В Буэнос-Айресе - Александр Афанасьев

Хорваты ощутимо занервничали.

— Вы правильно поняли. Я упаду — и вам всем конец. Но, кроме того, я не убивал твоего отца, Дмитрий. Я договорился с ним, зачем мне было его убивать?

— Ты единственный знал, где он будет.

— Да, и его охрана. И ЦРУ. Он опасный свидетель. Свидетель того кто и как вкладывает тут бабло. Ты знаешь о том, чьи деньги вкладывал тут твой отец? А?

Дмитрий встал перед психологической дилеммой. Либо он говорит, да, и тогда верит мне — либо нет и теряет авторитет перед своими. Потому что, если он не знает дел своего отца, то и новым боссом он стать не может, верно?

Он решил пойти в контратаку.

— Мой отец перед смертью решил говорить именно с тобой. Почему?

— Потому что он знал, кого я тут представляю и ссориться не хотел. Мы договорились. — Теперь в контратаку перешел я. — Тот автомат, который нашли на крыше, из которого убили твоего отца. Он был русский, так? И потому ты подумал, что это сделали мы, русские. У тебя есть друзья в полиции? Позвони, спроси, какого года выпуска этот автомат.

— При чем тут это?

— Если он с восемьдесят пятого по девяносто первый, то я тебе кое-что объясню.

Дмитрию было явно некомфортно — он не знал, как делаются дела, он понимал, что не все согласны с его лидерством и некоторые только и ждут подходящего момента… и он понимал, что в него сейчас целится снайпер. И он, может, даже понимал, что кому-то из его пристяжи было бы очень удобно, если бы наследного принца грохнули русские на разборке. Конечно, при одном условии, что они сами не пострадают.

Но такой гарантии никто не давал.

Дмитрий достал телефон, позвонил по одному номеру, потом по другому. Ему все объяснили, он закрыл разговор.

— Восемьдесят восьмой год. И что это значит?

Есть!

— Когда наши, русские войска были в Европе — им поставлялось самое новое оружие. Потом, когда они ушли оттуда — большая часть этого оружия оказалась на Украине, и попала к торговцам оружием. В русской армии — и у русских вообще — нет оружия таких лет выпуска, у нас большинство оружия — новое. У украинцев нет денег на покупку нового, потому они пользуются старым оружием. Восемьдесят восьмой год — как раз такое оружие. Оно позволяет установить оптический прицел.

Может, я был прав, а может, и нет — скорее всего, всякое могло быть. Но я выложил карты на стол. От Дмитрия зависело — поверит он этому рассказу, или нет и подставит себя под пули. И решение надо было принимать при своих, на глазах у всех.

И он сказал:

— Я тебе не верю, русский.

Что ж.

— А я не верю тебе. Но другого объяснения у меня нет. Хочешь, принимай это, а нет — мы оба умрем. Ты так точно.

Я стоял и знал, как ему хочется выстрелить в меня. И как он борется со страхом — он закончил университет в Лондоне, и просто не готов к такому. Он хотел бы поставить себя перед остальными — но…

Я заметил, как рука одного хорвата — сдвигается к карману.

— Умереть хочешь? Ты, с бородой.

— Какого черта!

— Такого…

— Хватит!

Это сказал Дмитрий.

— Не могу сказать, что я поверил тебе, русский. Но ты и в самом деле можешь быть непричастен к смерти моего отца. Я проверю, то что ты сказал. И если ты солгал… мы еще увидимся.

Я победил.

— Хоть десять раз на дню.

…

Когда машины хорватов отъехали — ко мне подошел Трактор. Он целился с третьего этажа недостроенного торгового центра, и у него у единственного был выход на микрофон, который я прицепил на воротник. У нас был уговор, что слышит меня только он и по условному слову или по обстановке — он начинает стрелять, а за ним — все остальные. Договорились так потому, что иное было сильно рискованно. Один стрелок — все же не четыре, мало ли кто и как поймет.

— Сожрут его, — сказал он.

— Да, — согласился я, — сожрут.

— Дальше что?

— Подгоняйте машины, возвращаемся…

…

А у офиса — нас ждал новый сюрприз — Сикерд. В открытую.

Я, глядя на это, только выругался: он что — того? Даже при всем местном бардаке и при том, что Аргентина — явно не приоритетное направление для ЦРУ — с развитием технологий вообще нельзя ни в чем быть уверенным. Можно попасть на камеру наружного наблюдения — а через пять лет запись просмотрят.

Я подумал. Какого черта…

— Вышли все… поднимайтесь наверх и меня там ждите.

Трактор, а за ним и все остальные — покинули джип. Я мигнул фарами, Сикерд понял сигнал и подошел.

— Какого, б…, хрена?

— Времени нет. Совсем.

— Ну?

— Короче, проект, который развивал Костенко — это не наш проект. Это проект ДИА.

— Наркотики?

— Нет, разведывательное оборонное агентство. Была межведомственная рабочая группа. Военные имели связи с украинскими радикалами, они все прошли через Яворовский полигон. Чтобы ты понимал, ЦРУ и настояло на закрытии этого проекта. Это безумие — при поддержке американцев создавать террористическую организацию. В такое дерьмо мы еще не вляпывались.

— Ой-ли.

— Не вляпывались. Бывало что мы поддерживали уже имеющиеся радикальные группы, но чтобы самим создавать — это полный п…ц.

Да как сказать. В свое время — якобы как готовая партизанская сеть на случай оккупации Европы Советами — американскими военными и ЦРУшниками была создана сеть Гладио — сеть тайных ячеек из крайне правых. Если где то она так и осталась спящей — то в Италии например, она несет ответственность за взрыв вокзала в Болонье, за гибель сотен людей. В Турции сеть Гладио совершила государственный переворот в начале восьмидесятых…

— … Костенко ввез сюда двадцать шесть человек, все с боевым опытом, все — прошли Яворовский полигон и АТО. Все они — из крайне правых.

Сикерд порылся в кармане, достал флешку.

— Вот здесь всё. Данные на всех, кого отобрали для этого проекта, данные на самого Костенко, материалы перехвата по нему из Эшелона. Через сутки — информация автоматически сотрется.

Я взял флешку.

— Почему ты это делаешь?

— Проект закрыли. Когда его куратор сказал ему об этом, Костенко его убил. Еще одно нападение произошло в США — там погибло несколько человек, разгромлена и сожжена точка безопасности…

…

— Мы и вы — навсегда останемся врагами. Но когда третьи лица используют нашу вражду в своих