихо заметил сэр Доминик Стейнейр, барон Каменного Пика.

Одноногий адмирал удобно откинулся на спинку мягкого кресла, а деревянный ножной протез, заменявший икру его правой ноги, покоился на скамеечке для ног перед ним. Лампы на масле из кракенов ярко горели, свисая с подволока, и спящая громада его нового флагмана была спокойна вокруг него, так как стояла на якоре, пока он наблюдал, как записанные изображения воспроизводятся перед его глазами. Спущенные брам-стеньги возвращались в исходное положение так же плавно, как и опускались, словно управлялись одной рукой, и он покачал головой.

— Согласен, — произнёс в его правом ухе голос Мерлина Атравеса, говорившего из своей дворцовой спальни в Черайасе, почти в семи тысячах миль отсюда. В Королевской Гавани было чуть за полночь, но из окна Мерлина уже виднелись первые, очень слабые признаки ледяного зимнего рассвета. — Конечно, всё это по-прежнему тренировка, при почти идеальных обстоятельствах. И они по-прежнему не так хороши в этом, как наши люди.

— Может быть, и нет, — уступил Каменный Пик. — С другой стороны, никто так хорошо в этом не разбирается, как наши люди, и я бы предпочёл, чтобы так оно и оставалось. — Он снова покачал головой. — Мастерство укрепляет уверенность, Мерлин, и последнее, что нам нужно — чтобы эти люди начали чувствовать себя уверенно, столкнувшись с нами в море. — Он мгновение помолчал, склонив голову набок, словно в раздумьях, затем фыркнул. — Позволь мне исправиться. Предпоследнее, что нам нужно — чтобы они начали чувствовать уверенность в своей компетентности. Последнее, что нам нужно — чтобы они действительно развили эту компетенцию. И это, к сожалению, именно то, что, похоже, делает Тирск.

— Согласен, — повторил Мерлин, на этот раз с чем-то гораздо более похожим на вздох. — Я обнаружил, что, вопреки себе, я скорее восхищаюсь Тирском, —