Последняя песнь Акелы-2 - Сергей Бузинин

Мгновением позже из кустов донеслись неумелые чертыханья, а следом за ними показался перемазанный землей и кровью барабанщик, упорно тащивший тело Троцкого, безвольно болтавшееся сломанной куклой. Десяток, а то и больше помощников, бросился к мальчишке, но было поздно.

Лев, уставясь невидящим взором в одну точку, лежал не дыша. Пульс не прощупывался, а из уголков глаз, создавая впечатление, что юноша плачет, медленно бежали тонкие дорожки кровавых слез.

Над головами, замеревших в немом изумлении людей, препротивно завыл пролетающий мимо снаряд, но даже его взрыв, раздавшийся где-то сбоку, не смог вывести их из ступора.

— Они… — жалобно всхлипнул барабанщик, размазывая кроваво-грязные слезы по своему лицу. — Они его убили… Англичане убили наш Голос… Наш Золотой Голос Трансвааля…

Ответа не было. Концертную лощину затопила угрюмая тишина, и только Туташхиа, до того момента безрезультатно пытавшийся привести друга в чувство, вдруг рывком поднялся на ноги, зачем-то сорвал с ближнего к нему человека патронташ и молча зашагал в сторону окопов.

— Ты куда собрался, Дато? — Арсенин, ухватив товарища за рукав, заступил путь.

— Отпусти, батоно капитан, — Туташхиа, рывком освободившись из его рук, зло скрипнул зубами. — Они убили моего друга… Они брата моего убили! Я буду убивать их, пока у меня есть патроны. Или пока не убьют меня.

— Дато! Останься. Слышишь, я приказываю тебе — останься!

— Не сегодня, батоно капитан, — абрек упрямо мотнул головой и зашагал вперед. Через пару шагов он на мгновение остановился и, не рискуя встретиться глазами с командиром, виновато бросил через плечо. — Ты можешь меня казнить, князь. Но сегодня я не могу выполнить твой приказ. Не-мо-гу…

Понимая, что остановить друга можно только выстрелом в спину, Всеслав обессилено опустил руки и отошел в сторону. Собственное бессилие удручало. Осознание того, что он командир и, оставить коммандо без присмотра или выступить без приказа, просто не может, не имеет права, вызывало с трудом контролируемые приступы бешенства.

— Дато! — загоняя на бегу патроны в обойму, Корено метнулся следом за абреком. — Подожди меня, Дато! Вместе пойдем, братишка…

Остановившись возле костра, одессит вдруг повернулся к безмолвной толпе и огонь на мгновение отразился на лице биндюжника. Игра теней на самой границе света и тьмы исказила внешность одессита, превратив его в чудовищную гримасу. Окинув понурую толпу презрительным взглядом, он поморщился и сказал, как плюнул:

— Братья-буры! Будем же…героями?.. — и, не дожидаясь ответа, шагнул в темноту, вслед за Туташхиа.

За Николаем, подобрав с земли лишь пробитый барабан и палочки, упрямо захромал Макс, а за ним, не глядя в глаза друг другу потянулся еще один…второй… десятый…сотый…

Через несколько минут в лощине остались лишь бойцы из коммандо Арсенина да русские волонтеры, с трудом удерживаемые на месте младшими офицерами. Вестовой, посланный в штаб, едва только первые бойцы отправились вслед за абреком, еще не вернулся, а выступать без команды… Будь проклята эта дисциплина!

Внезапно Ван Бателаан бросил на землю шляпу и, тоскливо взглянув в глаза капитану, побежал в сторону уже громыхавших выстрелами окопов. Всеслав метнулся следом за ним, но едва он только отвернулся от скрежещущего зубами строя, как тот, рассыпавшись на мелкие стайки, понесся следом за Бартом.

Арсенин, растерянно глядя в спину бегущих, застыл на месте и едва успел увернуться от группы кавалеристов, несущихся во весь опор. Часть из них, возглавляемая Де Веттом, направляясь в сторону окопов, пронеслась мимо, а двое всадников, резко остановив коней, спешились рядом с ним.

— Какого х… — пытаясь перекричать грохот близкого разрыва, зло пророкотал Максимов в лицо Всеславу. — Какого… вы застыли на месте, капитан?!

— Я… — растерянно сглотнул слюну Арсенин, — я не могу никого остановить…

— Если мы не можем остановить бардак, мы обязаны его возглавить! — еще раз рыкнул полковник, оборачиваясь к строю волонтеров. — Баталио-о-он! Штыки при-и-им-кнуть! За мной! В атаку! Па-а-шли, родимыя!

Не желая отставать от солдатских цепей, неудержимым валом катившихся в сторону разгорающегося боя, Всеслав, радуясь, что наконец-то кто-то решил все за него и, проклиная свою привычку курить, рванул вперед. Найти Дато и Николая в сумятице и неразберихе ночного боя он даже и не мечтал, и очень надеялся, что сможет встретиться с ними утром. Если доживет.

А вокруг творилось что-то невообразимое, ранее им никогда виданное. Дай Бог, чтоб, не пришлось увидеть такого еще раз.

Справа, из форта Гэйм Три, гулко ухали орудия. На левом фланге, яростно давился очередями пулемет, а перед пустыми окопами, вырастая в цунами и грозясь смыть всю оборону англичан к чертям, колыхалась волна пехоты.

Внезапно, разбивая общий поток атакующих на мелкие брызги, из британских окопов слаженно ударили три пулемета. Жестко. В упор.

И хотя один из них подавился лентой на первой же очереди, двух плюющихся смертью стволов, хватало, чтобы нещадно скосить любого, кто рискнет заступить на линию огня.

Передовая цепь, потеряв едва ли не треть своих бойцов, залегла, кто где смог, и принялась отстреливаться. Суматошно, не целясь, попусту тратя боеприпасы и расцвечивая черное небо сигнальными ракетами. И уже почти паникуя. Смерть, привычно взмахнув косой, срубила замешкавшихся одиночек и присела передохнуть, создавая паузой хрупкое равновесие. Ненадолго.

Не найдя подходящего укрытия, Всеслав шмякнулся на землю прямо за телом убитого секундой раньше стрелка, и теперь, сдавлено матерясь и выплевывая забившуюся в рот землю, с содроганием вслушивался, как смерть, жадно чавкая, пытается дорваться до ещё живых, вгрызаясь свинцом в тела павших.

Где-то сбоку сипло хрипел раненый, кто-то, визжа на одной тонкой ноте, вторил ему справа. А вперед где, зажимая руками живот и беспрестанно харкая кровью, выгибался простреленный насквозь бур, лучше и вовсе не смотреть. Атака захлебнулась. По крайней мере, здесь. Что творилось в других местах, не мог сказать и Господь Бог. Да с ним и связи не было.

Придавив к земле первую волну, англичане сменили стратегию. Теперь по тем, кто рискнул шевельнуться, давая напарнику время, сменить дожеванную до пустых ячеек ленту, работал только один пулемет.

Заметив какое-то движение справа, Арсенин повернул голову и сдавленно охнул: из-за груды валявшихся вперемешку тел, покачиваясь и кривясь от боли, поднималась одинокая фигура. Радуясь новой цели, из вражеских окопов коротко тявкнул и тут же смолк пулемет.