Прыжок через пропасть - Сергей Самаров

Герцог к этим стоящим в отдалении палаткам заворачивал чаще всего. Он стремился добиться расположения именно простых ратников-саксов, понимая, где зарождается общественное мнение. Но чувствовал, что с рыцарями, по крайней мере с большинством из них, и особенно с теми, кто не слишком хорошо относился к Аббио и Кнесслеру-Видукин-ду, а таких тоже было немало, ему легче поладить, чем с простыми людьми, приведенными на турнир из леса своими эделингами. И не понимал, в чем дело, почему его встречают откровенно прохладно.

Понимал это, однако, даже Лют, не говоря уже о самих ратниках. Они, конечно, отдавали уважение герцогу: та роль, что сыграл он в меле, никем не осталась не замеченной, и все отмечали, что без этого опытного командира бой мог бы закончиться раньше и большим поражением. И герцог всячески подчеркивал это в разговорах.

«Если бы другого, равного ему командира, не нашлось», — про себя отметил Лют.

И тем не менее саксы у костров отводили взгляд в сторону при приближении Трафальбрасса и не спешили встать и освободить ему место. А то не слишком сердобольное участие, что он старался показать, склоняясь над ранеными и изувеченными, воспринималось зачастую как назойливое беспокойство, от которого лучше поскорее избавиться.

— У тебя что, три шлема на голове было? — спросил герцог у очередного костра, где сидел мрачный тяжеловесный воин, приложивший к голове тряпку, пропитанную каким-то вонючим травяным настоем.

— Мне и одного хватило, — ответил сакс, не вставая.

— Тогда зачем же ты голову свою дурную подставляешь под удар? Головой следует думать, а не пользоваться ею вместо щита.

— Оно конечно, — сакс внезапно согласился, и в голосе его герцогу почудилась откровенная угроза. — Один, кто хорошо умеет это делать, головой думает… Второй думает, что умеет думать, хотя на самом деле сильно ошибается… Третий ее вместо щита подставляет… А кто-то находит, что лучше иметь на шее вместо ожерелья веревочную петлю, чтобы голова красивее смотрелась… — воин демонстративно встал и отбросил тряпку с примочкой, которую к голове прикладывал. Почти к ногам Сигурда.

Намек и жест были откровенны, как пощечина. Сигурд понял все. Понял, кто повесил его людей. Конечно же это сделал эделинг Аббио, а вовсе не франки по приказу короля Карла. И ему следовало не саксов утром вести против франков, а саксов подставить под франкские мечи, чтобы им сильнее досталось в меле. Выходит, Аббио не оставил дело без ответа. Его воины в курсе события, и, может быть, именно они вчера участвовали в захвате несчастных. Только вот возникает другой вопрос: как эделинг догадался, что напали на него не франки, а даны. Он не должен был догадаться. Одежда была подобрана соответствующим образом, доспехи и оружие проверены и подобраны. Тщательно выучены и отрепетированы франкские фразы. И тем не менее Аббио, едва знающий франкский язык, чтобы разобрать тонкости акцента, догадался. И даже устроил засаду возле тела убитого.

Впрочем, засаду он мог устроить, даже не зная точно, кто на него нападал. Франки своих погибших воинов закапывают в землю. Обыкновенные разбойники погибших товарищей бросают на съедение хищникам. Только норманны[36] и некоторые из славян сжигают погибших. Да еще саксы. Но в данном случае Аббио был уверен, что это были не саксы. Своих он узнал бы по каким-то деталям, да и не было причины у них нападать на эделинга. Он был уверен, что за телом убитого придут: или норманны, или славяне. И они пришли. И погибли с честью. Но теперь Аббио пытается пятно за их гибель возложить на Сигурда.

— Что значат твои слова, воин? — герцог, хотя и заметил оскорбление, тем не менее сделал вид, будто ничего не произошло, хотя все внутри кипело от бешенства. — Или тебя так сильно по голове стукнули, что ты, сам не зная зачем, всякий вздор болтаешь?

— Видел ли ты, Сигурд, четверых повешенных около королевской дороги?

— Видел, — спокойно ответил герцог.

— Это я их вчера вешал, — сказал сакс со злой гордостью и откровенным вызовом. — Хорошенько петлю завязывал, не данским морским узлом…

Хрустнули суставы с бешенством сжатого кулака Трафальбрасса. Посыпались в ладонь колечки разорванной кольчужной перчатки, Но никто этого не заметил. А сам Сигурд с кошачьей коварностью улыбнулся.

— Из тебя хороший палач бы вышел. Если будешь искать работу, приезжай ко мне в Данию. Ты не останешься без заработка. У нашего короля есть милая привычка — ради развлечения вешать недостойных слуг.

Воин, ожидавший обострения ситуации, и даже стремившийся к этому, был несколько обескуражен реакцией герцога. Он не понял намека Трафальбрасса относительно слуг и не догадался своим простым незатейливым умом, что кто-то посмеет считать королевским слугой эделинга вольной в его понятии Саксонии.

— Кого вы называете слугами короля Готфрида, герцог? — вмешался неожиданно один из рыцарей-саксов, держащий покалеченную руку на перевязи.

«Очевидно, и этот рыцарь знает о происшествии», — догадался Сигурд, но улыбка с его лица не сошла.

— Тех, кто служит королю, независимо от рода-племени.

Воин, начавший этот разговор, посчитал, что должен его продолжить.

— Не узнал ли ты, Сигурд, кого-то среди повешенных?

— Узнал, — просто сказал герцог. — Мы сегодня с королем Карлом, поздравившим меня с удачным выступлением в меле, подъезжали к ним вплотную. Одно лицо там было мне знакомо. Это норвег, служивший князю Годославу.

— Норвег князя Годослава? — переспросил сакс, откровенно растерявшись.

— Да. Норвег. Он служил раньше у князя Годослава. Впрочем, я мог и спутать: норвеги так похожи лицом друг на друга, что это немудрено…

Сигурд олицетворял саму невинность.

Тем бы это дело и кончилось, не окажись рядом Люта.

— А когда ты, герцог, видел норвегов в окружении Годослава? — спросил он, выступая из-за спин сакских рыцарей, что пришли сюда вместе с Сигурдом.

Голос Люта был так же невинен, как и самого герцога. Просто, казалось, славянин, которого выдавал акцент, проявляет обычное любопытство. А понять вовремя, что перед ним не вагр, а бодрич, Трафальбрасс не сумел.

— Я встречался с Годославом не однажды, и норвега хорошо запомнил. Он всегда был рядом с князем и занимал у него, надо думать, какую-то не последнюю должность.

— Норвег Годослава? — задумчиво переспросил рыцарь, задававший вопрос о слугах. — Это уже становится интереснее…

Лют понял, что Трафальбрасс затевает очередную интригу, теперь уже откровенно направленную против его князя. И здесь, среди данов, вагров и саксов, вступиться за честь Годослава и доказать, что герцог лжет, мог только он один. Кровь ударила юноше в голову. Он заговорил, выкрикивая в волнении слова, понимая, что простому воину непозволительно оскорблять герцога и тем не менее не имея сил сдержаться.