Девятый Замок - Хаген Альварсон

Теперь усмехнулся Тидрек.

— Благодарю, искуснейший из мастеров, но это ни к чему. Тот не зовется умельцем, кто не работает своим инструментом.

Сталь и золото звенели в молодом и уже хриплом голосе. Бородатые мастера переглядывались, ошарашенные дерзостью подмастерья. А Гельмир перестал улыбаться:

— Кто учил тебя, молодой Хьяльтинг?

— Отец мой учил меня, — отвечал Тидрек торжественно, — Тор Хёльтурунг учил меня, тролли Железного Леса были мне наставниками. Учили меня горы и ветра, и густые леса, и море, и небо. Птицы и звери поделились со мною. Города Чужаков открыли мне тайны. Колдуны с глазами, полными боли, и недобрые родичи учили меня. А кто ещё был мне учителем — о том пусть скажет моё искусство.

— Быть посему, — кивнул Гельмир и тихо добавил, — хоть сдаётся мне, я пожалею о том…

Ничего здесь не сказано о том, как Тидрек создал свой дроттегьёф, дар умельца, по которому принимают в братство. Только пока мастера, подмастерья и ученики пьянствовали в "Котле Эгира", Тидрек работал в тишине и покое. Девять дней и ночей не выходил он из мастерской, еду и питьё приносил ему Оке, и спал он урывками. На десятый день вышел, шатаясь, усталый и счастливый.

На поясе у него висели ножны, обернутые сверху тряпицей. Оке сразу же догадался:

— Покажи!

— Нет, — Тидрек недобро глянул на друга, — пусть первым увидит Гельмир.

Оке пожал плечами, обиделся, но виду не подал.

Мастера придирчиво оглядывали дроттегьёф. Пробовали заточку, примеривали по весу и длине. Давно они не видели ничего подобного. А Тидрек и Оке стояли за дверью, дымили трубками и ждали, мучительно долго ждали…

… - Что скажешь ты, Гельмир? Он желает работать у тебя.

— Скажу, что будет толк от такого работника. Он хорош и как кузнец, и как ювелир, да и как оружейник. Славный кинжал! Чуть меньше фута в клинке, и от рукояти расширяется, но потом сразу сужается — так делают на Востоке. Рукоять четыре дюйма, горный хрусталь, и какой тонкой золотой сеточкой она переплетена! А в хьяльте полураскрытая серебряная роза, и розовеет в глубине цветка молодой рубин! Хорошая вещь — хвастать на многолюдном собрании, но и в ход пустить — будет удача!

Едва не разорвалось сердце Тидрека, когда Гельмир сам сообщил ему, что ждёт его у себя в мастерской. И добавил Златобородый:

— Никому я не сказал, где сердце твоё познало эту розу. Но выслушай предупреждение: немного удачи выпадет от дружбы с Белыми Альвами! Они чужие нам. Более чужие, чем краткоживущие Верольд. Они, белые тени, пришли из царства кошмарных снов. Любить кошмар — выше сил человека.

На это Тидрек промолчал. Не было желания и отваги сказать о том огне, что палил его изнутри. Стыд, страсть, лихорадка… Гельмир всё понял сам. Он подарил ему чёрную сафьяновую куртку мастера с гербом ювелиров на плече: золотой браслет с самоцветами на алом поле, потом Тидрек выпил чашу священного мёда с искусными старцами, входя в их круг. Его спросили:

— Каково твоё желание, брат? Тебе ведомо, что мы исполняем желание нового мастера!

Да, он ведал об этом обычае. Его батюшка Хильд Хлодисон просил у старейшин разрешения на брак с Ингерд из рода Стюрви Красного. И старцы убедили Стюрвингов. Правда, после этого Скет Халльсон ушёл из гор…

— Я имею желание, чтобы Оке Аспаксона также приняли в мастера. Хватит уже ему ходить в подмастерьях!

— Не тебе то решать, да и не от нас это зависит. Проси иного.

— Тогда я попрошу позже, — сказал Тидрек и поклонился.

Беспечный Оке скоро уехал с купцами, а потом люди Круглой Горы узнали, что на них напали грэтхены и всех перебили. Оке умер как герой, успел ткнуть ножом одного разбойника. Тидрек горевал по верному другу, которому был обязан всем. А вот Гельмир на то лишь фыркнул:

— Невелика потеря! Бездарью больше, бездарью меньше — кто заметит?

И верно, никто не заметил, как зло скрипнул зубами молодой мастер.

4

А потом приехала та, что похитила его сердце. И взор его изменился, и тени минувшего отступили во мрак подгорных пещер. Ибо она была из рода Белых Альвов, прекрасная, как рассвет, холодная, как буран, и сладостно-желанная, как ночной кошмар. И не было бы более нелепой пары, если бы не хитрость, о которой Тидрек узнал из одной старой саги…

Жил в народе Двергар некто Альвар. Был он младшим сыном короля и неплохим мастером. Настало ему время жениться, да только никак не мог он найти пары, чтобы была по сердцу.

Жила на Севере королевна Хельга, дочь конунга из высокого рода. Люди говорили, что она никого не любила так, как себя. Ещё она очень любила дорогие украшения.

Как-то Альвар её увидел, и подумал, что наконец-то нашёл свою единственную. Но как же к ней поступиться? Глянет ли она хоть одним глазком на уродливого бородатого карлика? Конечно, Альвар не был уродливым, но дело не в том. Девять дней и ночей он не спал и не ел, думу думал. И придумал такое.

Изготовил он волшебную маску, чтоб менять внешность. И явился пред очи Хельги юным красавцем. На нем были роскошные одеяния и кольца, да и девушке он делал дорогие подарки. Хельга гордилась таким поклонником, и все знатные девицы ей завидовали. Дело шло к свадьбе — Альвар назвался заморским княжичем — и одной прекрасной ночью Хельга подарила ему несколько сладких часов…

Сага о Хёгни сыне Альвара

Он встречал её в Хлордгатте, возле Северных Врат, между Круглой Горой и долиной Сольвиндаль. Семеро всадников на прекрасных серых конях не подняли капюшонов дорожных плащей, въезжая в Хрингхольм. Стражам это не понравилось. Четверо молчаливых воинов с серебряными масками на лицах, личная охрана Тиримо, вскинули мечи в приветствии, и у стражи Хлордгатта пропало желание спорить. Бард в клетчатом плаще придерживал арфу в кожаном чехле, на котором мчался над морем буревестник. Справа от хозяйки ехала Айвэ, преданная служанка. Такова была свита высокородной Тиримо Тейпелайне.

Тидрек достал маску. Всадники спешивались: кони не любили пещер. Слуги помогали прибывшим с пожитками, а стражи изучали дорожные грамоты.

— Да, вас ждут здесь, — наконец кивнул хранитель Северных Врат. — Некто мастер Тидрек Хильдарсон, свободнорождённый. Он пусть придёт и подтвердит.

Тидрек взглянул на маску. Гладкая, блестящая бронза. Чернёные руны. И глаза — пустые, прекрасные, покрытые тонким слоем червонного золота. Багровая хмарь. В неверном свете лампы с маски кривлялось отражение Тидрека. Лицо на бронзе подмигнуло:

— Ну что? Подтвердишь? Тогда выходи! С открытым лицом!