Дневник (1918-1919) - Евгений Харлампиевич Чикаленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повторяю, одна у нас надежда — немцы. Если их не разгромят на западном фронте, то они примут все меры, чтобы не допустить победы Антанты и над большевиками. В газетах уже есть сведения, что между советской властью и немецким правительством ведутся какие-то переговоры, даже Ленин собирается ехать в Берлин на совещание с немецким правительством. А если в Московии удержится большевистское правительство до самого всеобщего мира, тогда с уверенностью можно сказать, что мирная конференция признает и санкционирует существование Украинской державы.
Итак, повторяю: большевистское правительство, вопреки своим желаниям, помогло родиться самостийной Украине, так, может, и, вопреки своему желанию, оно не даст ей и умереть.
11 августа
Когда барона Штейнгеля назначили послом в Берлин, я говорил Дорошенко и записал в записках, что считаю его совсем не подходящим, даже вредным для Украины на должности посла, потому что он — правоверный кадет и сторонник единой неделимой России; мое мнение полностью разделял и А.Г.Вязлов, давний близкий друг Штейнгеля, он даже сказал барону, что тот морального права не имеет брать на себя этот пост, потому что не знаком досконально со всеми течениями в украинском обществе. Но Штейнгель позарился на такой высокий пост, а Дорошенко ответил, что барон — такой честный человек, что нельзя допустить, чтобы он делал что-то во вред Украинской державе. Но, получается, что я был прав. Прежде всего Штейнгель начал с того, что свое посольство набрал только из русских и не взял ни одного украинца. А когда убили Эйхгорна, и к нему пришли репортеры от нескольких немецких газет, чтобы ближе осведомиться об этом покушении, то Штейнгель, не зная еще подробностей об этом, позволил себе высказаться, что, наверное, Эйхгорн убит по постановлению украинских демократических партий, которые страшно враждебно настроены против немцев, результатом чего в нескольких газетах немецких появились статьи, в которых высказывалось возмущение против украинцев за убийство Эйхгорна, а польская пресса, которая аж пышет злостью против украинцев, начала агитацию против Украинской державы, выражаясь в том смысле, что украинцы в целом анархисты, неспособные к государственной жизни, и что надо оккупировать Правобережную Украину и присоединить к Австрии, а Левобережную отдать Московии, то есть повторить Андрусовское соглашение (1667), так как только таким образом можно усмирить этот анархистский народ. Одним словом, поляки не оставляют своей мысли завладеть Правобережной Украиной с Одессой, чтобы иметь выход к Черному морю.
Итак, наш посол, вместо того, чтобы защищать интересы и репутацию своего народа в Европе, своими неосторожными словами еще и вредит украинскому народу, о чем я и говорил Дорошенко, высказываясь против кандидатуры Штейнгеля. Не знаю; может ли правительство оставить без внимания такое поведение своего посла, тем более что гетман в грамоте по поводу покушения на Эйхгорна четко высказался, что убийство это совершено великороссом во вред украинскому народу.
12 августа
Газеты переполнены выдержками из немецких и особенно польских газет, в которых обвиняют украинцев в убийстве Эйхгорна и советуют немецкому и австрийском правительству не поддерживать независимую Украинскую державу, а поделить ее между Австрией, Польшей и Московией. Очевидно, агитацию о разделе Украины и в немецкой прессе ведут поляки, потому что эта мысль у них зародилась давно. В начале революции, еще в мае месяце 1917 года выпасом скота в Перешорах заведовал молоденький поляк, беженец из Остроленки[70], по профессии колбасник, большой польский патриот, который принадлежал к партии народовых демократов. Когда у нас заходила речь о будущем Польши и Украины, то он доказывал, что собственно украинского народа нет, и никакой Украины не было и не будет, одним словом, как народовцы говорят: «Нет Руси, ест Польска и Москва!» Украина — это польское «дзике поле», которое поляки колонизировали, культивировали, но после восстания Хмельницкого часть того «дзикого поля», то есть Левобережная Украина, отошла к Москве, а после третьего раздела Польши и Правобережная Украина отошла к России, которую правительство российское оправославило и обрусило, но после этой войны Польша должна объединиться в своих прежних границах. Антанта и правительство Керенского громко заявили, что Польша будет восстановлена, что от Германии и Австрии будут отобраны польские провинции и объединены в единое Польское государство. А теперь Германия обещает Польше, вместо Познани с морским портом в Гданьске (Данциг), дать Польше часть Украины с Одессой, а Австрия вместо Краковщины — даст Холмщину.
Но поляки думают, что в конце концов верх возьмет Антанта и отдаст Польше и Гданьск, Одессу, и Польша возродится в своих исторических границах — од можа до можа.
А после большевистского восстания и после объявления Ц. Радой, что помещичья земля переходит крестьянам, один рабочий, беженец-поляк, говорил мне в Киеве, что земля польских панов на Украине перейдет к польским жолнерам[71], которые воюют в легионах, что так говорят в Киеве все поляки, ибо эта земля исконно польская и должна перейти в польские руки. Очевидно, польская интеллигенция, чтобы привлечь легионеров на сторону польского государства, не допустить их к большевизму, привлекала их тем, что земля в Украине перейдет польским жолнерам, если они ее отвоюют от Украины. И для меня нет сомнения, что если бы в Украину не пришли немцы, то поляки, имея организованную армию, до самого конца своего не зараженную большевизмом, захватили бы Правобережную Украину; немцам приходилось выбивать на Украине польские легионы пушками, потому что те не хотели сдаваться или уходить с Украины, а если бы не немцы, то украинское правительство не имело бы сил отбиваться с одной стороны, от Польши, а с другой — от московских большевиков и если бы
