Философская теология: вариации, моменты, экспромты - Владимир Кириллович Шохин

l:href="#n_513" type="note">[513]. Утверждение Дэвиса о том, что серьезное дело всегда требует крови для его решения, также весьма сильное: папа Лев I, убедивший в свое время предводителя гуннов Атиллу оставить в покое Рим, не приносил себя в жертву, а большинство итальянских феодальных войн шекспировской эпохи также не кишели летальными исходами. Но главное не в этом, а в том, что страдания и смерть Христа на кресте хотя и несли в себе последствия грехов, содержали реализуемую возможность «изобильной, преображенной, целительной жизни». Сам ракурс видения искупления должен быть смещен, так как оно «может и должно видеться прежде всего в ракурсе Бога, осуществляющего восстановление и исцеление, а не в ракурсе страдания невинной жертвы, умилостивляющей гневного Бога, склоненного к наложению наказания»[514]. Искупление не должно рассматриваться изолированно от прочих спасительных свершений Христовых, так как оно составляет лишь одну, хотя и важную их составляющую. Остальными Талиаферро называет саму жизнь Иисуса Христа и Воскресение, которые «составляют призыв к нам соединиться с Христом; мы призываемся избавиться от греха с тем, чтобы иметь жизнь подобную жизни воскресшего Христа»[515].

Испытание на «тест Морриса»

Отличие моей позиции от таковой большинства англо-американских теологов заключается в том, что я не считаю возможным предполагать, что для меня открыта структура конкретных мотиваций Богочеловека на Его крестном пути и механизм того, что и как было Им совершено на Голгофе. Я ограничиваю свою компетентность лишь допущением возможности оценивать сами человеческие концепции, которые суть зарисовки этого таинства веры, различая среди них сильно режущие глаз и те, на которые как-то еще можно смотреть. С этой целью предлагается протестировать каждую из четырех моделей понимания Искупления, использовав три критерия Томаса Морриса, на которых уже специально останавливались в другом месте – экспертизу теологических утверждений по критериям соответствия философскому понятию Всесовершенного Существа, выше которого ничего не может быть помыслено (и которым только и может быть теистический Бог), доктрине креационизма (которая отделяет классический теизм от всех прочих форм религиозного мировоззрения) и свидетельствам Библии. Именно в указанном порядке этих критериев заключается специфика философской теологии, тогда как, например, для рассмотрения тех же концепций искупления в кадре догматического богословия их порядок должен был бы быть прямо противоположным[516].

Что касается «теории выкупа», то, как было отмечено, она складывается из нескольких разнородных смысловых тканей, из которых наиболее качественной следовало бы признать формулировку свт. Иринея Лионского о новом возглавлении человеческого рода Вторым Адамом. Она свидетельствует о сверхразумном, но не противоречит ни одному из обозначенных критериев, как и предполагаемое в ней допущение определенного Его попущения Его тварному оппоненту вследствие того, что было совершено Его избранным творением в Эдеме[517]. Однако и концепция правовой Его сделки с диаволом (которая сильно отличается от идеи Провидения), и позиционирование Его в качестве хитрого птицелова, мышелова и рыболова, прямо противоречащее «честной сделке», прямо противоречит и идее «Того, выше чего ничто не может быть помыслено» и креационизму. Противоречат они и Писанию, свидетельствующему о том, что даже вселиться в свиней Его «оппоненты» могли только с Его соизволения, сердечно радуясь, что их не послали в бездну (Лк 8:31–33, ср. Мф 8:31–32, Мк 5:12–13). Потому ни о нечестной сделке, ни даже о честной с диаволом речь идти никак не может, а картина, нарисованная свт. Григорием Нисским и некоторыми другими патристическими авторами вслед за Оригеном (см. выше), должна оцениваться преимущественно только с художественно-риторической точки зрения. Но и на этом уровне она не совсем соответствует психологии (если, конечно, у падших духов есть душа в нашем понимании): источник зла не заблуждался относительно того, с Кем он имеет дело, и потому разоблачители его относительной наивности его явно недооценили[518]. Другая существенная аберрация в «теории выкупа» была связана с тем, что было перепутано, кто с кем собирается вступать в договорные отношения: на самом деле это был диавол, который обещал Иисусу за признание его власти все земные блага (Мф 4:8–10).

Не проходит по тем же критериям и гораздо более авторитетная теория сатисфакции. Тот ее педагогический пафос, который упорно раскручивает Ричард Суинберн, опровергается самим примером, на который он делает столь значительную ставку. Элеонора Стамп совершенно права, что «сатисфакционисты» лишают Бога милосердия (так как на деле долг не прощается, а просто переносится), оставляя за Ним одну только очень сомнительную справедливость при взимании штрафа с Невинного за повинных. Я думаю, что с точки зрения «Того, выше чего ничто не может быть помыслено», Его принижение до уровня шерифа, который взимает весь долг с того, о ком он знает, что он точно невиновен, потому что с ковбоя взятки гладки, является, если уж говорить о моральном ущербе, оскорблением большим, чем то, которое было нанесено Ему Адамом. Ведь скорее всего Адам, в отличие от профессиональных философов, еще не изучал метафизику и не работал с категориями. Так Ансельм-метафизик опровергает Ансельма-сотериолога. Да и с точки зрения креационизма эта картинка не проходит. Если уж Стивен Дэвис решил подпереть сатисфакцию трагедией Шекспира, то с ним можно успешно поспорить на той же территории. Мог ли бы король Лир нанести моральный ущерб Шекспиру своим неразумным самолюбием? Или возьмем уже подлинных чудовищ: могли бы нанести ему таковой ущерб леди Макбет или Яго? Скорее всего никто из тех, кто в своем уме, не ответит на этот вопрос положительно. А ведь все нужные параллели тут есть. Названные персонажи являются созданиями Шекспира в такой же мере, как сам Шекспир созданием Творца. Но на деле разница есть и тут: онтологический разрыв между драматургом и его персонажами меньший, чем между Творцом и драматургом[519]. Да и сами юридические термины отношений как таковые, с которыми работает теория сатисфакции, теистической теологии противоречат, так как субъекты юридических отношений должны быть онтологически достаточно равноправными. Не подтверждается эта теория и текстами Писания[520], так как сами понятия удовлетворения (satisfactio) и заслуги (meritum) появляются много позднее и кладутся в основании другой теории – индульгенций.

Почему же, несмотря на очевидное для очень многих теологов и философов несоответствие между теистическими отношениями Бога и Его созданий и чисто антропоморфной понятийной системой, их оформляющей, от идеи сатисфакции до конца очень мало кто готов был отказаться как на Западе, так и в России?