Дикарь (СИ) - Жигалов Александр

— Нет, — Ица вывернулся из рук и ловко, что ящерка, бросился к зверю. — Нет, нет…

Он заговорил что-то быстро, на своем, непонятном языке. И вцепившись в огромные рога, повис на них. Показалось, что вот сейчас лось мотнет головой, и тощее тельце просто-напросто улетит. Но лось вдруг остановился, замер и в следующее мгновенье упал на колени, вытягивая шею.

— Так, — Ица выпустил рога. — Хорошо.

Что за…

Мальчишка стоял и с любопытством разглядывал зверя, который и не думал уходить, как не думал и нападать. Лось поднялся и теперь возвышался над ним. Огромный? Да он, мать его, не просто огромный! Он… кажется, такие твари водились в межледниковый период. Да у него размах рогов в метра четыре будет, если не больше.

Ица протянул руку и лось, вывалив темный язык, лизнул её. А мальчишка рассмеялся.

Да что тут вообще происходит!

— Что тут… — повторили Михин вопрос и лось вздрогнул, повернулся на голос. Ица же сказал что-то, а что — опять не понятно.

Зверь же понял.

И развернулся. Он уходил неспешно, преисполненный чувства собственного достоинства, зная, что не найдется никого, кто рискнул бы связаться с ним.

— Это лось был, да? — Джеррайя стоял на одной ноге, упираясь в нее руками. — Здоровущий. И мяса сколько. Надо было его убить.

— Надо, — Миха перехватил мелкого под мышки и поднял. — Убивай.

Вернувшись на поляну, он зевнул и поглядел на небо. Темень. И до рассвета время еще есть, стало быть, потратить его надо с пользой. Что же до остального, то Ица прижал палец к губам.

Правильно.

Не стоит привлекать внимания. Миха прикрыл глаза, уступая сознание Дикарю. Тот, кажется, происшествием не особо впечатлился.

Хороший шаман умеет говорить со зверями.

Да?

Миха будет знать.

Просторные одежды, которые принесли Ирграму, раздражали этой просторностью и жесткой тканью, что царапала ставшую вдруг неимоверно чувствительной кожу. Знать бы, надолго ли это.

Ирграм надеялся, что нет.

Он понимал, что кожа — самая малая из нынешних его проблем, ибо избавление от принесенной клятвы вещь куда более серьезное.

Поймет ли господин?

А если поймет, что сделает? Не решит ли, что Ирграм стал опасен? Не пришлет ли письмо кому-то из свиты, а ведь есть наверняка кто-то, кто приглядывает за Ирграмом, как он сам приглядывал за свитой? И не окончится ли новая жизнь, так и не начавшись?

Верховный, если и чувствовал раздражение гостя, то не показывал виду.

И говорить не спешил.

Он дождался, пока Ирграма поднимут, оботрут влажными полотенцами, от которых исходил резкий травянистый запах, оденут и помогут сесть. В комнате появится стол.

На столе — еда.

И вид её вызовет просто ужасающее чувство голода. Ирграму придется сдерживать себя, чтобы не наброситься на жареное мясо, уже не задумываясь над тем, откуда оно взялось.

Он будет есть. А Верховный ждать.

И лишь когда голод отступит, сменившись отупляющей сытостью, Верховный коснется золотой руки и скажет:

— Пришло время.

А потом поднимется. И Ирграм тоже встанет, ибо тело его вернет утраченные силы. Более того, в этом теле появится легкость, которой хватит, чтобы покинуть комнату. И оказаться в другой.

Здесь Верховный работал.

Во всяком случае, походила эта комната именно на кабинет: массивный стол. Шкафы и полки. Свитки. Тубы. Стопка тончайших листов бумаги, придавленная серебряным леопардом. Чернильница. И серебряная же коробка с мельчайшим белым песком. Низкие стулья.

Карта.

Карта занимала одну стену и была столь подробной, что Ирграм поневоле залюбовался.

— Ее создали в незапамятные времена, когда предки наши ступили на эту землю. Они не знали, сколь велик этот дар богов, — Верховный глядел снисходительно. Устроившись в кресле, он сцепил руки на впалом своем животе.

Карта.

Да в городе отдали бы многое за подобную. Нет, там тоже были и у каждого рода своя. И они различались согласно интересам рода. Но вот такой, единой, весьма подробной, с реками и озерами, с городами и проливами, с морскими ветрами, подводными камнями.

Дикари?

Они-то дикари? Ирграм с трудом сдержал истеричный смешок.

— Вот Империя, — Верховный поднялся и взял в руки костяную указку, навершие которой венчал алый камень. Он обвел земли, что занимали большую половину карты. — Когда-то она простиралась дальше, однако после того, как случилась та война с проклятым городом, многое изменилось.

Он имеет в виду город магов.

Проклятый.

А и вправду проклятый. И как Ирграм того не понимал. Он осторожно коснулся шеи, на которой ощущалась петля ожогов.

— Маска была утрачена, и Император погиб. Старший сын его пытался удержать власть, однако боги отвернулись от нас. И случилась смута, которая длилась без малого дюжину лет. Много крови пролилось и вовсе не на алтарях.

Верховный коснулся карты.

— И нашлись те, кто пожелал воспользоваться случаем. Так возникли земли, ныне называемые Вольными баронствами.

На карте эти баронства тоже имелись. Стало быть, карту, пусть и созданную в древности, ныне используют и обновляют. Баронства выглядели узкой полосой, окаймлявшей империю.

И отделявшей её от магов.

Или магов от империи? Может, в этом их смысл? Город никогда не пытался править людьми. Он существовал сам по себе, вынуждая прочих подстраиваться под его нужды.

И баронства в том числе.

— Их довольно много, — Ирграм подошел к карте. Надо же, какая удивительная точность! И главное, здесь присутствуют даже земли де Брассов, которые и появились-то лет десять тому, когда более крупное баронство было разделено между наследниками.

Верховный ждал продолжения.

— Формально баронства существуют сами по себе. Каждое имеет собственные законы и подчиняется своему властителю, — в голове все еще была та же легкость, что и в теле. — Однако все более-менее серьезные вопросы решает Совет. Собирается он раз в три года или чаще, если кто-то сочтет нужным созвать. Но такое случалось редко, лишь перед угрозой войны. Или мора.

Руки почему-то дрожали.

— Маги поддерживают баронства, — сказал Верховный.

— Именно. Та война и для нас не прошла даром. Многие погибли. И город едва не пал. Баронства нам выгодны.

— Они воюют.

— Именно, — как, оказывается, просто, когда нет нужды подбирать слова, бояться, что одно, произнесенное неосторожно, может быть понято превратно.

Интересно, если избавиться от слуг и свиты, спасет это Ирграма?

— А вы даете им оружие.

— Именно.

— Она там, — указка скользнула по извилистой линии. — Мы установили путь, по которому провезли девочку. Её не решились убить.

А в городе не стали бы рисковать, оставляя в живых.

Что правильно?

Голова кружилась все сильнее, и Ирграм отступил к креслам.

— Гнев богов падет на тех, кто осмелится пролить благословенную кровь. Но и держать её при себе не рискнули.

— Отдали торговцам?

— Именно. Отправили в ваш город.

Где изредка, но появляются рабы с той, иной кровью. Их мало, и потому подобный товар всегда вызывает интерес. А тот заканчивается в лабораториях.

У девочки мало шансов.

— Что нужно сделать?

— Тот, кто указал путь, слеп за чертой границы, — указка скользнула по узкой речушке. — Ты поедешь по пути каравана. Ты найдешь тех, кому продали дитя. И выкупишь её.

Просто.

Слишком уж просто, чтобы быть правдой.

— И ты никому не скажешь о том, кто она есть, — завершил жрец.

— Если она попадет в город, — Ирграм замялся, не зная, как сказать. — Там мне сложно будет сделать что-то. Далеко не все готовы будут расстаться с интересным… экземпляром. Деньги не важны.

— Но кое-что другое вы весьма цените.

Жрец взял со стола шкатулку, откинул крышку и перевернул. На пол посыпались сизоватые необработанные камни, столь крупные, что Ирграм глазам не поверил.

— Скажешь тому, кто владеет ею, что Империя найдет чем заплатить.