Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции - Фукуяма Фрэнсис

Британия в 1990 году приняла Акт об оплодотворении и эмбриологии, который установил одну из наиболее четких законодательных баз в мире для регламентации исследований и клонирования эмбрионов. Этот акт был задуман как запрет на репродуктивное клонирование при разрешении клонирования в исследовательских целях, хотя в 2001 году один английский суд постановил, что репродуктивное клонирование будет на самом деле разрешено с помощью лазейки, которую правительство попыталось побыстрее закрыть[349]. Из-за отсутствия по этому вопросу консенсуса в масштабе континента на европейском уровне не делалось попыток регулировать исследования на эмбрионах, если не считать создания Европейской группы по этике в науке и новых технологиях[350].

Исследования на эмбрионах — только первый случай, когда обществу придется из-за новой технологии принимать решения относительно правил и регулирующих учреждений. Вскоре возникнут еще некоторые, в том числе:

• Предимплантационная диагностика и скрининг. Эта группа технологий, когда несколько эмбрионов проходят генетический скрининг для обнаружения врожденных дефектов и определения других характеристик, является начальной точкой для появления "детей по заказу" и будет реализована раньше, чем инженерия зародышевых путей человека. И действительно, такой скрининг уже выполняется для детей, чьи родители склонны к определенным генетическим заболеваниям. Хотим ли мы в будущем предоставить родителям возможность скринировать и выборочно имплан-тировать эмбрионы на основе пола, интеллекта, внешнего вида, цвета волос, глаз или кожи, сексуальной ориентации и других характеристик, которые можно будет определить генетически?

• Инженерия зародышевых путей. Если — и когда — появится инженерия зародышевых путей, встанут те же вопросы, что и при предимплантаци-онной диагностике и скрининге, но в еще более острой форме. Предимплантационная диагностика и скрининг ограничены тем, что выбор всегда будет делаться из ограниченного числа эмбрионов, несущих гены двух родителей. Инженерия зародышевых путей расширит возможности включения практически любых генетически задаваемых признаков, если их удастся идентифицировать, в том числе признаков от другого вида.

• Создание химер с помощью генов человека. Джеффри Бурн, бывший директор центра приматов Университета Эмори, когда-то сказал: "Для науки очень важно было бы попытаться создать гибрид обезьяны с человеком". Другие исследователи предложили использовать женщин как "хозяек" для эмбрионов шимпанзе или горилл[351].

Одна биотехническая компания, "Advanced Cell Technology", сообщила, что успешно пересадила ДНК человека в яйцеклетку коровы и вырастила ее до бластоцисты, после чего клетка была уничтожена. Ученые воздерживаются от исследований в этой области из опасения плохой рекламы, но в США такие работы не являются незаконными. Позволим ли мы создание гибридных существ с использованием генов человека?

• Новые психотропные средства. В США Администрация по пищевым продуктам и лекарственным средствам (FDA) занимается терапевтическими препаратами, а Администрация по борьбе с наркотиками (DEA) и правительства штатов занимаются борьбой с нелегальными наркотиками, такими как героин, кокаин и марихуана. Обществу придется принимать решения о законности и степени допустимости использования нейрофармакологических препаратов следующего поколения. В случае появления препаратов, усиливающих память или другие когнитивные способности, придется решать вопрос о желательности применения лекарств в этих целях и о том, как это применение регулировать.

Где проводить красную черту?

Регулирование есть по сути акт проведения нескольких красных линий, отделяющих разрешенную деятельность от запрещенной, на основе статута, определяющего область, в которой законодатель может до некоторой степени руководствоваться собственным суждением, Почти все люди за исключением некоторых твердокаменных либертарианцев, увидев предложенный список новшеств, которые могут быть осуществлены с помощью биотехнологии, захотят, вероятно, увидеть несколько таких красных линий.

Есть вещи, которые должны быть запрещены безоговорочно. Одна из них — репродуктивное клонирование, то есть клонирование с намерением создать ребенка[352]. Причины для этого и моральные, и практические, они выходят далеко за пределы озабоченности национальной консультативной комиссии по биоэтике относительно того, что сейчас невозможно безопасно провести клонирование человека.

Нравственные причины связаны с тем фактом, что клонирование — весьма неестественная форма размножения, которая установит столь же неестественные отношения между родителями и детьми[353]. У клонированного ребенка будут с родителями очень несимметричные отношения. Он будет и ребенком, и близнецом того родителя, от которого взяты гены, но при этом — никак не связан со вторым родителем. Этому "постороннему" родителю придется воспитывать более молодое издание своего супруга. И как будет этот родитель смотреть на клона, когда тот достигнет половой зрелости? Природа по всем причинам, изложенным в книге выше, — вполне подходящий эталон для наших ценностей, и нельзя так небрежно отказываться от нее как от стандарта отношений между родителем и ребенком. Хотя можно придумать не один трогательный сценарий, в котором клонирование можно оправдать (например, человек, переживший холокост, не имеет другой возможности продолжить род), такие сценарии не составят достаточно сильного общественного интереса для оправдания практики, в целом вредной[354].

Помимо этих соображений, внутренне присущих клонированию как таковому, есть еще много практических забот. Клонирование— пробивной клин для целой серии новых технологий, которые приведут в конечном счете к появлению, младенцев по заказу, и причем скорее всего эти технологии станут осуществимыми куда раньше генной инженерии. Очень важно поставить политические ориентиры на раннем этапе, чтобы показать, что развитие таких технологий не неизбежно и что общество может принять ряд мер для контроля над скоростью их развития и широтой охвата. Ни в одной стране нет сильного движения среди избирателей в пользу клонирования. Поэтому клонирование дает важный стратегический шанс прояснить возможность политического контроля над биотехнологией.

Но, хотя в этом случае применим широкий запрет, для контроля над технологиями будущего это не лучшая модель. Сегодня стали применять предимплантационную диагностику и скрининг, чтобы дети рождались без генетических заболеваний. Ту же технологию можно применять и для менее достохвальных целей, например, отбора по половому признаку, Здесь нам нужен не запрет, а процедура регулирования; красную черту надо провести не вокруг самого процесса, но в пределах его возможных применений, чтобы отличить законное от незаконного.

Один очевидный способ проведения красной черты — различение между лечением и улучшением: направить исследования на первое, наложив ограничения на второе. В конце концов, исходная цель медицины — лечить больных, а не превращать здоровых в богов. Нам не нужно, чтобы звезды мирового спорта страдали от повреждения коленных суставов или разорванных связок, но мы и не хотим, чтобы конкуренция между ними определялась тем, кто больше принял стероидов. Общий принцип позволит нам, скажем, использовать биотехнологии для лечения генетических заболеваний вроде хореи Геттингтона, но не для усиления интеллекта или увеличения роста наших детей.

Попытки провести различие между лечением и улучшением подвергались нападкам на том основании, что нет в теории способа различить эти два явления, а потому нет и способа отличать их на практике. Есть давняя традиция, особенно сильно защищаемая в последние годы французским мыслителем-постмодернистом Мишелем Фуко[355], гласящая, что явление, которое общество считает патологией или болезнью, на самом деле — социально сконструированное явление: клеймится отклонение от предписанных норм. Например, гомосексуальность долго считалась противоестественной и рассматривалась как психическое расстройство до конца двадцатого столетия, когда ее стали исключать из разряда патологий по мере того, как развитые общества все больше признавали геев. Нечто подобное можно сказать о карликовости: рост человека распределен нормально, и неясно, при каком его значении малорослого можно считать карликом. Если законно давать гормоны роста ребенку, который находится в нижнем 0,5 процентиле по росту, то почему не предписать его тому, кто находится в пятом процентиле или, если на то пошло, в пятидесятом?[356] Генетик Ли Сильвер делает аналогичные заявления о будущей генной инженерии, говоря, что невозможно провести черту между лечением и улучшением объективным образом; "В любом случае генная инженерия будет добавлять к геному ребенка что-то, чего нет в геномах ни одного из его родителей"[357].