Западня - Кэти Сьюэлл

Давид откинулся на спинку стула и уставился на имя. Экран ярко светился в темной комнате, и буквы буквально прыгали в глазах. На ум пришла странная идея — не этого ли мальчика упоминал Джозеф как сына Спящего Медведя? Возможно ли это? Он посмотрел на дату рождения: 5 декабря 1993 года. Давид никак не мог сосредоточиться и посчитать месяцы и годы, все сливалось в беспорядочный набор цифр. Он схватил ручку и написал все цифры в столбик на листке бумаги. Наконец он убедился, что время зачатия приблизительно совпадает со временем их визита на Черную Реку.

Могли ли Уйарасук и Медведь?.. Нет, в это он не мог поверить. Но Медведь оставил половину своих сбережений какому-то мальчишке на Черной Реке. Джозеф сказал, что он был отцом… Какая ужасная мысль! Он вспомнил, как тепло относились друг к другу Уйарасук и Медведь. Что он знал об их отношениях? Что он мог понимать в их образе мыслей? Предвзятое отношение к возрасту, сексу и морали в его культуре могло не срабатывать здесь, на арктических просторах. О Боже! Давид почувствовал, что тело перестало его слушаться, все эти странные мысли крутились в голове, как в сумасшедшем колесе рулетки, которое никак не останавливалось.

— Какого черта ты здесь делаешь?

Он подпрыгнул от неожиданности при звуке резкого голоса в темноте пустой комнаты. Он повернулся и увидел Шейлу, быстрыми шагами идущую к нему. Он отреагировал мгновенно, наклонился и вытащил вилку из розетки. Компьютер пискнул, и монитор погас.

— Ты не имеешь права рыться в больничных записях. Как ты вошел в систему?

— Я здесь работаю. Если мне будет нужно посмотреть на записи в истории болезни, я это сделаю.

— Ты можешь смотреть в карточках. Для твоих целей этого достаточно. Я точно знаю, что у тебя нет пароля к компьютерным записям. Они не для таких, как ты. Я доложу о тебе Хоггу.

— Докладывай, — холодно ответил Давид. — Почему бы нам троим не собраться и не поговорить начистоту. Я это организую. Накопилось много такого, о чем, я думаю, следует доложить.

— В самом деле? — Шейла немного изменилась в лице, хотя тон ее был по-прежнему агрессивным. — Что, например?

Давид не ответил, но и не встал со стула. Она подошла ближе и ткнула указательный палец ему в лицо:

— Если ты думаешь, что Хогг станет слушать все, что ты скажешь обо мне, ты сильно ошибаешься. — Ее глаза злобно сверкали, но на лице промелькнула тревога.

Давид подумал о Иене, и в нем вдруг вспыхнула ярость. Ему больше не нужно было бояться скомпрометировать Иена. Кто-то должен был это сделать, чтобы остановить ужасное самоуничтожение, в котором Шейла из корысти помогала ему. Он посмотрел на палец, который она все еще направляла ему в лицо.

— Прекрати тыкать в меня пальцем, — прорычал он, с силой отталкивая ее руку от своего лица. — Есть ли вообще предел твоей порочности? И на твоем попечении двое беззащитных детей! Их нужно защитить от…

— Берегись, — прошипела Шейла. — Если ты хочешь видеть своих детей, будь осторожен в своих поступках. Во мне нет ничего порочного, особенно если сравнивать с тобой. Ты сам заслуживаешь такого отношения к себе. Мужчины вроде тебя заслуживают. Думаешь, можешь носиться туда-сюда, пихать свой член, куда захочешь, и выйдешь сухим из воды?

— Я не это имею в виду, — огрызнулся Давид, прерывая ее. — Я говорю о том, что ты делаешь с Иеном.

Шейла уставилась на него, потеряв дар речи. Но потом быстро оправилась:

— Мне плевать, на кого или на что ты намекаешь. Что бы это ни было, это не твое дело. Убирайся из моей жизни, или ты никогда больше не увидишь своих детей. Я всем расскажу всю эту историю. Я могу доказать, что ты со мной сделал. Я расскажу детям… во всех грязных подробностях.

— Расскажешь? Ты сделаешь это со своими детьми?

— Да, и у меня есть доказательства. Поверь мне, тебе это не понравится. — Она улыбнулась, думая, что одержала победу. Сплела руки под грудью и смотрела на него сверху вниз. Ей всегда удавалось задеть его слабое место, и теперь она думала, что может использовать детей как оружие, но на сей раз ей будет не так просто это сделать. Он об этом позаботится.

— Я тебе не верю. Ты — полное дерьмо. — Давид отпихнул стул, перевернув его. — Ну хорошо. Делай что хочешь, но и я сделаю то, что посчитаю нужным.

Прежде чем она успела что-нибудь сказать, он резко повернулся и вышел из комнаты.

Утром в 8.55 он стоял перед маленьким офисом на боковой улочке на окраине города. Машина была ему необходима, а потому запрет на вождение терял в Лосином Ручье законную силу из-за насущной необходимости. Давид улыбнулся, вспомнив давний разговор. Кто же это сказал ему, что он никогда не будет ходить пешком по улицам этого города, так как тут всегда либо слишком жарко и пыльно, либо слишком холодно и скользко, либо он будет слишком пьян? Кто-то очень бесцеремонный. У него вытянулось от удивления лицо, когда не кто иной, как автор этих слов, появилась на улице рядом с ним. В руке у нее была огромная связка ключей. Марта Кусугак совершенно не изменилась, несмотря на то что прошло столько лет. Ее глаза вспыхнули, когда она увидела Давида.

— Сексуальный молодой врач! — пронзительно закричала она. — Точно говорю!

— Врач — может быть. Но сексуальный и молодой — сомневаюсь, — засмеялся Давид в ответ.

— Ну, на этот раз вы здесь останетесь, правда, молодой человек? Только Бог знает, как нам нужен кто-нибудь вроде вас, — выпалила она, энергично пожимая его руку. — Я искренне надеюсь, что вы займете место старика Хогга. Он не сдается, но ему уже давно пора уйти на покой.

— Эй… Полегче, Марта. Я тут только на время. Как ваши дела?

— Дайте-ка я сначала дверь отопру, а потом все расскажу.

Она покопалась со связкой, отыскивая ключ, попробовала несколько штук, прежде чем нашла нужный.

— Судя по всем этим ключам, у вас много интересов, — заметил Давид.

— Правильно поняли, — ответила Марта. — Старик бросил меня ради какой-то проститутки, и я нашла себе парня помоложе и с амбициями. — Она перепрыгнула за стойку и взяла в руки золотую ручку. — Так, прежде всего я выберу вам колеса. Они все очень надежны, уверяю вас…

Он не мог сосредоточиться на том, о чем болтали дети. Марк тянул его за руку. Миранда была позади них, толкала их санками и кричала, чтобы везли быстрее. Оба громко кричали и смеялись без причины, взбираясь на крутую горку по пояс в снегу.

— Что с тобой, Давид? — закричал Марк. — У тебя что, настроение плохое?

Давид был поражен неожиданным весельем Марка. Он схватил мальчишку за пояс и толкнул на землю, но Марк оказался сильнее, чем выглядел, и поставил ему подножку. Они, кувыркаясь, катились вниз довольно долго, прежде чем им удалось остановиться.

— Посмотрите на себя! — визжала Миранда. — Вы сто лет будете взбираться сюда. Я сама съеду. — Она плюхнулась на санки головой вперед и покатилась вниз с бешеной скоростью.

— Осторожней! — закричал Давид, когда его дочь пронеслась мимо него как пуля. Могло случиться все, что угодно, — перелом ноги, повреждение шеи. Вдруг Марк навалился на него, они снова упали и покатились по склону, снег забивался за воротники и в рукава. Миранда, как сумасшедшая, хохотала у подножия горы, в сугробе.

— Ну, хватит, — крикнул Давид, сидя в снегу. — Приводите себя в порядок. Вашу маму хватит удар, если она узнает об этом.

— Это не ее собачье дело, — сурово сказал Марк. — И потом, неужели ты думаешь, ее это волнует?

— Конечно, волнует.

— Ты такой наивный, — снисходительно заметил Марк, — а ведь вроде взрослый человек!

«А ведь маленький засранец прав, — подумал Давид, вытряхивая снег из волос и снова натягивая на голову шапку. — Ей наплевать, даже если я привезу их в машине «скорой помощи» с переломанными костями и гипотермией».

Они оба посмотрели вниз, на Миранду. Она лежала на снегу без движений. Марк кинулся к ней, покатившись по снегу вниз, и попытался поднять ее. Она весила килограммов на десять больше, чем он, и оказалась для него слишком тяжелой. Она обвисла мертвым грузом и начала стонать. Давид глядел на них и понимал, насколько сильна разница в их психологической зрелости. Он слышал, что обычно бывает как раз наоборот. Но Марк был, как сварливый старик, угрюмый и склонный к самоанализу, тогда как Миранда могла в одно мгновение стать абсолютно инфантильной.

Вот она истерически хохочет, потом притворяется умирающей, затем болтает ногами, как двухлетний малыш. Девочка замерзнет, если будет лежать на снегу, но у Давида не было сил вмешаться. Он посидел на склоне какое-то время. Он ни часа не спал этой ночью, думая о том, что удалось выяснить. Спящий Медведь никак не мог оплодотворить очаровательную молодую женщину во время их поездки, это совершеннейший абсурд. Как бы он ни упрекал себя в предубеждении и предвзятости, он не мог представить их в объятиях друг друга. Медведь был настолько стар, что годился ей в деды, а то и в прадеды. Мог, конечно, быть другой мужчина, хотя она сказала, что не была ни с кем уже очень давно. Но не будет ли слишком наивным верить этому? Почему у молодой женщины не могло быть любовников? Еще одна возможность, от которой у него закружилась голова, — сам Давид мог быть отцом ребенка. О Боже, возможно ли это? Даты говорят, что возможно.