Лабиринт розы - Титания Xарди

— Тебе-то откуда это известно?

— Знаешь, Грейс,— с улыбкой отмахнулась та,— когда снимается документальный фильм в Южной Америке, приходится попутно узнавать массу бесполезного. Это совсем иная школа, чем там у вас, в развлекательном секторе.

Алекс тоже поглядел на Люси. Они не договаривались держать в тайне ее открытие, которое явилось бы для всех серьезным испытанием и вызвало бы неоднозначные эмоции, но теперь он понял, что никакой особой договоренности и не требовалось. Он понимающе сжал ее руку и сказал:

— Мы опаздываем на ужин. Возьмем вещи с собой в паб, ладно? Здесь их оставлять опасно: слишком они ценные.

Генри выключил освещение в гараже, все снова надели пальто и бодрым шагом двинулись по тропинке к пабу, вдыхая прохладный вечерний воздух.

— Нам от силы пять минут ходьбы,— заверил друзей Алекс. Немного приотстав, чтобы не слышал отец, он обнял Люси за талию и шепнул ей на ухо:

— Всего пять минут ходьбы — и мы у конца радуги.

Они обменялись улыбками.

24

На протяжении всего ужина они оживленно обсуждали вопрос, что подразумевает под собой выражение «подготовиться к Вознесению». Саймон, на время умеривший свое ожесточение против политиков в обмен на удовольствие поделиться с собеседниками своими ценными мыслями по поводу наиболее смехотворных аспектов их теологии, расшумелся не на шутку. Он разглагольствовал о некой приверженке Вознесения, спроектировавшей туалет для себе подобных: чтобы пришествие Христа не застало вас в неудобный момент, прикрепите его изображение на сливной бачок — это должно уведомить ангелов о ваших религиозных позициях. По его словам, существовали и такие, кто каждый вечер ожидал чудесного события и надеялся, что воспарит во время вечерней семейной трапезы и прямо сквозь стропила понесется на воздусях в небеса. А наиболее громогласные из «вознесенцев» утверждали, что католики в целом все толкуют правильно, но их ввели в заблуждение, а Папа Римский является антихристом по той причине, что не позволяет молиться с иноверцами их богам.

— Поскольку других богов не существует, Господь может приревновать и назвать такой поступок «духовным адюльтером»!

Его аудитория завороженно внимала ему. Настроение за столом, поначалу недоверчивое, сменилось на смешливое, а затем и на подозрительное, не злоупотребляет ли рассказчик поэтическими вольностями.

— Это все правда, уверяю вас! — Саймон воздел руки, заранее защищаясь от нападок.— Я понимаю: все это кажется притянутым за уши, но люди, доверяющие подобного рода идеям, относятся без должного критического подхода к элементу фикции, присутствующему в любой пропаганде. Я решил написать в газету большой очерк на эту тему: «Субботнее обозрение» не откажется от хорошей разоблачительной статьи. Ищите на первой полосе.

Генри чрезвычайно заинтересовался новой информацией, но сразу разграничил вздор, который Саймон смаковал с таким юмором, и действительно опасные аспекты подобных верований, признав и политическую заинтересованность некоторых лиц. С оксфордских времен у него остался друг, теперь заведовавший приходом в Уинчестере,— они и доныне частенько встречались за обедом и не теряли связи друг с другом. Генри собирался порасспросить его насчет «христианских сионистов», так сказать, для полноты восприятия. Он также предостерег Алекса от чрезмерной наивности: пребывая в идеалистическом медицинском мирке, легче всего верить, что большинство людей альтруистически стремятся к спасению жизни ближних.

— Я понимаю, Алекс: ты выбрал именно эту сферу, потому что веришь, что она проторит нам путь к лучшему будущему, к сокращению числа болезней, в особенности детских. Ты непогрешимо убежден, будто стволовые клетки — наша основная надежда, но иногда по возвращении с очередной конференции ты сетовал, что далеко не все разделяют твою точку зрения и что их политическое лобби не только не ослабевает, но даже становится все более крикливым. Мы уже обсуждали с тобой, как они пытались обвинить тебя и твоих коллег в присвоении себе функций Господа и, чтобы заставить вас замолчать, доходили до прямой агрессии и оскорблений. Эти люди, многие из которых далеки от каких-либо моральных идеалов, в своих узких целях хотят загнать ваши исследования в рамки, а самые бескомпромиссные из них — те, кто продолжает нападки на тебя и вне конференций,— по духу очень близки фанатикам, о которых говорил Саймон. И если благодаря фамильному наследию ты окажешься в непосредственной близости к людям подобного толка, будь осмотрителен, Алекс. Твои взгляды на жизнь проистекают из выбранного тобой поприща, но ошибкой было бы игнорировать извращенный энтузиазм этих фанатиков. У них донельзя ограниченное мировоззрение, они всё видят по-своему и не собираются даже обсуждать наличие иного восприятия. В их речах сквозит слепая приверженность идее, ненависть, порой даже страх. Эти люди не могут допустить правоты ни либералов, ни ученых, чем дискредитируют ту основу, на которой базируются их убеждения. Всё, что они вычитали в Библии, они наполняют смыслом по собственному выбору, и им вовсе не по нутру, когда кто-то вступает с ними в полемику. Их манию недооценивать просто опасно.

У Генри был мягкий характер, и его пылкая речь встревожила Алекса. Его насторожил тон отцовского предостережения, от которого в воздухе ощутимо запахло опасностью. Надо будет непременно позвонить Максу и Анне — она уже вернулась и скоро приведет сынишку домой,— но не раздувать страсти, чтобы невзначай не напугать. В любом случае главный удар приходится на него и на Люси: только они двое непосредственно связаны с завещанием и с находкой документов.

Люси слушала Генри очень внимательно и ни разу не перебила, но теперь решилась предложить Алексу, если его отец не против, проявить в фотолаборатории Уилла незаконченную пленку: возможно, так они получат какие-нибудь сведения о предмете, хранившемся в саду под плиткой, или хотя о том, где побывал Уилл, прежде чем сесть на паром во Франции. Для Алекса ее навыки явились новостью — оставалось предположить, что Люси действительно знает толк в фотоделе. Однако он высказал опасение, что день выдался длинный и она устала.

— Уже поздно, Люси. Давай я привезу тебя сюда как-нибудь вечерком на неделе, и тогда ты займешься пленками.

Но Люси, все еще под впечатлением от предостережения Генри, не желала откладывать дело в долгий ящик.

— Я бы все же проявила их прямо сейчас. Время работает против нас. А через час я уже настряпаю вам готовые снимки — если, конечно, вы, Генри, меня поддержите.

— Да я вовсе не против! Люси, вы умеете со всем этим обращаться? Сам я ровным счетом ничего не понимаю в проявке фотопленки. А ты, Алекс?

— Люси — дама многочисленных дарований.— Алекс адресовал ей ласковую улыбку.— Но удастся ли нам управиться хотя бы к одиннадцати? Нам всем завтра рано вставать, и выехать придется в семь с чем-то, если мы хотим добраться до Лондона без приключений. После трех дней выходных мне перед работой еще нужно войти в курс дела.

Алекс попросил принести счет, и в ожидании официанта все вместе принялись планировать утренние сборы. Неожиданно Генри вернулся от стойки бара с благостным выражением лица и объявил, что можно идти. Алекс поглядел на него с усмешкой:

— Что ты такое сотворил?

— Сегодня я угощаю. Для меня огромное удовольствие поужинать в компании с четырьмя светлыми умами. Не вздумай спорить, Алекс. Твои друзья спасли меня от тостов с сыром дома в одиночестве. А скептические излияния Саймона по поводу политической «кухни» словно вернули и усадили к нам за стол Уилла. Я уже много месяцев так не смеялся.

Его слова развеселили Алекса. Он и Люси взяли Генри под руки и дошли до дома в гораздо лучшем расположении духа, нежели были по приезде в деревню.

В четверть одиннадцатого Генри с Грейс уже вовсю обсуждали противоречия в интерпретациях Апокалипсиса. Алекс, убедившись, что у Анны дома все в порядке, и позвонив соседу с просьбой покормить его кошку, налил себе вторую чашку кофе. Саймону не сиделось на месте: ему не терпелось узнать, как продвигаются дела у Люси. Он очень удивился, узнав, что у Уилла была собственная фотолаборатория: в наше время мало таких, кто предпочитает сам печатать снимки. Саймону не раз приходилось наблюдать за процессом проявки, но точную последовательность действий он не помнил и не смог бы сам повторить, поэтому захотел присутствовать лично и посмотреть, как это получается у Люси. Он налил себе кофе и, извинившись, удалился в проявочную.

Фотолабораторией служила бывшая кладовая; позже ее снабдили раковиной и подвели водопровод. Дверь оказалась запертой, и Саймону пришлось сначала громко постучать, а потом еще и позвать Люси.