Тайная игра - Анастасия Юрьевна Воскресенская

– Что?

– Знаешь, не так уж там было и плохо. С улицы гребли всех беспризорников, которых могли поймать – только-только война закончилась, шли тотальные проверки. Самым младшим в школе было двенадцать-тринадцать, а старшие – уже здоровенные лбы, восемнадцать-девятнадцать, но их быстро увозили к дистингерам. Дис наврала про наш возраст, документов-то никаких не было. Ребята напуганные, несчастные, почти все потеряли родителей. Родственники иногда находились, но редко. Я, знаешь, подружился там… Неплохие были ребята. Йо́наш пел так здорово… а Ви́тус – математик от бога: задачи решал лучше меня и в шахматы играл. Ну, бывало, дразнили. Скучал я потом по ним, представь.

Виз помолчал, вздохнул, заново накалил кончик виргулюма и продолжил работу над крошечным големом. Серебряные спиральки одна за другой погружались в голубоватую глину.

– Ты и среди магов друзей мог бы завести, – неуверенно сказал Лео.

– Мог бы. Да не захотел. Одни воротят морды от артефактов, мол, фу, это профанация и искажение предназначения магов в этом мире. Если ты маг, то будь добр – используй исключительно собственный канденций, а до абсолюта не дотрагивайся. Другие загибают еще круче и приравнивают аргилус к абсолюту. Мол, делать големов – та же артефакторика, а что некоторые фейские семьи испокон веку создавали големов – так, значит, они испокон веку порченные, и надо вообще пересмотреть, кто по праву хозяин их долин… Третьи спорят о разницах между инволютивными и клипотическими духами, и на какой козе к ним подъехать, и как захомутать, а надо ли это делать – вообще не обсуждается. Четвертые не нашли занятия интереснее, как насмерть бодаться за унификацию изображения системы сефир – в виде дерева или же наподобие десяти вложенных друг в друга яиц, потому что в этом же и состоит смысл жизни. Насчет цвета и оттенка сефир тоже есть вопросы, причем оппоненты демонстративно не разговаривают друг с другом даже на родственных праздниках, которые я, кстати, особенно ненавижу!

Голос Виза, всегда тихий и спокойный, тревожно повысился. Он шумно выдохнул через нос – был бы драконом, спалил бы и верстак, и работу.

– Жаль, – сказал Лео, – жаль, что мы оба не застали кафедру Дагды Гиллеана.

– Да, жаль… Забыл еще пятых, ешкин кот! Которые, как моя драгоценная сестрица, сначала не помнят о моем существовании месяцами, а потом заявляются и просят – сделай-ка нам артефакторной взрывчатки, милый братик, да побольше. И големчиков-самоубийц тоже налепи в комплект к взрывчатке. И тогда мы еще месяца на два про тебя забудем! У нас же там война! Надо побольше народу убить, Красный Лев-то недостаточно ухайдокал!

– Виз, ну не злись на нее.

– Не злюсь. Тоска просто берет. Мало того, что сами не могут в мире жить, так еще требуется, чтобы я делал им эту дрянь.

– Так откажись.

– Ты что, Дис не знаешь? Она вместо голема-самоубийцы сама полезет. И я, конечно, буду виноват, да и вообще… жалко. Сестра, как-никак. Я и так для всех ренегат какой-то. Сижу тут, ни во что не вмешиваюсь. «Ты уж определись, Визант, нельзя всю жизнь голову в песок прятать». В гробу я видал этот ваш «исторический процесс»!

Виз зло ткнул виргулюмом куда-то внутрь глиняной заготовки и выругался – каст для сапфирового глазка встал косо.

– Демоны паскудные, голем у тебя будет с глазами в кучу. Ну да ладно, функциональность он не потеряет.

– Теперь на камбалу похоже. У него точно обзор будет нормальный?

– Точно. Я на нем еще один состав новый испытаю. Будет принимать окраску той поверхности, на которой находится. Он же не самоубийца?

– Ну нет. Я бы хотел, чтобы голем подольше прослужил. Он мне вообще пригодится, не только для этой задачи.

– Прослужит. Осточертело уже расходники клепать, честное слово, у меня тут не конвейер. Сами бы лепили, борцы неутомимые. И хоть бы одна пафосная рожа аргилуса подкинула! Не говори Дис, что ты мне контейнер приволок.

– Не скажу, – улыбнулся Лео.

Виз что-то подстукивал серебряным молоточком, подрезал стеком с петелькой, паял виргулюмом, а Лео прихлебывал остывший чай, грыз каменный сахар и ждал.

Слова Виза были горькими, но отчасти справедливыми. Вот только увы – против столь им ненавидимых исторических процессов не попрешь, дядя прав. Развиваются артефакторные технологии у людей, значит строятся заводы и возникают крупные коалиции владельцев этих предприятий. Потом они начинают торговать с другими странами и к тому же делать артефакторное оружие. Потом им нужен абсолют, все больше и больше – эти их лайнеры и автомобили жрут прорву энергии, – и вот кто-нибудь из влиятельных простецов, отвыкших кланяться магам только за то, что они маги, Дениэл Крид, например, глава Артефактория, задается наконец вопросом: почему мы разрабатываем мелкие месторождения за тысячи километров от наших фабрик и заводов, тогда как в долинах абсолюта завались, и он буквально под рукой?

Что ж, надо отдать простецовым промышленникам должное: сначала они пытались делать предложения. Мол, сколько процентов дохода нужно, чтоб вы позволили разрабатывать долины и пустили туда технику. Случались… смертельные недопонимания.

Лео тяжело вздохнул. Временами хотелось согласиться с Бертой и оказаться вне исторических процессов. Запереться в долине и делать вид, что ничего не происходит.

– Держи, готово. – Виз поставил четвероногого кроху-голема на верстак, и тот бестолково закопошился, поблескивая сапфировыми глазками. Один глаз стоял ровно, а второй криво. – Подвесь сразу на себя, чтоб я не морочился.

– Хорошо, давай. Ого-о, вот это да!

Маленький голем исчезал прямо на глазах, сливаясь с поцарапанной, заляпанной и кое-где прожженой поверхностью. Через несколько мгновений различить на верстаке можно было только пару едва заметных голубых искорок.

– Это не крысарий, – сказал восхищенный Лео, протягивая руку к якобы пустому месту, – это хамелеонарий.

Виз фыркнул.

– Хамелеонарий. – Он попробовал слово на вкус, покачал головой. – Хм, это даже для меня слишком. Нравится?

– Еще бы!

Лео поднял ладонь, разглядывая кроху. Он и правда немного походил на крысу – размерами и формой тела и длинным голым хвостом с лезвием на конце. У него имелись четыре лапы с пальчиками и присосками, а вдобавок к ним две пары манипул на голове. Еще одна – длинная и тонкая, свернутая спиралью, как хоботок бабочки, она пряталась под треугольной пластинкой личины. Если бы не смещенный сапфировый глаз, то лицом голем напоминал бы богомола. А так он напоминал камбалу, что правда, то правда.

– Спасибо тебе огромное, дружище! Ты все-таки гений у нас, тетя Кристина гордилась бы тобой