Александр Солженицын. Гений первого плевка - Владимир Бушин

Итак, о типичном кое-что уже сказано. А что было в Омске особенного, непохожего на другие встречи и потому наиболее интересного? По-моему, прежде всего это великое обилие пламенных похвал и раблезианских эпитетов в адрес заезжего гостя. Вот только полюбуйтесь: «великий писатель…», «великий сын России», «великий патриот…», даже «единственный русский патриот», как объявил В.Г. Бахарев, видимо, готовый в порыве восторга зачислить в антипатриоты и самого себя и свою тещу. Вроде бы для приличного общества этого уже хватит. Нет, неутомимые омичи продолжают акафист: «духовный пастырь русского народа…», «любезен он народу…», «символ мужества, честности, свободы…» Впечатление, право, такое, словно идет заключительный тур конкурса на лучшую эпитафию, и первый приз — квартира в том самом многосортирном домике. А он сидит и молча слушает, как председатель жюри. Ну хоть бы буркнул: хватит, мол, тошно. Нет!

И пылкие омичи еще наддают жару: «Человек, который представляет истинно русскую национальную культуру…», «Человек, который идет по России и оставляет за собой огненный след…», «Человек, который учил и учит жить не по лжи…» Вы помните Жоржика Ниву? Сколько в Омске у него родных братьев!

А один оратор воскликнул, кажется, теряя сознание от восторга: «Бога нет, царя нет, а есть только народный заступник Александр Исаевич Солженицын!» Только как так — Бога нет? Куда ж он девался? Был, был и вдруг — здрасьте. И представьте себе, ему ни слова и на это не возразил народный заступник, известный своей первосортной религиозностью. Неужто человек, который учил и учит, готов вкушать похвалы себе, если они даже замешены на отрицании Бога?

Тут из моря всех этих похвал и любезностей всплывает некое недоумение. Один оратор, сочинитель замечательных стихов, которые мы в конце приведем, рассказал, что целый месяц, пока Солженицын, «оставляя за собой огненный след», мчался из Владивостока в Омск, он проводил опрос населения: как, мол, вы относитесь к этому человеку, который двадцать лет учил нас из поместья за океаном, а теперь будет учить из подмосковного Троице-Лыкова, с модернизированной дачи Кагановича? Оказывается, «говорили разное» и по-разному. Одни — «очень приветливо, радостно». Другие — резко, зло, даже с ненавистью, аж зрачки расширялись. Вот и недоумение: почему же на встрече не прозвучало ни одно слово не только критики, но даже и несогласия? Почему же звучали одни лишь похвалы, любезности да комплименты, лишь благодарности да пожелания успехов? О кровавых событиях в Москве 3 — 5 октября 1993 года, в которых, как теперь установлено, погибли 829 человек, на встрече упоминалось не раз. Но почему же никто не напомнил «духовному пастырю русского народа», что он благословил эту расправу над людьми, большинство которых были русскими? Почему устроили гостю что-то вроде юбилейного чествования вместо того, чтобы бросить в лицо: «Адвокат убийц!» Ведь с одним из главных, с Лужковым, расцеловался он в первую же минуту по прибытии в Москву. Странно, омичи, странно…

Все омские комплименты, бесспорно, высочайшего полета, но, увы, надо честно признать: аллилуйщикам, обитающим на диком бреге Иртыша, не удалось-таки превзойти, допустим, Бернарда Левина, аллилуйщика, обитающего на цивилизованном бреге Темзы. Тот давным-давно уверял: «Когда смотришь на Солженицына, то понимаешь, что такое святая Русь!» Учитесь, доморощенные… Разумеется, не превзошли иртышане в эпитетах и самого духовного пастыря русского народа. Ведь с кем только из великих, знаменитых и могущественных он свою персону не сравнивает, кому только не уподобляет!

И на встрече в Омске «символ скромности» не обинуясь возгласил: «Я воевал доблестно!» Это уже не о литературной войне, а о настоящей. Ведь ничего похожего не слышали вы, омичи, ни от маршала Жукова, ни от вашего земляка-сибиряка трижды Героя Покрышкина, ни от тех, кто в отличие от «символа честности» прошел всю войну и водрузил Знамя Победы над рейхстагом.

Настойчивое, увлеченное разъяснение в отмеченном выше духе своей великой исторической роли, своей абсолютной непогрешимости «духовный пастырь русского народа» обрушил теперь на головы бедных омичей, как ранее тридцать лет обрушивал на голову и всего человечества: «Я предупреждал… Я остерегал… Я неоднократно об этом писал… Я предсказывал…» Инженер Рычков спросил его: «Нет ли у вас такого ощущения, что, целя в ГУЛаг, вы попали в Россию?» Действительно, иные его собратья по антисоветчине, как А. Зиновьев и В. Максимов, признали, что, метя в коммунизм, попали в Россию, содействовали крушению страны, и ныне горько сожалеют об этом, каются, льют запоздалые слезы. А Солженицын? Да ни в одном глазу! Разве может «Меч Божий» ошибиться, промахнуться, раскаяться!.. И вот вам истинная жемчужина непогрешимого ханжества: «Я не призывал к развалу СССР. Я не говорил: давайте развалим СССР. Я говорил еще в 74-м году: СССР развалится. Советский Союз не может держаться, потому что он держится на ложной основе, на ложной федерации, на ложных построениях. Я только предсказывал, что он развалится… Вот как это было, и выворачивать не надо». Представьте себе: знакомой супружеской чете вы двадцать лет твердите при встречах, по телефону, в письмах: «Ваш брак держится на ложной основе, на ложной любви, на ложном союзе. Ваш брак не может сохраниться, я предсказываю, что он развалится, рухнет, распадется». И вы не один, у вас полчища подпевал, в газетах, по радио, в книгах твердящих то же самое, к тому же у вас лично репутация пророка и символа честности, духовного пастыря народа и единственного патриота. Я думаю, что такой обработки не выдержали бы ни Филимон и Бавкида, ни Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна, ни я лично, грешный, со своей драгоценной супругой. И вот плетется Филимон в нарсуд с заявлением о разводе, за ним семенит Пульхерия Ивановна, а следом и я петушком… Да ведь и сам Александр Исаевич прожил с любящей женой, почитай, лет тридцать, но вдруг какой-то таинственный голос стал ему нашептывать: «Ваш брак на ложной основе. Вы — Антей, Зигфрид, Меч Божий, а она? Вы разведетесь, брак лопнет. И не горюйте. Есть другие варианты…» Итог известен: в предпенсионном возрасте Зигфрид развелся с пенсионеркой Кримгильдой и женился на Дюймовочке.

Да, говорит Солженицын, я метил исключительно в коммунизм, хотел убить только его. Но, во-первых, с этим далеко не все согласны. Так, Эдуард Лимонов, долгие годы и как раз именно те, когда на Западе появился «Архипелаг ГУЛаг», живший в США и во Франции, утверждает ныне: «Уже тогда он был тем, кто он есть сегодня, — расчетливым, хитрым литератором-интриганом с тяжелой формой мании величия… Отталкивающим типом выглядит старец даже в автобиографии. Умело играя на слабостях власти СССР и подыгрывая желаниям Запада, построил он свою карьеру опального писателя. Построил на разрушении. Его нисколько не заботило то обстоятельство, что публикация „Архипелага“ вызвала волну ненависти не только к КПСС, не только к брежневскому режиму, но к России и русским, вызвала вторую холодную войну в мире. Он не думал о последствиях публикации своих произведений, его цель была личной, воздвигнуть себя. Ему нужна была Нобелевская премия. И ему помогли получить „Нобеля“ американские дяди, далекие от литературы. В их интересах было создание самой большой рекламы вокруг „Архипелага“, этого лживого обвинительного заключения против России. Разрушитель Солженицын был поддержан: тиражи его посредственных романов (по их художественной ценности едва ли превосходящих романы Рыбакова) были искусственно завышены. В конце семидесятых годов американский издатель Роджерс Страусс рассказывал мне в Нью-Йорке, что в свое время ему предлагали выпустить „Архипелаг“ гигантским тиражом и давали на это большие деньги „люди, связанные с ЦРУ“. „Но я отказался!“ — гордо заявил Страусс. Другие издатели, как знаем, не отказались. „ГУЛАГ“ наводнил мир, пугая и ожесточая против России». Да, именно против России, против русских, а вовсе не только против коммунизма, и как могло быть иначе, если в Коммунистической партии состояли почти 20 миллионов человек, цвет нации, и вместе с членами семей это по меньшей мере уже 60 миллионов во всех сферах жизни, во всех слоях общества. Каким образом и кто мог отделить их от остального народа? Это мог сделать разве что только такой замшелый догматик и схоласт, как Кощей Бессмертный.

Выступление Солженицына на встрече с омичами как бы распадается на две части. Первая была посвящена положению дел в стране. И ничего нового он тут не сказал, однако это не мешало ему говорить тоном первооткрывателя и с горечью неоцененного пророка. Тон этот для него извечный, он не изменил ему и во время похода на Москву. На первой же пресс-конференции во Владивостоке заявил: «Сегодня 25 миллионов русских живут не в России. Отдали 12 миллионов Украине — никто ничего не сказал. 7 миллионов русских отдали Казахстану. Опять никто не сказал ни единого слова. 60 процентов не казахов пытаются сделать казахами. И все об этом молчат». Все трусливо и подло молчат, а вот он припожаловал из-за океана и первым возвысил протестующий гневный голос русского патриота. Ну, действительно, думают иные господа-товарищи, получается, что единственный. А на самом-то деле тут поразительный образец жульничества, ибо вся наша оппозиционная пресса, деятели оппозиции без конца твердили и твердят об этом, только гораздо серьезней и глубже: никто миллионы русских никуда не отдавал, а развалили страну, превратив республиканские, по сути, административные границы в межгосударственные, и задача не в том, чтобы, как призывает Солженицын, вывозить русских из бывших республик (о Прибалтике он, разумеется, умалчивает) в Россию, а в том, чтобы на новой государственной основе восстановить великую державу. Конечно, есть люди, которые по своему положению обязаны не молчать о положении русских вне России, но они молчат или только изредка что-то бормочут сквозь зубы. Это вся кремлевская камарилья. Но «символ мужества» никого из них персонально назвать не посмел, ибо по нутру своему он расчетлив, как главбух бюро ритуальных услуг.