1356 (ЛП) (др.перевод) - Бернард Корнуэлл

- Убирайтесь, - приказал он вновь прибывшим.

- Милорд..., - успокаивающим тоном начал отец Маршан.

- Убирайтесь! - зарычал граф. - Этой мой замок!

Никто не сдвинулся с места.

- Ты! - граф ткнул пальцем в Люка. - Избавься от них.

Люк попытался оттеснить из зала Роланда, отца Маршана и других рыцарей ордена Рыбака, но Роланд твердо стоял на своем:

- Она моя заложница, - повторил он.

- Давайте устроим драку за девку, - весело произнес Скалли.

- Тише, - прошипел Робби. Робби вспомнил всю эту старую неразбериху, которую, как он полагал, успокоит орден Рыбака.

Он знал Женевьеву и полюбил ее в тот самый день, когда впервые увидел в темнице Кастийона д'Арбизон. Эта безответная любовь разрушила его дружбу с Томасом и привела к тому, что он нарушил клятву, к его спору с лордом Дугласом, и, как думал Робби, закончилась только когда он принял священные обязательства ордена Рыбака.

Теперь он видел, как Роланд положил ладонь на рукоять меча и страшился выбора, который ему предстояло сделать. Женевьева уставилась на него с удивлением и призывом в полных страдания глазах.

Граф увидел, как рука Роланда дотронулась до Дюрандаля, и сглупил, потянувшись к своему мечу. Отец Маршан стиснул руки.

- Во имя Господа! - прокричал он и схватил за руку Роланда. - Во имя Господа! - повторил он и сделал предупреждующий жест в сторону графа.

- Милорд, - произнес он благоразумно, - ты прав. Это твой замок. Всё, что здесь происходит, происходит по твоему приказу и является твоей привилегией, мы не можем этого предотвратить.

Но, милорд, - и отец Маршан низко поклонился графу, - эта женщина должна кое-что нам рассказать. Этого требует его святейшество Папа, этого требует король Франции и, милорд, его святейшество и его величество будут благодарны, если ты позволишь мне, твоему скромному слуге, - и он снова поклонился Лабруйяду, - допросить эту несчастную.

Отец Маршан выдумал интерес Папы и короля, но это была вдохновляющая выдумка, достаточная, чтобы охладить ярость Лабруйяда.

- Так я прав? - потребовал подтверждения граф.

- Полностью, и если кто-нибудь из нас тебе воспрепятствовал, милорд, если кто-нибудь из нс бросил вызов твоей несомненной власти, то прими наши нижайшие извинения.

- Но этим делом интересуются Папа и король?

- Как бы удивительным это ни казалось, милорд, да. Потому я здесь, посланный кардиналом Бессьером. Милорд, поскольку ты заслужил репутацию человека, который доблестно сражается за царствие небесное на земле, прошу тебя дать мне время с этим созданием.

- А когда ты с ней закончишь?

- Как я сказал, милорд, это твой замок.

- И твоим людям стоит это запомнить, - рявкнул граф.

- Несомненно, милорд.

- Тогда забирай ее, - великодушно разрешил граф.

- Церковь всегда будет у тебя в долгу, милорд, - сказал отец Маршан и сделал знак Скалли и Робби вывести Женевьеву. Он указал на Хью. - Его тоже заберите.

И Робби вздохнул с облегчением.

Томас стоял на коленях на опушке.

- Что он сказал? - спросил он в десятый раз.

- Возвращаться с первыми лучами солнца, - ответил Кин.

А что случится с Женевьевой между серединой ночи и первыми лучами солнца? Этот вопрос мучил Томаса, воображение подсказывало грязные ответы, а разум не находил решения.

Он не мог ее спасти. Не мог пересечь ров, взобраться на стену и проложить себе путь внутри. Для этого нужна была армия и время.

- Вам следует поспать, - сказал он своим людям, и это была правда, но лучники предпочли бодрствовать вместе с Томасом. Никто не хотел засыпать. - Сколько человек внутри? - гадал Томас вслух.

- У ублюдка было около сотни воинов, когда мы дрались в Вийоне, - напомнил Сэм.

- Они все не могут быть внутри, - сказал Томас, хотя это было лишь то, на что он надеялся.

- Это довольно большое место, - произнес Кин.

- А здесь у нас тридцать четыре лучника, - заметил Томас.

- И у нас есть латники, - добавил Карил.

- У него около сорока арбалетчиков, - сказал Сэм, - может, больше.

- Он не сказал, что обменяет ее? - спросил Томас в десятый раз.

- Он просто велел возвращаться, - ответил Кин. - Я бы задал парню пару вопросов, если б смог, но они отправили намек из арбалета, что мы с отцом Левонном не очень-то желанные гости.

Если Женевьеве причинили боль, подумал Томас, он забудет о Злобе, забудет о принце Уэльском, забудет обо всем, пока не привяжет Лабруйяда к столу и не отрежет ему то, что граф отрезал Вийону.

Такова была его тщетная надежда той лунной ночью. Бывают времена, клогда единственное, что можно сделать - это ждать и тешить себя мечтами, чтобы избавиться от отчаяния.

- На заре, - произнес Томас, - мне нужен каждый лучник и каждый латник. Мы покажемся им. Мы будем готовы драться, но останемся вне пределов досягаемости арбалетов.

Это был просто жест, не больше, и он знал это, но сейчас ему осталось только это.

- Мы уже готовы, - сказал Сэм. Как и остальные лучники, он держал свой лук, хотя в ожидании утренней росы снял тетиву и спрятал ее под шапку. - А это будет на заре.

- Вам следует поспать, - повторил Томас, - всем, кто не в карауле, нужно поспать.

- Ага, нужно, - отозвался Сэм.

Но никто не сдвинулся с места.

Отец Маршан мягко прикоснулся к руке Роланда.

- Ты прав, сын мой. Она твоя пленница, и ты должен ее защищать, но с осторожностью.

- С осторожностью?

- Это владения графа. Он здесь правит, - он улыбнулся. - Но это в прошлом. Теперь приведи пленницу к нам.

- Пленницу? - спросил Роланд. - Она заложница, отец.

Отец Маршан поколебался.

- Что ты о ней знаешь? - спросил он.

Роланд нахмурился.

- Она низкого происхождения и замужем за Бастардом, но помимо этого ничего существенного.

- Тебе она нравится?

Роланд поколебался, но потом вспомнил, что его долг - говорить правду.

- Поначалу она мне не понравилась, отец, но потом я стал восхищаться ей. У нее есть сила духа. У нее есть разум. Да, она мне нравится.

- Она околдовала тебя, - сухо произнес отец Маршан, - и ты в этом не виноват. Но тебе следует знать, что она отлучена от церкви, проклята святой матерью церковью.

Ее должны были сжечь за ересь, но Бастард ее спас, а потом, чтобы скрыть свое зло, она убила благочестивого доминиканца, открывшего в ней ересь.

Находясь в здравом уме, я не могу позволить ей уйти, не могу позволить ей распространять свое омерзительное учение. Она приговорена.

- Я поклялся защищать ее, - с трудом вымолвил Роланд.