Траектории СПИДа. Книга первая. Настенька - Евгений Николаевич Бузни

строилась и без труда не выловишь рыбку из пруда, а стало быть, нужно упорно работать для постепенного улучшения жизни, поскольку благополучие само по себе не приходит, то теперь предлагалось показать народу всю неприглядность его сегодняшней жизни, подводя постепенно к мысли о том, что нынешнее руководство страны да и вся система ведут людей не туда.

Секретарю Московского горкома партии Ельцину невозможно было не знать, что сам он ежедневно спешит через всю Москву, останавливая всё движение, летя на своём радиофицированном ЗИЛе с одного совещания на другое, что без этого никак нельзя было успеть всюду, где необходимо было присутствие крупного партийного руководителя. Он это хорошо знал, как и то, что об этом не должны были сегодня говорить другие. Для этих самых других пошла байка по Москве, будто новый секретарь горкома расхаживает по улицам столицы пешком, заходит в магазины, стоит в очередях и к своему удивлению не получает куска дефицитной телятины, которую по его сведениям в магазин завезли совсем недавно. Рассказывают при этом, кто пострадал за сокрытие мяса от покупателей и что вроде бы после этого дефицит в магазине появился. О том, что в других сотнях и тысячах магазинов от этого ничего не изменилось, никто ничего не говорил.

Впрочем, это не он первым изобрёл такое средство приобретения популярости. В маленьком южном городке Ялте, где покойному ныне Генсеку Никите Хрущёву, когда он ещё не был широко известен по портретам, довелось отдыхать в своём правительственном санатории. В перерывах между процедурами отдыха он тоже посещал магазины портового городка и в ответ на грубое обращение продавца к незнакомому ей покупателю неожиданно спрашивал:

Что это вы так разговариваете? А вы знаете кто я? Я Хрущёв.

Бедная проштрафившаяся продавщица, наверное, при этом падала в обморок, услыхав столь знаменитую фамилию, рядом с которой в подтверждение сказанного вырастали, как из-под земли, городские власти с многозначительными увольняющими с работы взглядами на лицах.

Тогда это очень радовало обывателей, страдавших иногда от подобного хамства продавщиц, на которое они сами не могли ответить ни своим бедным авторитетом, ни чем либо иным. Так что слух об этом факте немедленно разносился по всему городу. Конечно, об этом вскоре забыли, давясь от смеха над кукурузными потугами Хрущёва и его грозными потрясаниями башмаком с международной трибуны. Зато Ельцин этого не забыл и перенимал опыт предшественника, тщательно продумывая каждую деталь.

Известно, между прочим, что Гитлер, готовясь к выступлению перед народом, репетировал совой знаменитый взмах руки перед зеркалом, что весьма помогло ему в завоевании популярности и власти.

Другая байка пошла о том, что зарождающийся народный герой Ельцин ехал в трамвае весь долгий путь, чтобы проверить, как рабочий человек может успеть к началу смены на свой завод. То, что после этого на данном именно маршруте что-то изменилось, а в остальных местах очереди на остановках в ожидании трамваев, троллейбусов и автобусов нисколько не сократились, никем не обсуждалось, но факт появления секретаря горкома в общественном транспорте становился предметом разговоров.

Кто может усомниться в том, что добавить пару автобусов на маршрут, сняв их с других рейсов по приказу большого начальства значительно легче, чем решить проблему транспорта всего города, не говоря уж о целой стране? Но ведь новому боссу нужно было не решение проблем, а завоевание популярности. В лицо Ельцина, как некогда Хрущёва, знали ещё немногие, его душу не знал никто. Нужно было создать образ заступника народа, и он создавался.

Между тем, лишь единицы могли рассказать о том, как, будучи ещё секретарём Свердловского обкома партии, Ельцин уже проводил в жизнь будущие московские эксперименты. Только там это было полегче. Там он был полновластный хозяин и ему ничего не стоило однажды, готовя очередное крупное совещание, запретить руководителям всех рангов приезжать в областной центр на служебном транспорте. Всем пришлось ехать городским общественным автобусом, троллейбусом, трамваем, что и вызвало вполне естественно опоздание многих. Шума и смеха было много вокруг этого, но проблема транспорта в области тем самым не разрешилась, ибо и до этой истории всем было известно, что средств на снятие транспортных проблем не хватает и большой дефицит хороших водителей будет ещё долгие годы давать знать о себе.

Тем временем свои люди у Ельцина появляются в "Московском комсомольце", "Московских новостях", работающих на зарубеж, в еженедельнике "Аргументы и факты". Они первыми начинают серии публикаций, раскрывающих глаза обывательскому читателю на то, что в стране свирепствуют организованная преступность, наркомания, проституция, армейская дедовщина, беззаконие.

Система взглядов, укоренившаяся за десятилетия советской власти, привыкшая не выносить сор из избы, дабы не радовать им своих противников, приученная гордо нести своё знамя, пусть даже ступая босыми ногами по земле, привычная система говорить при народе, что всё хорошо, а в тиши кабинетов распекать за допущенные промахи, эта система не могла принять возникшее неожиданно прямо противоположное направление открытой для всех печати.

Нет, это не значит, что в прежние времена не было критики вообще. Она была и часто нелицеприятной. Однако ей никогда не позволялось, во-первых, подниматься выше допустимого уровня. Районная печать не имела права ругать районное начальство, областная – областное, центральная – руководство страны. Наоборот можно было. Поэтому, если хотели журить район, писали в областные газеты, область – в органы центральной печати, ну а выше вопрос ставился совсем иначе. Там была своя система критики и устранения недостатков, в которой массы почти не принимали никакого участия.

Во-вторых, никому не позволялось отдельно имевшиеся недостатки представлять в виде национальной трагедии и пугать этим население.

Начавшаяся же волна новой критики поразила прежде всего тем, что касалась и недвусмысленно святая святых – высшего партийного ру-ководства. И элита власти взбудоражилась, возмущённо загрохотала: "Как так? До нас добрались? Кто позволил? Что это там за Полторанин выискался? Убрать немедленно!" И хотели, как обычно, к ногтю человека за нахальство, да, может, в Сибирь-матушку, ан не произошло, не получилось. Что ж такое?

А всё было почти просто. На пути карающего, не знавшего ранее промахов, меча партийной морали вдруг появился выскочка Ельцин и весьма твёрдо мрачным голосом чуть с хрипотцой заявил: “Не трожьте Полторанина". И дал понять: “Это мой кадр".

"Да ты-то кто?" – хотели, было, цыкнуть на него старые партийные зубры.– "Пришёл из глубинки, туда можешь и кануть навечно. Тоже ещё шишка на ровном месте".

Но за этой шишкой твёрдо встал Горбачёв, а за ним стоял ещё кто-то, и Полторанина не тронули, как затем и других смельчаков под крылом Ельцина.

Жаждавшие свободы пера