Сувенир - Пол Хьюсон

Он снова обратился к рукописи: «Се Щит Веры Патрика, его Лорика, ограждающая душу и тело от демонов. Кто будет держать ее при себе, на того бесы без страха и взглянуть не посмеют».

Такси нырнуло в темный тоннель.

Маккей поглаживал кончиками пальцев страницы, переснятые для него библиотекарем. Теперь его снедал страх: могут ли недолговечные слова — слова, ничего более — защитить от такого создания? И если да, то что убережет их лучше самой «Лорики святого Патрика», единодушно почитавшейся древними творением самого святого, «Лорики», которую долгое время высоко ценили и кельты, и саксы, видевшие в ней надежное средство защиты от ужаса, разгуливающего во мраке.

Сила, в некоторых случаях обитающая даже в принадлежавших ему вещах.

Они выехали из тоннеля.

Теперь они подъезжали к мосту Трайборо.

Маккей обернулся и выглянул заднее окно. Меж высоких многоквартирных домов садилось солнце, красное, как гневное око Балора. Они ехали в темноту, прочь от угасающего света.

Опустив взгляд к лежавшим у него на коленях страницам, Маккей наудачу прочитывал отдельные фразы. Среди прочего «Лорика» взывала к свету — к свету во всех его формах.

«Сегодня меня подъемлет сила небес: свет Солнца, сияние Луны, великолепие огня, быстрота молнии, глубина моря, неколебимость тверди земной…»

Профессор скользнул взглядом по странице сверху вниз. Ему в глаза бросилась другая фраза:

«Все силы сии призываю я ныне стать между мною и порождениями зла: противу всякой жестокой безжалостной силы, какая может восстать на тело мое и душу…»

Профессор задумался: защита от жестоких, безжалостных сил иного мира, вроде тех, которых «не увидишь при свете дня, и внутри их — тьма, потрясаемая ледяными страстями»?

Может быть.

Теперь они проезжали кладбище. Справа теснились белые от крыл каменных ангелов надгробия. Маккей недоумевал: может ли в наши дни благословение рядового священника, епископа, даже архиепископа, обеспечить подобную же защиту. Ему хотелось бы так думать. Но, вспомнив неудачное изгнание беса в Куниэне, он отчего-то засомневался.

Они въезжали на пологий, перегороженный заслонкой въезд в аэропорт.

Маккей закрыл чемоданчик.

Он довольно неохотно выпустил его из рук, чтобы отправить через рентгеновскую камеру службы безопасности.

Вытянув шею, профессор пытался разглядеть, что показывает экран монитора. Неясное пятно. Бумаги. Просто-напросто бумаги. Он торопливо вписал в билет свое имя и адрес, прошел под навесом мимо полисмена с карманной рацией, вышел на летное поле и занял место в очереди на посадку.

Когда Маккей вышел из терминала Логанского аэропорта, дул холодный ветер.

Он попытался дозвониться до Киттреджей из таксофона в полутемном помещении стоянки. Линия была занята. Он подождал, еще раз набрал номер. И опять услышал короткие гудки.

Маккей шепотом выругался.

Шагая к машине, он обнаружил, что тревожно поглядывает на пятна тени между машинами на стоянке. Дважды, испытав такое чувство, будто кто-то или что-то следит за ним, он нервно оборачивался. Но никого и ничего не увидел.

Он быстро забрался в машину и запер все дверцы.

Протягивая человеку в будке плату за парковку, профессор хмурился, гадая, как будет объяснять все это Киттреджам. Разве можно было ожидать, что кто-нибудь (особенно с таким скептическим складом ума, как у Шона) поверит подобной истории? Поскольку интересы боггана как будто бы были сосредоточены на Энджеле, возможно, следовало потихоньку подсунуть ей экземпляр «Лорики» с указанием постоянно держать при себе, пока не объявится камень. Решать же, вводить Шона в курс дела или нет, можно было предоставить самой Энджеле. Потом, когда камень снова объявился бы (а профессор чувствовал, что тот появится непременно), кто-нибудь — он сам или один из них — мог бы съездить с ним обратно в Кашель, для защиты прихватив «Лорику».

Заняв место в ряду машин, ожидавших своей очереди проехать через Самнер-тоннель, Маккей покачал головой. С обеих сторон, озаряя однообразный грязно-белый кафель, проносились тусклые полоски света. Идея была неправдоподобной, невероятной целиком и полностью. И все же теперь профессор не осмеливался усомниться. Рассказ Шона, отвратительный истекающий кровью труп Холлэндера, разбитая витрина и то, что сегодня сложилось по кусочкам, оставляли немного места для сомнений. Пусть даже объективное существование боггана оказалось бы иллюзией, фантазией старика — одно Маккей знал твердо, так подсказывало ему чутье: камень воплощал в себе зло, и его нужно было вернуть в Кашель.

Он поехал по Сорроу-драйв и Бэй-роуд. Слева промелькнула знакомая вывеска «Юнион Ойстер Хаус», за ней — серая громада «Массачусетс Дженерал». Возле Массачусетс-авеню он опять свернул влево, на Мальборо-стрит.

В 7:45 профессор подъехал к своему дому.

Дом был погружен в темноту.

Он включил свет в холле и, даже не взглянув на газеты, отложил их на этажерку. При этом он мельком увидел в зеркале свою спутанную ветром шевелюру.

Профессор прошел в кабинет, щелкнул выключателем у двери, положил чемоданчик на обитый кожей стул и живо двинулся к буфету, где держал спиртное. Чувствуя себя вконец измученным и испуганным, он ледяными руками налил глоток брэнди и осушил его. Повернувшись к письменному столу, Маккей зажег латунную настольную лампу и коротко глянул на раскрытый томик, который все еще лежал там со вчерашнего вечера. «Языческая кельтская Британия» Росса. Открытая на странице, посвященной кельтским головам. Хмурясь, профессор снял телефонную трубку и снова набрал номер Киттреджей. Все еще было занято. Снедаемый нетерпением, он вызвал оператора. Пока та проверяла номер, Маккей пристально разглядывал придавленное кружкой с карандашами письмо Ашервуда. Оператор вернулась на линию.

— Прошу прощения, сэр. Номер, который вы набираете, неисправен.

Он попросил ее сообщить об этом. Оператор ответила согласием.

Маккей повесил трубку и ненадолго остановил пристальный, угрюмый взгляд на странице, где говорилось о кельтских головах. Он думал про Холлэндера. Закрыв книгу, он выключил лампу, подошел к стулу и открыл чемоданчик. И уставился на лежавшую там копию «Лорики». Что-то подсказывало ему, что нельзя терять времени, что каждая потерянная секунда играет на руку твари. Она убила Холлэндера и под покровом темноты вырвалась из Института. День она, должно быть, провела в обличье камня, а теперь снова примется действовать… и сколько пройдет времени прежде, чем она отыщет дорогу «домой», в Уолтхэм?

«Лорика» могла оказаться действенным — или же бесполезным — средством против воплощенного в боггане зла, однако что-то подсказывало профессору, что он должен как можно скорее отвезти ее Киттреджам. Возможно, на поверку вышло бы, что этот жест лишен смысла, что это попросту предрассудок — но профессору уже было не до таких вещей, как чувство собственного достоинства или даже благоразумие.