Собрание сочинений в 3 томах. Том 3 - Валентин Овечкин

Б. Полевой, утверждавший, что «очерк вымысла не допускает», очевидно, не читал очерков Г. Успенского, Короленко. Просто досадно, как люди не хотят изучать или забывают классическое наследие в жанре очерка.

Это, конечно, сущая чепуха, что в очерке все должно быть абсолютно документально. В каком очерке? И очерки бывают разного «сорта». Мы принизили как-то в последнее время этот вид литературы, свели понятие очерка к более или менее живо написанной газетной корреспонденции (с пейзажем), зарисовке. Но есть еще большой журнальный очерк, очерк-исследование, очерк-раздумье. Тут можно, отталкиваясь, конечно, от жизни, — и обобщать, и вводить вымышленных персонажей, в общем, вести большой разговор о жизни, привлекая все художественные средства — и острый сюжет (вымышленный), и драматургически напряженные диалоги, и «личные линии», и пр. и пр., и бог знает, где тут четкая грань между очерком и рассказом, очерком и повестью. Б. Полевой примитивно, по-детски хрестоматийно определяет эту грань: рассказ — это высший жанр в литературе потому, что это «сам сочинил», а очерк — это что-то похуже потому, что списано с натуры. Мол, с натуры и дурак спишет, а вот попробуй «сочинить»!

Так вот, кроме очерка о конкретных людях, о действительных событиях, в литературе существует еще (и всегда существовал в русской литературе) и такой очерк, где все «сочинено» — и сюжет, и персонажи, и размер доходит, может быть, до 16–20 печатных листов. Просто автору захотелось почему-то придать этим своим размышлениям о жизни форму очерка, а не повести или романа. Может быть, потому, что эта форма более мужественна, свободна от обязательств развлекать читателя всяческой беллетристикой, более просторна, в смысле возможностей для авторских отвлечений, для введения публицистики в художественную литературу.

Вот еще вспомнилось: а «Записки охотника» Тургенева это что — рассказы или очерки? Как бы тут Полевой определил?

Вот, товарищ Нефедова, моя точка зрения на вопрос об очерке…

М. В. Рущинскому

16/IX 1954

Особое спасибо Вам, дорогой Максим Васильевич, за последние письма!

Вот такие же мысли, спорные, противоречивые, волнуют и меня и моего Мартынова. Конечно, он не нашел идеального решения вопроса о руководящих кадрах. А есть ли оно, идеальное решение? Тут еще все это корректировать и корректировать!.. Немножко и перегнул Мартынов, и погорячился, за некоторые ошибки в дальнейшем будет расплачиваться. Но лучше в этом вопросе с кадрами какое бы то ни было движение, пусть с ошибками, которые в дальнейшем придется исправлять, нежели мертвый застой.

…Ох, как вырастают сейчас требования к партийной работе, душевной работе с живыми людьми! Нужен высший класс партийной работы.

В следующих главах доберусь и к острейшим вопросам о размерах наших управленческих аппаратов (которые надо сокращать раз в 10), о чрезмерных привилегиях для работников управленческих аппаратов (читайте «Государство и революция» Ленина). Мартынов мой только подбирается к главному. Перед ним вырастает сейчас такая громада запутанных, нерешенных вопросов, что порою и его оторопь берет: одолеет ли, не сорвется ли где-то на чем-то?..

Да, Вы правильно предугадали возможный мой ответ на некоторые места из Вашего письма. Терпение, Максим Васильевич, я же еще не закончил этот цикл очерков, и не знаю, когда закончу. Многое, что сверлит сейчас мозг, над чем думают все думающие люди, попы таюсь высказать в следующих главах. Дальше в лес — больше дров. Такая она, жизнь, и есть — погружаешься в нее, и перед тобою целый лес вопросительных знаков…

Валентину Овечкину

10/I 1955

…Жаль, что ты не читал К. Гамсуна — «Викторию», «Пан» и др. Когда-то я увлекался его любовными повестями, а теперь вижу, какая это чепуха. Из такой изломанной, издерганной любви, когда двое играют друг с другом, чуть ли не с садистским наслаждением причиняют друг другу боль, — ничего хорошего для дальнейшей супружеской жизни не получается. Получается — ад. Они начинают мстить друг другу на каждом шагу за все прошлые обиды и унижения. Нет, уж лучше без этого «поэтического» кишкомотательства, когда выбираешь себе подругу на жизнь, жизнь трудную и боевую. В женщине все же неплохая вещь — доброта.

…Много еще есть хороших девушек на белом свете, простых, ласковых, добрых и к своим любимым, и к людям вообще. Жена и часы, говорят, на счастливого, но все же целиком на счастье полагаться не следует, надо и выбирать. Не так, конечно, как корову на базаре, но все же хоть чуточку посмотреть на свою будущую супругу (слово-то какое — в супряге, в одной борозде ходить!) объективно, со стороны. Трудно это, знаю, но все же надо стряхнуть с себя хоть на час любовно-поэтическую одурь. Не торопись. Лет в 25–26, после института, уже на работе, встретится тебе, может быть, настоящий человек в юбке — вот и будет тебе пара.

…Боюсь, Валя, что при последних встречах со мной, присутствуя на моей «штаб-квартире», ты видишь больше результаты моего очень трудного пути в литературу, а сам путь тебе мало ведом. Когда начинался этот путь, ты был еще маленьким. Хотя однажды, когда мы продавали пайковую водку в Киеве на базаре, чтобы мне было на что сварить вам с Валеркой борщ и отнести матери передачу в больницу, я просил тебя запомнить эти минуты, запомнить меня во всех положениях. В то время у меня уже был почти написан «С фронтовым приветом», и я был уверен в судьбе этой книги. А как было трудно в Родниковской, как писались первые рассказы — этого ты совсем не помнишь. Но дело в том, что и сейчас еще ничто не кончено, и сейчас еще у меня никаких результатов нет. От одной вещи к другой новой вещи — опять новая борьба…

В общем, дети, читайте не книги мои, уже готовые, изданные, читайте больше черновики, которые берегу я в домашнем «архиве». Это — для воспитания характера…

Т. Г. Червоняку

18/I 1955

Дорогой Тимофей Григорьевич!

Очень был обрадован Вашим письмом. Нет для писателя большего счастья, чем узнавать, что его книги читаются, волнуют людей и помогают в какой-то мере нашему общему делу. Я, Тимофей Григорьевич, тоже был председателем колхоза, шесть лет, был на партийной работе в деревне, привык за много лет что-то делать в колхозном строительстве своими руками, полюбил работу на земле, с живыми людьми, и это, возможно, наложило некоторый «практический» отпечаток на мои рассказы и очерки. Когда я стал уже литератором, мне все хотелось писать так, чтобы своими произведениями на колхозные темы продолжать участвовать в социалистических преобразованиях нашей деревни. Если это мне хоть в малой степени удается — очень рад…

Валентину Овечкину

13/III 1955

…Чем сложнее обстановка, тем более не имею права поддаваться унынию и слабеть. Противник ясен, и как с ним бороться — почти ясно. Оружие мое — перо при мне. Чего же мне еще надо? По-прежнему надо быть бодрым, сильным и работать вовсю. Чего и тебе советую. Но только еще раз хочу сказать тебе: в борьбе очень нужна выдержка и еще раз выдержка… И еще вот что. Надо иметь моральное право на ту или иную резкость, на применение тех или иных форм борьбы, чтобы не было петушиных наскоков…

Ты, очевидно, понимаешь, что я учу тебя не обывательской осторожности, а только лишь умным и тактичным формам борьбы с обывателями, старшими по возрасту и по положению. Ты еще в жизни так непрочно стоишь на ногах, что тебя опытный бюрократ одним ударом может свалить. Тактично бороться и быть во всеоружии, всячески подкрепляться аргументами. А аргументы — в книгах, в решениях партии, в теории классиков марксизма-ленинизма, в жизни, дающей много примеров нашей партийной правоты, если внимательно ее наблюдать…

А характер крепкий все-таки воспитывай в себе — это пригодится в жизни. Не такой, конечно, железный, как Гуго Пекторалис вырабатывал (у Лескова), но все же крепкий, не слабый… У тебя сейчас со здоровьем, я вижу, стало хуже, чем было в первые годы учебы в институте. Это не годится. Крепкие мышцы нужны не для того, чтобы любоваться ими, а опять же, черт побери, они пригодятся в жизни! Думаешь, я бы выдержал все то, что мне досталось в жизни, если бы не был очень здоров смолоду?..

12/V 1955

…Не очень меня, откровенно говоря, радует то, что ты будешь на практике не в коллективе, а один. Но с другой стороны — надо же когда-то привыкать и к самостоятельной работе. Да и не один будешь, а опять же в коллективе, только не в своем институтском, а в местном рабочем коллективе. Всюду — люди. И всюду — хорошие люди, умей только искать.

… Перед маем был в Смоленске, а недавно во Льгове, у Левицкого. Обе поездки дали очень много для новых глав и сильно укрепили в сознании правильности вопросов, которые поднимаю в них. С Дорониным по-прежнему — полное совпадение мыслей и действий на расстоянии. Он практически уже приступил кой к чему из того, о чем я пишу…