Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас

Она надеялась, что Святой Дух проявит большую верность по отношению к великой герцогине, чем ее законный супруг.

— Я помню это, ваша светлость, — сказала девушка. — Я тогда была еще совсем маленькой и не жила при дворе, но помню, что в городе устроили большой праздник. И конечно, герцог Козимо был еще жив. Его слуги швыряли монеты, и мы с моим братом Джанни дрались за каждое серебряное кваттрино.

При мысли о Джанни острая боль пронзила ее висок, а в голове раздался злобный шепот отца: «Это ты должна была умереть, а не он».

— Я и не знала, что у тебя был брат, — сказала великая герцогиня. Она завязала узелок и протянула руку за новой иглой, со вставленной в нее белой шелковой ниткой — их готовила швея. Взяв новую иглу, великая герцогиня продолжила класть стежки. Интересно, каково это — вырасти в таком окружении, что тебе даже не приходится самой заправлять нить в иглу.

После столкновения с Бьянкой Капелло в палаццо Медичи великая герцогиня сделала Кьяру частью своего внутреннего круга, этакой домашней любимицей, наподобие маленькой гончей Рины, что жила у донны Изабеллы, или Леи у донны Дианоры. Выяснилось, что великий герцог невзлюбил одну немецкую даму из окружения герцогини и бесцеремонно отослал ее обратно в Вену; так что собаки и Кьяра стали новыми игрушками одинокой Иоанны Австрийской. А кроме того, донна Химена, чье доброе сердце было разбито смертью Изабеллы, все больше и больше замыкалась внутри себя. Если она с кем и заговаривала, то чаще всего это были разговоры о постриге в монастырь.

За исключением всех этих молитв — уж слишком много их было — Кьяра в целом была довольна жизнью при дворе великой герцогини. Виви бегала за ней повсюду, ей было приятно знать, что у нее есть живое создание, которое любит ее, которому она нужна. Ведь вся ее семья — бабушка и сестры были так далеко. Сможет ли она когда-нибудь увидеть их снова? Оставалось лишь надеяться и верить, что однажды все они вернутся домой. К привычным урокам чтения и письма добавились новые занятия — с цифрами и формулами. Учитель назвал это вычислением. Конечно же, была и латынь, хотя великая герцогиня не одобряла эти уроки, поскольку латынь ничего не говорила о Боге, церкви и святых. Великий герцог прислал книгу с названием De alchimia opuscula complura veterum philosophorum[73], и Кьяра билась над ней, страница за страницей. По слухам, магистра Руанно выпустили из Барджелло, но Кьяра еще не виделась с ним. Он иногда ей снился, но при пробуждении она помнила лишь обрывки этих сновидений — его рука, крепко схватившая ее за горло или просто лежащая у нее на запястье. Вид его покрытой шрамами руки поверх ее рукава пробуждал в ней ощущение безопасности. Еще ей снилась лаборатория. Возможно, настанет такой день, и они втроем, вместе с великим герцогом и магистром Руанно, смогут снова продолжить работу над opus magnum.

А что если этот день никогда не наступит? Станет ли она из-за этого переживать? Неужели ей есть дело до всего этого теперь?

— Синьорина Кьяра? С тобой все в порядке?

Она отвлеклась от своих мыслей.

— Да, ваша светлость, простите меня. Мой брат погиб… в результате несчастного случая.

— Упокой Господь его душу. А твои отец и мать? Их ведь тоже нет в живых?

— Да, ваша светлость.

— Возможно, наступит такой день, когда великий герцог найдет возможным освободить тебя от обета, ты выйдешь замуж и заведешь своих детей. Дети — великое утешение. Я сама…

Она замолчала, сосредоточившись на паре крошечных стежков, очерчивая крыло белого голубя.

— Я и сама надеюсь еще на одно дитя, — наконец произнесла она. При этих словах ее щеки залились румянцем. — Этот вопрос уже стал всеобщим достоянием. Весь двор следит за тем, насколько часто великий герцог оказывает мне честь… своим ночным присутствием. Кто знает, если на этот раз Господь наградит меня сыном, великий герцог, может быть, тоже возьмет себе девиз Fida Conjunctio.

— Я буду молиться, чтобы так все и вышло, ваша светлость, — сказала Кьяра, прекрасно зная, что даже тысяча молитв и даже молитвы за каждую отдельную звезду на ночном небе все равно не превратят великого герцога в верного супруга. Только не с Бьянкой Капелло, немедленно занявшей место донны Изабеллы, устраивающей пышные приемы и притворяющейся покровительницей поэтов и музыкантов. Только не с Бьянкой Капелло, напоказ выставляющей свой живот каждому встречному.

— Впервые я встретила его в Вене, — сказала великая герцогиня. Ее стежки стали ложиться медленнее, а потом и вовсе прервались, когда она увлеклась воспоминаниями. — Мы… мы были близки по духу… Он и я. Привез мне подарки. Он понравился мне больше, чем герцог Феррарский, и тот женился на моей сестре Барбаре. Они оба были в Вене тем летом. Любопытно, что между их вельможами возникла настоящая битва, ведь герцог Феррарский долгие годы состязался с герцогом Козимо в борьбе за право наследования титула.

Кьяра тоже перестала шить. Левая рука болела, и она была рада возможности дать ей отдых.

— Я думала, что буду, по крайней мере, довольна… Но ошиблась. Ты знала, что во время свадебных торжеств он впервые встретил… ее?

— Нет, ваша светлость, не знала.

— Я тоже не знала, и довольно долго. Они держали это в тайне, но сейчас мне кажется, что я просто не хотела этого замечать. Но потом, несколько лет назад мои придворные дамы осмелились рассказать мне правду.

Она посмотрела на алтарное покрывало с вышитым белым голубем. Голубь один, без пары.

Кьяре хотелось сказать ей какие-то утешительные слова, но как назло ничего не лезло в голову. Великая герцогиня молча сделала еще один стежок, потом еще один, заполняя контур голубиного крыла.

— Магистр Руанно, твой алхимик, — сказала она. — Знаешь ли ты, что он прибыл из Австрии вместе с моей свитой?

— Нет, ваша светлость. — Кьяра почувствовала, как колючее тепло румянца заливает ей щеки. — Я думала, он из Англии. Вернее, не совсем из Англии, но откуда-то оттуда. Он иногда говорит на таком языке, который вовсе не кажется мне на слух английским.

— Он родился в Англии, в месте под названием Корнуолл — «Корновалья» по-итальянски. Эта местность славится своими оловянными и медными рудниками, и этот мальчик, Роханнес, как мы его называли в Саксонии, родился с металлом в крови.

Странно было слышать о магистре Руанно как о каком-то мальчике. Он казался цельным и неизменным, как будто он таким и появился в лаборатории, взрослым мужчиной со шрамами и всем остальным. Она никогда не задумывалась о том, где он жил прежде, откуда взялись шрамы на его руках и как давно они появились. Его было просто невозможно представить себе без них.