Рождение «Сталкера». Попытка реконструкции - Евгений Васильевич Цымбал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ташкентские бани, неожиданно понравившиеся Тарковскому, натолкнули Боима на то, что я называю «эстетикой руин». В Москве после поездки в Среднюю Азию Боим приносил в группу и показывал альбомы с рисунками и гравюрами Пиранези. Тарковский листал их, но четкого мнения по их поводу не высказал. Возможно, он тогда еще не пришел к определенному выводу. Тем не менее эти бани и величественные руины Пиранези отпечатались в его памяти и вновь возникли позже в совсем иных, не похожих на Среднюю Азию условиях. Можно вспомнить и туркменскую пустыню: барханы полтора года спустя вдруг возникли уменьшенными копиями в мосфильмовском павильоне. Пока же Андрей Арсеньевич интуитивно пытался нащупать то, что он хотел бы показать в своем фильме.
* Вилли Геллер: То, что находили без него, Тарковскому, как правило, не нравилось. И это тоже можно понять. Но ему не нравилось и то, что мы показывали ему, когда искали натуру вместе с ним. Его все время что-то не устраивало. Объяснить же, чего он хотел, Андрей не мог. Поэтому поиски затянулись до бесконечности.
В Ташкенте, помимо поездок по городу и к близлежащим местам, Тарковский встретился с режиссером Хамраевым, для которого они с Мишариным написали сценарий «Сардор». Андрей Арсеньевич обсудил нежелание «Узбекфильма» оплачивать заказанный сценарий и поинтересовался, где можно найти подходящую для «Сталкера» натуру.
Ташкент в то время еще не вполне оправился от катастрофического землетрясения 1966 года. Значительная часть глинобитного старого города была разрушена. Эти руины сносили, а на их месте возводились стандартные советские микрорайоны. Для фильма новые микрорайоны, неотличимые от таких же в Калуге, Ростове, Пензе или Красноярске, совершенно не годились. Сразу стало бы ясно, что действие происходит в Советском Союзе. Съемочная группа поездила по городу и окрестностям и ничего привлекшего внимание режиссера не обнаружила.
В гостинице, где остановились Тарковский с коллегами, утром они случайно встретились с оператором Юрием Клименко и актером Александром Кайдановским. Александр и Юрий вместе работали на историко-революционном сериале «Это было в Коканде». Вот как мне рассказывал эту историю Кайдановский:
Накануне вечером мы с друзьями крепко выпили, и утром, придя в буфет, я взял рюмку водки, чтобы поправить здоровье. Как только я поднес ее ко рту, чтобы выпить, меня кто-то сзади тронул за плечо. Я обернулся и увидел Тарковского. Мы были немного знакомы, но никогда близко не общались. Он стал мне как-то сбивчиво говорить о новом фильме, о том, что он хочет пригласить меня попробоваться в нем на главную роль. Я, честно говоря, плохо понимал его и спросил: «Извините, а можно я выпью рюмку, чтобы не ставить ее на стол?» — «Да-да, конечно», — с пониманием сказал Тарковский. Я быстро махнул эту рюмку и сел за стол. Рядом сел Тарковский, и мы продолжили разговор уже с участием Юры Клименко. Тарковский предложил нам снять мои фотопробы и выслать их на «Мосфильм». Что и было сделано. Видимо, он впечатлился тем, как я лихо опрокинул эту рюмку, и потому сразу утвердил меня.
Здесь явно чувствуется саркастическая интонация Кайдановского, но, думаю, в ташкентской гостинице дело обстояло примерно так. После отъезда Тарковского Кайдановский с Клименко пошли на ближайшую стройку, напоминавшую район после космической катастрофы, где Юрий снял несколько фотографий Александра, и они передали их в Москву в съемочную группу «Сталкера».
Роман Калмыков: Убедившись, что в Ташкенте ничего подходящего для нас нет, Тарковский решил ехать в Таджикистан. Вместе с нами поехал Али Хамраев.
* Александр Боим: Мы на машинах поехали в Таджикистан. Ехали по горам, по пустыне, снова по горам. При этом почти ничего не ели. Где-то на колхозном поле мы набрали помидоров, которыми закусывали, покупали лепешки, черешню и абрикосы. Все остальное боялись употреблять в такую жару. От жары спасались где водкой, где сухим вином, которое пили ящиками. Причем инициатором часто был Андрей, а я, как ни странно, по просьбе директора его даже пытался останавливать.
Бедный Вилли Геллер, сам почти не пьющий, истратил все свои казенные и личные деньги и страшно боялся, что нам не на что будет улететь в Москву. А что делать, если режиссер гуляет? Не ссориться же из‐за этого в самом начале картины. Для Вилли работа с Тарковским тоже ведь была очень важна.
Приехали в очень необычное место под названием Исфара, где сходились пустыня, лес, камышовые болота и фантастические, неправдоподобные горы, похожие на гигантские окаменевшие человеческие мозги. Какой-то лунный пейзаж.
Тарковский, вырвавшись из Москвы, отрешившись от кинематографических интриг и театральных стрессов, ощущал поездку на выбор натуры как возможность немного расслабиться. Он был в компании людей, с которыми говорил на одном языке, они понимали друг друга с полуслова, занимались делом, по-настоящему важным для будущей картины. Тарковский был в своей тарелке.
Недовольство натурой, высказываемое коллегам, было связано с тем, что сам режиссер не имел образа будущего фильма и реагировал так на собственный внутренний дискомфорт. Он пытался снимать его застольями и дружескими беседами по вечерам или во время передвижений по дорогам Средней Азии. Благо Ларисы Павловны, препятствующей общению с коллегами, тут не было. Итак, позади были Туркмения, Узбекистан и Ташкент, впереди — неведомый Таджикистан.
* Вилли Геллер: Алик Хамраев привез нас в Исфару и показал натуру. Он от чистого сердца хотел помочь Андрею и показывал все, что знал. Действительно, Исфара, как оказалось, замечательное место.
* Александр Боим: Кроме того, там еще были старинные китайские угольные шахты, которые были заброшены лет сто назад. В войну их снова пытались реанимировать, но из этого ничего не получилось, и так все снова и забросили. Даже ничего вывозить не стали. Но все же остались полуразрушенная железная дорога, покосившиеся столбы, перевернутые вагонетки. В итоге Андрей остановился на этой, исфаринской натуре.
* Роман Калмыков: Мы посетили Исфару, Канибадам, Шураб и другие селения, расположенные неподалеку. Эти места нам всем очень понравились. Больше всего Гоше Рербергу. Там был изумительный свет и удивительные по красоте закаты. Горы и вся местность — дома, постройки, пустыня, деревья и даже небо — окрашивались в розовато-персиковые тона. Это выглядело совершенно необычно и очень эффектно. Хотя, честно
