Кредит на милосердие - Андрей Фролов

Он поднял голову и вдруг увидел, что метелка наблюдает за ним снизу вверх, почти незаметная в полиэтиленовом бортовом оконце. Сердце тут же забилось еще чаще, на щеках выступили красные пятна.

Поняв, что ее заметили, девчонка сразу осела на дно повозки, исчезая из виду.

Митяй еще какое-то время шел рядом с телегой, так и не дождавшись ответа. Скрипнул зубами, сплюнул в грязь. Решил ускорить шаг, злящийся на всё вокруг, как тут услышал ее голос, тихий и приглушенный тентом. Услышал больше не ушами, а где-то на самой периферии слуха, будто тот прозвучал прямо в голове.

– Со мной всё хорошо. Спасибо…

Обернувшись торопливо и с плохо скрытой надеждой, Митяй наткнулся на взгляд пожилого повара, правящего кухонной повозкой. Тот улыбнулся, многозначительно подмигнул черенку, показал оттопыренный большой палец. Паренек покраснел еще сильнее и затопал в начало каравана. Нужно найти наемника и посмотреть, как тот отреагирует, когда он расскажет ему. Решил за своей метелкой приглядывать – так глаз не отводи, вояка, тоже мне…

Только поздно вечером, стоя в холодном дозоре и вспоминая перепалку с добытчиками, Митяй вдруг осознал, что всё это время кругом отирался Тахир. Как обычно, снимавший происходящее на свою неразлучную камеру.

CREDITUM XLI

В мертвый город вошли через трое суток после стационарной стоянки. Высланные вперед конные, руководствуясь электронными картами наемника и показаниями датчиков, заставили караван свернуть на восток.

Крюк получился немалым – почти до новорожденного Енисейского пролива, рискуя наткнуться на разъезды БАРСа, патрулировавшие побережья. Но радиоактивный «карман» на пути, происхождением обязанный хлопнувшим ракетным шахтам, был совершенно непроходим. Оценив ситуацию, Вэйань принял решение огибать. Одноглазый спешил, рвался вперед, ведь где-то совсем рядом находилась черта, которую его погибшие разведчики в свое время переступить не сумели. Но другого выхода не было.

И вот тогда-то, угодив на одну из старых автомобильных дорог, уперлись в город, когда-то носивший название Сосновск. Местность была гористой, перепаханной свежими землетрясениями, а потому многоэтажные дома, вдруг выскочившие на пути отряда, стали неожиданностью.

Приборы молчали, и караван осторожно вполз в городок, впервые за многие месяцы нарушив тишину склепа гулом двигателей и человеческими голосами. Которые, впрочем, звучали неуверенно, редко и негромко. Животные проявляли тревогу и недовольство, обалдело вертя головами. Даже разговорчивый Тахир, совавший свою камеру везде и всюду, притих, забрался на крышу головной машины и нахохлился.

Сюда, к заливу, не добирались даже мародеры Темирбаева, тащившие в Тайгу всё, что плохо лежит. Впрочем, тут и тащить особо было нечего. Дух опустошения, царивший на улицах, давил и пригибал к земле, заставляя рассмотреть последствия исхода в мелочах.

Следов разрушения почти не было – по городу не били ракетами, вирусными бомбами или еще чем-то массовым. Часть Сосновска пострадала от подземных толчков, но большинство зданий всё равно уцелело, пялясь на бредущую колонну десятками выбитых окон. Кое-где на стенах виднелись следы пуль, но их было мало даже для полноценного уличного боя.

Огромные бетонные плиты, которыми по большей части мостились улицы, потрескались и поросли травой. Кустарники, почуявшие волю, превратились в настоящие заросли, перекрывая проходы и опутывая детские площадки. Деревья, когда-то обрамлявшие тротуары, тоже пошли в бурный рост, хотя многие и упали, не выдержав возраста или коррозии почвы. Железо скамеек, качелей, перил и вывесок ржавело, став темно-бурым, готовым рассыпаться в пыль.

По улицам задували сквозняки, беззаботно гоняющие пыль, пустые пластиковые бутылки и горсти сухих листьев. Вебер поднял воротник, защищая лицо. Север он и есть Север, хоть и не Крайний, поэтому даже в середине апреля всё здесь покрывал ровный и толстый слой снега. Тот и сейчас не спешил уходить из поселения – прятался в квартирах на теневых сторонах домов, заползал под навесы и в глубь остановочных павильонов.

Взглянув на электронный термометр, вшитый в рукав куртки, Вебер подумал, что им очень повезло отправиться в поход именно сейчас, а не двумя-тремя неделями раньше. Как бы поступил Султан, если бы дети стали пропадать по суровой зиме? Возможно, отреагировал бы на преступления столь же пламенно, как сейчас, бросив солдат в снега. А может быть, что логичнее, дожидался бы оттепели, хладнокровно наблюдая, как тайгинцы линчуют одного чужака за другим…

По окраинам городишки, разбросанные в беспорядке, рушились огромные складские бараки. Вокруг складов всё еще торчали, похожие на слепых журавлей, вышки малых подъемных кранов. Время от времени кусок глинопластиковой черепицы сползал с края крыши, разбиваясь об асфальт со щелчком ружейного выстрела. Люди вздрагивали, вытягивали шеи, заглядывали за накренившиеся бетонные заборы и придвигали оружие под руку.

В нескольких местах над проезжей частью арками нависали газопроводные магистрали, игравшие также роль пешеходных мостов. На одном из них во всю длину был закреплен пластиковый щит с истертыми буквами: «Я люблю тебя, мой город!». Торец девятиэтажки, выходящий на центральную улицу, украшала древняя мозаика – рабочие в строительных касках скрещенными мастерками салютовали всходящему солнцу.

На крыше четырехэтажного здания чудом сохранились покосившиеся объемные буквы «тиница Лу», внешний фасад постоялого двора почти весь обвалился, обнажая глинопластиковую кладку, синтетический утеплитель был растащен по птичьим гнездам. Эхо каталось по городу, будто гайка в пустом железном ведре, возвращаясь из переулков и подъездов неприятным и многослойным.

Несколько смельчаков решились войти в дома в поисках наживы. Вернулись быстро, не обнаружив почти ничего ценного, но Вебер этого и ожидал. Если бы по Сосновску ударила война, тут было бы чем поживиться. Если же горожане приняли решение централизованно покинуть дома, тысячами подавшись на юг, поближе к густозаселенным территориям Сибири, всё нужное они унесли с собой.

На площади, вероятнее всего – центральной, стоял памятник. Но обломанная рука, равно как и голова, не позволяли даже примерно установить, кому он был воздвигнут.

Двери учреждений были выбиты, витрины и шкафы повалены. Будки и торговые ларьки, окольцевавшие площадь, окружали россыпи битого стекла, поблескивавшего на солнце. Магазины тоже потеряли все стекла – перед исходом толпа запасалась продуктами по праву сильного и быстрого. Кое-где виднелись остовы мобилей, сгнившие до каркаса. Здание автовокзала, облицованное белыми мраморными плитками, осыпалось почти полностью, приобретя жалкий и скорбный вид. Сквозь огромные витражные окна, уничтоженные без остатка, виднелись шматки оплавившихся потолочных плит, свисающих причудливыми спиралями.

Пыль замела фундаменты домов, кое-где набросав настоящие барханы. Большинство фонарных столбов покосилось, треснув до железной арматуры внутри, многие рухнули. Провода, покрытые ломким сухим вьюном, провисли до земли, многие оборвались, покачиваясь искусственными лианами.

Речушка, когда-то протекавшая через город, высохла до русла, уже зараставшего молодыми деревьями. Дамба, ведущая через русло, просела, асфальт сломался, встав на дыбы, но вездеходы Вэйаня смогли расчистить путь.

Возле крепкого двухэтажного здания с пустым флагштоком на крыше лежал огромный российский герб. По потекам и слою копоти можно было предположить, что перед уходом из города жители сбросили его с крыши, облили чем-то горючим и поднесли спичку… Сгоревшим оказалось также отделение полиции, возле которого мертвыми тушами краснели глыбы пожарных машин. Огромные рифленые колеса были спущены, со многих срезана резина. На западной дороге, ведущей к уничтоженной военной базе, покрывались пылью и травой скелеты двух армейских грузовиков.

Вышки связи развалились, некоторые упали. Тарелки, обеспечивающие Сосновск спутниковой связью, выржавели насквозь, многие провалились сквозь прогнившие кровли или сорвались с балконов, на которых висели.

Какие истории мог рассказать этот мертвый город? Как и когда его жители поняли, что должны уйти? Кто первым бросил бутылку с зажигательной смесью в полицейский участок? Много ли военных, прибывших с базы, пыталось подавить мятеж, много ли перешло на сторону большинства? Почему солдат не пустили в Сосновск – из-за того, что парни уже были облучены, или по какой-то другой причине?

Илья рассматривал посеревшие лица идущих в караване людей, убеждаясь, что подобные мысли сейчас терзают не только его. Метелка так вообще рыдала, едва переступили городскую черту. Леший шагал рядом с высоким бортом, отчетливо слыша, как девушка всхлипывает внутри. Напугалась, видать, – нечасто такое зрелище глазам открывается…