Употребитель - Алма Катсу

Держа в руке свечу, я выскользнула из спальни и спустилась по черной лестнице в кладовую. Прошла по сырым подземным коридорам и добралась до той комнаты, где еще совсем недавно валялась на полу, истекая кровью.

Затаив дыхание, я на цыпочках подошла к сундуку, стоявшему у дальней стены, и подняла крышку. Внутри лежала мерзкая сбруя. Ремни одеревенели от моего пота. Увидев жуткую упряжь, я чуть было не опустила крышку, но, совладав со страхом, заметила в уголке сундука маленький узелок. Я протянула руку и достала мужской носовой платок, сложенный так, что получилась маленькая подушечка.

Я приподняла уголок платка и увидела… серебряный сосуд. При свете свечи серебро мерцало, словно елочная игрушка. Это мерцание было зловещим. Меня словно бы предупреждали. Но я уже зашла слишком далеко и не собиралась поворачивать назад. Сосуд был моим. Я сжала его в кулаке, прижала к груди и поспешно ушла из подземелья.

Глава 31

Провинция Квебек, Канада

Наши дни

Небо за окном номера в мотеле стало сине-черным, цвета чернил в шариковой ручке. Люк и Ланор не закрыли жалюзи. Теперь, удовлетворив страсть, они лежат рядом и смотрят в окно, на северные звезды. Люк проводит кончиками пальцев по плечу Ланни, восхищаясь тем, что ее кожа словно бы светится. Кожа у Ланни молочно-белая, с россыпью крошечных золотистых веснушек. Ее тело — коллекция плавных изгибов. Люку хочется бесконечно прикасаться к ней. Ему кажется, что он словно бы забирает себе какую-то частичку Ланни. «Быть может, — думает он, — таящееся в ней волшебство делает ее такой красивой?»

Он не может поверить, что ему выпало такое счастье — оказаться в постели с этой женщиной. У него смутное ощущение, словно он — грязный старик, ласкающий юную девушку. У него давным-давно не было такого потрясающего секса — возможно, потому, что и он сам, и его партнерши были чересчур эгоистичны. Он может представить себе, что бы сказали его жена и друзья, увидев Ланни. Они решили бы, что он угодил в тиски кризиса среднего возраста, не иначе, если взамен на секс вздумал помочь женщине, у которой большие проблемы с законом.

Ланни смотрит на Люка и улыбается. Она так хороша. Люк гадает, что она могла найти в нем. Он всегда считал себя самым обычным человеком: средний рост, умеренная упитанность — но уж точно ничего достойного восхищения. Чего стоят одни лишь длинные «проволочные» волосы странного цвета — что-то между песочно-каштановым и светло-русым… Пациенты считают его постаревшим хиппи — кем-то вроде туристов, обрушивающихся на Сент-Эндрю летом, — но Люк считает, что это из-за того, что он склонен к неряшливости, когда некому о нем заботиться. Люк гадает: «Что она во мне нашла?»

Но задать этот вопрос он не успевает. За окном мелькают какие-то тени. Значит, кто-то ходит по дорожке. Люк едва успевает сесть перед тем, как в дверь громко стучат, и зычный мужской голос отрывисто произносит:

— Откройте, полиция!

Люк задерживает дыхание. Он не способен ни думать, ни реагировать, ни действовать, но Ланни одним прыжком вылетает из постели, оборачивается простыней и бесшумно удаляется в ванную. Как только она скрывается за дверью, Люк встает, закутывается в одеяло и открывает дверь.

Порог переступают два офицера полиции. Они светят Люку в лицо фонариками.

— Нам поступил сигнал насчет того, что тут мужчина занимается сексом с малолетней… Не могли бы вы включить свет, сэр? — говорит один из офицеров.

Он явно едва сдерживается и готов прижать Люка к стене и прижать к его шее полицейскую дубинку. Оба офицера таращатся на обнаженную грудь Люка и на одеяло, обернутое вокруг его бедер. Люк щелкает выключателем, номер озаряется светом.

— Где девочка, которая зарегистрирована в этом номере?

— Какая девочка? — выдавливает Люк. Горло у него сухое, как пустыня Сахара. — Видимо, произошла ошибка. Это мой номер.

— Значит, здесь вы зарегистрированы?

Люк кивает.

— Я так не думаю. Администратор сказал нам, что в этом крыле здания снят только один номер. И снят он девочкой. Она сказала администратору, что снимает номер для себя и своего папы. — Полицейские теснят Люка назад. — Хозяин мотеля сказал, что слышал тут звуки вроде секса, а поскольку администратор знал, что номер сняли отец и дочь…

Люк в панике. Он не понимает, что делать. Зачем Ланни потребовалось лгать?

— О, вот вы о чем. Со мной тут девушка, поэтому я и сказал, что это мой номер… но она мне не дочь. Не знаю, зачем ей понадобилось так говорить…

— Вот именно. — Полицейских он явно не убедил. — Не возражаете, если мы войдем и осмотрим номер? Нам бы хотелось поговорить с девушкой… Она здесь?

Люк замирает на месте и прислушивается. Он не слышит ни звука и гадает, уж не удалось ли Ланни каким-то образом ускользнуть. В глазах полисменов он видит плохо скрываемое возмущение. Им явно не терпится повалить его на пол и рассчитаться с ним за всех соблазненных гадкими папочками дочек, которые встретились им за время их службы. Люк готов лепетать оправдания, но вдруг он замечает, что полицейские смотрят ему за спину. Он оборачивается, судорожно придерживая на бедрах дешевое одеяло персикового цвета.

Ланни, закутанная в простыню, пьет воду из обшарпанного красного пластикового стакана. В ее глазах — хорошо разыгранное изумление и смущение:

— О! А я-то думаю — кто стучит. Добрый вечер, офицеры. Что-нибудь случилось?

Полисмены, прежде чем ответить, внимательно осматривают ее с ног до головы:

— Вы на себя зарегистрировали этот номер, мисс?

Ланни кивает.

— А этот мужчина — ваш отец?

Ланни невероятно смущена:

— О господи, нет. Нет… Сама не знаю, зачем я так сказала администратору. Наверное, я побоялась, что он не сдаст нам номер, потому что мы не женаты. Он мне показался таким… строгим. Но я подумала, что это не его дело… вообще-то.

— А-га, — глубокомысленно кивает один из полицейских. — Придется посмотреть ваши документы.

Полисмены стараются вести себя бесстрастно. Это не так просто. Теперь они злятся из-за того, что в номере нет никакого извращенца, которого следует предать в руки правосудия.

— Вы не имеете никакого права вторгаться сюда. Все произошло по обоюдному согласию, — говорит Люк, обнимая Ланни. Он хочет, чтобы полицейские ушли как можно скорее. Он устал от этой нервотрепки.

— Мы просто хотим увидеть доказательства того, что вы не… ну, вы понимаете, — бормочет младший из двух полисменов. Он наклоняет голову и нетерпеливо машет фонариком.

Выхода нет. Придется показать им водительские права Люка и паспорт Ланни — в надежде, что через канадскую границу пока не дошли вести из Сент-Эндрю.

Вскоре Люк понимает, что волнения напрасны. Офицеры так расстроены и разочарованы, что документы просматривают быстро и поспешно ретируются, бормоча извинения. Как только они уходят, Люк закрывает жалюзи на окне, которое выходит на дорожку, идущую вдоль мотеля.

— О боже! — восклицает Ланни и падает на кровать.

— Нам надо уехать. Будет лучше, если я отвезу тебя в город.

— Я не могу просить тебя снова рисковать ради меня.

— Но здесь я тебя бросить не могу, верно?

Люк одевается. Ланни бежит в ванную и плещется под душем. Люк проводит рукой по подбородку и чувствует, что отросла щетина. Прошли сутки после того, как он в последний раз брился. Он решает посмотреть, все ли в порядке на автостоянке. Просовывает палец между планками жалюзи и смотрит. Полицейская машина стоит рядом с универсалом.

Он опускает руку:

— Проклятье. Они еще здесь.

Ланни отрывает взгляд от чемодана, в который спешно укладывает вещи:

— Что?

— Эти два копа, они еще здесь. Похоже, лицензионную табличку проверяют.

— Думаешь?

— Возможно, хотят удостовериться, что у нас нет приводов. — Люк теребит нижнюю губу, он размышляет.

Вряд ли канадские полисмены мгновенно получат ответ насчет регистрации автомобиля в США. Данные придется прогнать через компьютер, на это потребуется время…

Люк поворачивается к Ланни:

— Мы должны уходить, немедленно.

— А они не попытаются нас задержать?

— Брось свой чемодан, брось все. Просто оденься.

Они, взявшись за руки, выходят из номера и направляются к универсалу. В дверце полицейской машины опускается стекло.

— Эй, — кричит полицейский, сидящий справа. — Вам пока нельзя уезжать.

Люк отпускает руку Ланни и подходит к полицейской машине:

— Почему? Мы ничего плохого не сделали. Мы показали вам документы. У вас нет никаких причин нас задерживать. Между прочим, это уже смахивает на притеснение.

Офицеры переглядываются. Они не слишком уверены в себе, и слово «притеснение» им не очень нравится.