Развитие науки финансового права в России - Андрей Лушников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нельзя не отметить, что рассматриваемый труд у современников вызывал неоднозначные оценки. Так, П. П. Гензель, на наш взгляд необъективно, охарактеризовал исследование П. Х. Шванебаха как «довольно слабую работу о нашей системе обложения, отличающуюся к тому же большим оптимизмом и крайней умеренностью критики… П. Х. Шванебах разбирает в отдельности все податные источники нашего государственного бюджета, но это сделано… в назидательном, а не в научном тоне»[448].
При этом государственный деятель зачастую придерживался весьма правых, консервативных политических убеждений, причем это было скорее следствием личного выбора и не всегда совпадало с настроением верхов. Это делало его мишенью для критики последовательных либералов. Так, П. Б. Струве, судя по контексту его высказываний о П. Х. Шванебахе, использовал его в качестве нарицательного обозначения неконструктивной государственной политики и беспредметной критики либерального лагеря[449].
С. Ю. Витте откликнулся на назначение П. Х. Шванебаха государственным контролером утверждением, что это «ничем оправдаться не могло, так как Шванебах точно так же мог быть назначен и митрополитом, как он был назначен государственным контролером. Вся его заслуга заключалась в том, что он угодил черногорским принцессам»[450]. В 1906 г. в личном письме П. А. Столыпину Сергей Юльевич раскритиковал государственного контролера и даже написал про «длинные уши Шванебаха»[451]. Кстати, когда речь шла о Государственном контроле, то вспоминали об «исторической» пометке П. Х. Шванебаха на бумагах этого ведомства: «спрятать и не показывать»[452].
П. А. Столыпина Петр Христианович уважал, отзывался о нем, как о «рыцаре», как о «человеке безукоризненном и мужественном». Впрочем, наш герой не сработался и с П. А. Столыпиным, разойдясь с ним во взглядах на внутреннюю политику. По мнению П. Х. Шванебаха, русская Конституция – это «соната, написанная для скрипки Страдивариуса, положенная на балалайку»[453]. Вообще, современники отмечали у нашего героя шутливую манеру общения как своеобразную защитную реакцию, развитое чувство юмора, впрочем, с переходом в сарказм.
Критиковали П. Х. Шванебаха и публицисты правого направления, в частности, С. Ф. Шарапов в своей скандальной брошюре «Иванов XVI», где заявил, что он никуда не годится и что пора ему уйти. По слухам, царь ознакомился с этой брошюрой, а рядом с пассажем о государственном контролере написал: «И я того же мнения»[454]. Правый издатель и журналист А. С. Суворин, хорошо знавший управленческую элиту России, так писал о нем: «Умный немец, но не особенно находчивый. Может быть, и интриган, как о нем говорят, но интриган не сильный, если он не может ужиться. Он держится за Горемыкина»[455]. Он же передает его объяснения отставки в 1907 г.: «Я вышел в отставку потому, что государь и Столыпин не только октябристы, но и кадеты». На шутку в том смысле, что П. Н. Милюков может вскоре заменить П. А. Столыпина, П. Х. Шванебах парировал: «Кто знает? Мы живем в темном царстве»[456]. Большой скепсис у него вызывал «уровень понимания средней массы народного представительства», который оценивался им как крайне низкий.
Вероятно, Россия для него так и не стала родной. Может быть, это и случайно, но символично: умер П. Х. Шванебах 15 сентября 1908 г. в Магдебурге, где и был похоронен.
Своеобразную малоросскую колонию в столичных государственных органах в начале XX в. возглавил Михаил Мартынович Алексеенко (1847 (1848)-1917). Речь о нем как об одном из основателей харьковской школы финансового права пойдет в соответствующем параграфе. Здесь же остановимся на периоде его государственной деятельности. В 1899–1901 гг. М. М. Алексеенко был попечителем Казанского, затем, в 1901–1906 гг., Харьковского учебных округов, стал тайным советником (1899). После отставки его жизнь круто повернул зарождающийся российский парламентаризм. Он выставляет свою кандидатуру на выборы в 1 и 2-ю Государственную Думу и в 1906 г. – в Госсовет, однако неудачно. Наконец, он избирается депутатом 3 и 4-й Госдумы от Екатеринославской губернии.
В Думе его талант и знания специалиста по финансовому праву оказались востребованными. Там он пользовался большим авторитетом ученого-финансиста, возглавил бюджетную комиссию, имел репутацию крупнейшего думского специалиста в области бюджета и финансовой стороны аграрного вопроса[457].
Ученый горячо защищал расширение бюджетных прав Думы. М. М. Алексеенко последовательно выступал против сверхсметных и условных кредитов, зато поддерживал увеличение ассигнований производственному сектору и на образование, выступал за продолжение политики выкупа частных железных дорог казной. Он был сторонником сохранения имеющихся государственных монополий, хотя и выступал против введения новых, поддерживал ограничение эмиссионных прав Госбанка. Проблемы налогообложения он ставил в тесную связь с проблемами материального положения того или иного сословия. В связи с этим обложение крестьян в силу их низкого жизненного уровня ученый не считал нужным ставить в центр внимания. Напротив, он предлагал совершенствовать систему прямых налогов, так как отсутствовало единое основание налогообложения различных слоев населения, а прямые налоги с торговли и промышленности выступали в форме издержек производства и неизбежно восстанавливались в ценах произведенных товаров и оказанных услуг. Для совершенствования прямого обложения им обосновывалось перераспределение обложения торговли и промыслов, расширение предметов обложения за счет капитала, профессии и службы и увеличение обложения крупной промышленности. Кроме того, ученый полагал необходимым включить в число плательщиков налогов неподатные сословия.
М. М. Алексеенко считается основоположником так называемого «делового парламентаризма», целью которого была не эскалация политической борьбы и конфронтации с царской администрацией, а конструктивное участие в решении важных государственных вопросов. Его стараниями Бюджетная комиссия стала одной из самых авторитетных в 3-й Госдуме. В 4-й Госдуме он входил в ту же комиссию, представляя ее в Комитете финансов в 1914–1917 гг.
В Докладе III Всероссийскому съезду «Союза 17 октября» он поставил и рассмотрел вопрос о правилах государственной росписи от 8 марта 1906 г. и 1862 г., которые ограничивают деятельность Государственной Думы в деле бюджета. Он буквально по статьям дал развернутый комментарий названных правил, а также правил о финансовом контроле, отмечая довольно широкую роль административного усмотрения в расходовании средств государства, отсутствие самостоятельного контрольного учреждения (бюджетного контроля), неполной ответственности Государственной Думы за результаты рассмотрения бюджета. Он делает совершенно справедливый вывод: «Правильный строй государственного хозяйства составляет одну из основ политического могущества государства»[458].
Бюджетная речь, произнесенная им на заседании Государственной Думы 12 февраля 1910 г., построена на обширном фактическом материале, который освещал финансовое положение России в тот период. В этом докладе председатель Бюджетной комиссии с «цифрами на руках» объяснял, по каким основаниям предстоит сократить расходы в проекте государственной росписи и повысить доходные ассигнования. Он настаивал на необходимости «оставить свободную наличность в надежном хранении Министра финансов», которая будет расходоваться по постановлениям законодательных учреждений и обусловливаться непредвиденными обстоятельствами. Эта образовавшаяся дополнительная наличность – результат временного хозяйственного благополучия и вызвана хорошим урожаем и высокими ценами. Следует помнить, как замечает М. М. Алексеенко, что этот подъем временный. Иными словами, речь шла о создании некого резервного (стабилизационного) фонда. М. М. Алексеенко завершил свою речь следующими пожеланиями: «Бюджетная комиссия уже не раз повторяла, что требуется строгая отчетность и порядок в ассигновании и расходовании государственных ресурсов и самостоятельный, независимый разветвленный и приспособленный контроль за расходованием всех средств, которые берутся с населения»[459].
Со слов П. П. Мигулина, один из высокопоставленных чиновников заявил, что Государственная Дума – это М. М. Алексеенко, многолетний председатель Бюджетной комиссии, пользовавшийся среди депутатов «непререкаемым авторитетом»[460]. Депутат-октябрист А. В. Еропкин впоследствии писал, что «профессор Алексеенко был идеальным председателем Бюджетной комиссии и вынес… колоссальную работу на своих плечах», и даже утверждал, что «без профессора Алексеенко Государственная Дума ни в коем случае не справилась бы с бюджетом». Он выступал редко, обычно раз в год при обсуждении бюджета, и произносил речь, продолжавшуюся несколько часов. «Дума при этом всегда была переполнена и слушала оратора с величайшим вниманием… встречала и провожала профессора Алексеенко громом аплодисментов»[461]. По воспоминаниям современников, Бюджетная комиссия, в сущности, держала в своих руках все нити думской работы, ибо почти все законопроекты передавались на заключение Бюджетной комиссии по вопросу об ассигновании средств из казны. Министры не позволяли себе игнорировать работу этого учреждения. В. Н. Коковцов, будучи министром финансов и председателем Совета министров, почти всегда лично давал объяснения в Бюджетной комиссии, нередко весь день присутствовал на ее заседаниях.