Кое-что о Еве - Джеймс Кейбелл

– В ее чертах невозможно усмотреть никакого дефекта... – продолжал Горвендил.

– Разумеется, потому что цвета ее глаз прекрасно сочетаются друг с другом, а нос располагается прямо между ними. Под ним находится рот, а еще у нее есть пара ушей.

– In fine, – сказал Горвендил, размахивая руками над головами пасущихся рядом свиней, – принцесса молода, у нее нет никаких физических недостатков, и твой влюбленный взгляд не обнаружит в ней никакого изъяна благодаря той магии, которая воздействует на всех здоровых молодых людей на Миспекском Болоте.

– Ты очень живо описываешь мне женщину, обладающую исключительным и – в этом у меня нет никаких сомнений – неодолимым очарованием. Тем не менее я не могу долее оставаться в месте, где существуют только две истины, и где волшебство этих двух Истин постоянно воздействует на мое юное тело, потому что меня не удовлетворяют боги предместий Антана.

Горвендил ответил:

– Люди нашли себе множество богов. Но эти боги не вечны. Они уходят в Антан и не возвращаются. Остается только один бог и только одна богиня. Они остаются всегда, разве что на время наводя туман на зрение и мышление юных, тем самым охраняя спокойное существование других молодых людей в течение месяца или двух.

– Я неоднократно наблюдал этот эффект, – ответил Джеральд. – Но давай покончим с этим! Сейчас ты, прямо в этом грязном свинарнике, начнешь приводить пространные рассуждения, подтверждающие тот факт, что время беспощадно разрушает любую органическую материю. Потом ты, как я полагаю, подведешь итог всей философии антанских предместий. Возможно, это истинная философия. Тем не менее эта философия – болезненный материализм, который мне, уважающему себя гражданину Соединенных Штатов Америки, не по вкусу. Нет, я лучше буду играть с прекрасной идеей, чем с мыслью, напрочь лишенной привлекательности. Поэтому я предпочитаю думать, что боги и человеческие мечты стремятся к благородной и достойной цели...

Тут Горвендил печально вздохнул.

– Ах, Джеральд, как ты, никогда так и не побывавший в Антане, можешь это утверждать?

– Друг мой, – спокойно ответил Джеральд. – Я слишком мудр, чтобы совершить такой опрометчивый поступок. Нет, я не вошел в обещанное мне королевство. Я разрушил его. Поэтому оно будет существовать, покуда существую я, и оно будет таким, каким я его себе представляю. Я сохраняю за собой привилегию, находясь в таком покаянном настроении, которое порождает самые роскошные фантазии, играть с этой прекрасной идеей...

– Но... – начал было Горвендил.

– Нет, дорогой друг, вы ошибаетесь.

– И все-таки... – сказал Горвендил.

– Да, на первый взгляд, в этом что-то есть, но это на самом деле не затрагивает сути вопроса.

– Я только хотел сказать... – возразил Горвендил.

– Знаю! Я прекрасно понимаю твою мысль. И я признаю, что ты хорошо ее сформулировал. Проблема в том, что принцип, из которого ты исходишь, ошибочен.

– Однако... – сказал Горвендил.

– Да, но не всегда, – заявил Джеральд. – Для поэта единственный способ по достоинству оценить красоту какого-нибудь места состоит в том, чтобы никогда не посещать его. Нет, Горвендил, факты не должны сбивать поэта с толку. Не важно, что говорят факты: все поэты, от Прометея до Юргена, предпочитали играть с прекрасными идеями. Поэтому последовательный поэт всегда разрушает предназначенное ему царство, потому что только так он может превратить его в прекрасную идею. Поэтому для меня, первоклассного поэта, войти в мое королевство было бы непростительной ошибкой. Ведь тогда у меня было бы только одно королевство. Но теперь я могу несколько раз на дню воссоздавать разрушенный город, и с каждым разом он будет становиться все более великолепным. Таким образом, у меня тысячи королевств, одно прекраснее другого. Сегодня Эвашерах будет ждать меня там, среди красот, благовоний и неприкрытой порочности древнего Востока. Завтра сладкоголосое пение пернатоногой Эвадны позовет меня в совершенно другой Антан, который на этот раз будет окруженным морем, небольшим тропическим островом. А послезавтра еще более идиллические картины будут манить меня в пасторальный, написанный в пастельных тонах, гораздо более многолюдный Антан, где будут обитать мечты моей юности, а сладкие губы Эварван сделают его моим персональным раем. В то время как в других обстоятельствах, когда я приду в более схоластическое умонастроение, я буду знать, что в Антане меня ожидает глубокая мудрость и широкая эрудиция Эвайны, вплоть до последнего параграфа. Но чаще всего, Горвендил, я буду вспоминать о другой женщине и о мальчике, в которых не было ничего примечательного, но которые какое-то время, казалось, принадлежали мне. И я буду верить, что эти двое ожидают меня в гораздо более прозаическом Антане; и я буду знать, что никакая магия, как бы она ни превосходила своим могуществом гораздо менее привлекательные мечты моей зрелости, не может дать мне ничего более дорогого... Ведь у меня, Горвендил, было все, что нужно мужчине. Антан не может предложить мне ничего более желанного, чем то, что у меня уже было. И никакая сила не может поколебать мою благодарность за те иллюзии, которые украшали мою жизнь в то время. И здесь, в этой серой стране, где все течет, среди этих твоих свиней, я отчаянно воскликну: «Я счастлив!..»

– С дураком, особенно с таким, у которого на языке вертится множество прекрасных слов, тоже не спорят. Ведь это неописуемая глупость – возомнить, что Антан может быть разрушен тобой или кем-либо другим. Нет! Обещанное тебе царство ждало тебя, Джеральд. Но ты допустил промах, ты поддался соблазнам семейной жизни, и ты слишком много говорил! Теперь Магистр Филологии силой слова, которое было в начале, и которое будет существовать, когда все остальное исчезнет, навечно спрятал от тебя твое королевство так, что ты не можешь его ни достигнуть, ни увидеть, ни даже верить в него. Теперь тебе остается только лечить боль за свою ошибку бессмысленными оправданиями, словно припарками. И я теперь говорю тебе, что на такой промах, на такую неудачу и на такие оправдания есть только один ответ.

Затем Горвендил сообщил Джеральду слово силы и вынул из кармана небольшое зеркальце в три квадратных дюйма. Во мгле послышался шум маленьких сильных крыльев. У ног Горвендила, среди свиней, появились три белых голубя. Он сделал все, что от него требовалось, и Джеральд очутился в месте, которое было ему знакомо.

Часть XII

Книга согласия

Откровенность не более приятна, чем скрытность, когда она неуместна

Итак, Джеральд снова очутился в библиотеке, в которой, как ему казалось, не ранее чем четыре месяца тому назад он покинул свое материальное тело. Свет горел, но в комнате никого не было.