Ты и Я - Сводные (СИ) - Сью Ники

— Зачем ты это сделал? — решаю спросить прямо. Тяжело находится рядом с человеком, для которого ты пустышка. Бездумная вещь за скромную пятитысячную купюру.

— Просто.

— Что? Просто?

— А Царев знает, что ты здесь? Он очень ревнивый мальчик, я это со времен Наты помню. Так что ты не испытывай судьбу, Дашка. — Он говорит ровно, но возникает ощущение, что каждое слово Саше дается с трудом. Не знаю. Может, конечно, это все плод моего больного воображения.

— Причем тут Илья и Наташа?

— Ты не знала? — наконец, Беляев переводит взгляд на меня. Смотрит так, словно видит первый и возможно в последний раз. Наверное, люди, когда делают фотографию на память, выглядит также.

— Что не знала? Саш…

— Они встречались. Я любил ее, а она… — он опускает голову, усмехается. — Любила его. Даже толстовку ему подарила, на которой сама вышила белые полосы на манжетах. А я все испортил. Разрушил их волшебный союз. Поэтому иди лучше к нему, чтобы я снова не стал яблоком раздора.

— Зачем ты… — я сглатываю. Толстовка. Белые полосы на манжетах. Та самая. Первая попавшаяся вещь в его шкафу. Делаю глубокий вдох. Прикусываю край щеки, моргаю чуть больше положенного. Какое-то странное ощущение подкрадывается.

— Зачем я что? Поспорил на тебя?

— Нет, — категорично махаю головой. Столько мыслей там, уже и не до споров, и не всего остального. — Зачем Агеевой на голову краску вылил?

— А, — протягивает он. — Это! Просто, — пожимает плечами. Снова переводит взгляд. Все также ни одна мышца не дрогнет. Сплошная маска. Хочется сорвать ее, хочется ударить, хочется, чтобы Саша сказал правду, как есть. Но он явно не намерен говорить.

— Тебе правда мне больше нечего сказать? — предпринимаю последнюю попытку. А в голове набатом бьет:

"Даже толстовку ему подарила, на которой сама вышила белые полосы на манжетах".

— Нет, нечего, — сухо отзывается Беляев. — Мне надо еще повторить домашку. Бывай, Лисицына. — Кидает на прощание он. Делает буквально пару шагов, затем вдруг оборачивается. Смотрит так, как будто впереди Айсберг и мы вот-вот столкнемся с большим куском льдины. Что это за чувство в его глазах? Ненависть? Отвращение? Или безысходность?

Этого я так и не знаю… наверное, никогда.

Глава 31

Илья

Не успеваю и слова сказать, как Дашка вылетает из класса. То ли видео на нее так подействовало, то ли что произошло. Хочу уже пойти следом, да Дыня пристает, мол посмотри, посмотри.

— Чего у тебя там?

— Пост со стенки улетел, — заявляет довольно Ковалев.

— Ва! — восклицает Лева, заглядывая в телефон к другу. — Это что за магия такая?

— Ты хакнул группу? — тоже удивляюсь. Когда просил разузнать про админа, не думал, что Денис пойдет дальше.

— Да нет, просто фраза «Царь» имеет свой авторитет в школьных кругах, — усмехается Дэн.

Я медленно провожу пальцем по экрану гаджета и понимаю, никаких гадких комментов в сторону Даши нет, как и того дурацкого поста. Все подчистили. Выдыхаю. Будто камень с души.

— Буду тебе должен, — благодарю друга. Мы еще пару минут треплемся на разные темы, а затем звенит звонок. Пацаны уходят по своим местам, а я молча кошусь на дверь в ожидании Лисицыной. Где ее только носит. Переживаю все-таки. Новость о том, что она теперь моя еще вряд ли успела разлететься.

Однако Дашка входит в класс вместе с учительницей. Не улыбается, глаза в пол, поникшая какая-то. На автомате отодвигает стул, садиться. Даже не смотрит на меня, а ведь буквально недавно так забавно краснела.

— Эй, — тычу пальцем ей в бок. — Все в порядке?

— Да, — кивает, но не поворачивает голову в мою сторону. Будто старательно пытается избежать столкновения со мной.

— Даша, — зову ее шепотом. Она поправляет волосы, затем тянется к пеналу, копошится там в поисках то ли ручки, то ли еще чего-то.

— Лисицына, — наклоняюсь и едва не касаюсь ее уха. Вот теперь Дашка резко оживает, кидает на меня колючий взгляд, ну хоть какая-то реакция. Однако полагаю, все же что-то случилось. Просто говорить не хочет. Ладно, сломаем броню. Первый раз что ли.

— Царев! — настигает меня голос учительницы. Только ее сейчас для полного счастья не хватало. — Может и мне на ушко шепнете нежностей?

— При всем моем желании, я верный мальчик.

— Царев! — прикрикивает женщина, и бьет ладошкой по столу. Кажется, я умею знатно выводить из себя преподавателей. — Вы эти свои игры в любовь за школой оставляйте. На уроках нужно мозг включать, а не другие органы.

— Какие игры? У нас все серьезно. Хотите приглашение на свадьбу выпишу?

— Илья, — шипит Дашка, а потом и вовсе щепает меня за руку. Перевожу на нее взгляд, и как-то не по себе становится. Ощущение, будто я накосячил, только где и когда не ясно.

— Царев! К доске давайте-ка, — скалится учительница. Цокаю, но иду отвечать.

До конца урока мы с Лисицыной не разговариваем. Она делает вид, будто старательно пишет материал, потом типа читает параграф, короче примерная ученица. Не трогаю ее, хотя переживаю. Мало ли обидел кто. Я-то сам вряд ли мог, мы мило общались, девчонка улыбалась вовсю, хотя чего ожидать от женского пола. Настроение меняется в долю секунды. Полагаю, это нормально.

На перемене Дашка ковыряется в телефоне. На мои скудные попытки завести диалог реагирует как-то неоднозначно: то головой кивает, то угукает или агакает. Слова не вытащить из нее.

Народ продолжает поглядывать в нашу сторону. Но больше никаких шушуканий или смешков. Замечаю Наташку с Маринкой, которые тоже косятся, однако подойти не решаются. Ну и пусть. Романова гнилая натура, с такими вообще лучше не общаться. Вон подстать Саньку. Два сапога пара.

На большой перемене все же умудряюсь вытащить Лисицыну в столовку. Закидываю руку ей на плечо, притягиваю к себе, пытаюсь что-то говорить, но опять тухло. К счастью, хоть Дыня с Левчиком рядом. А то можно было бы вызывать ноль три. Человек говорит сам с собой — тема для очередного выпуска Камеди.

В буфете Дашка немного расслабляется. Нет, не из-за меня и моих попыток. Просто Ковалев с Левой начинают спорить, аж пена изо рта летит. Со стороны выглядит забавно, вот и Лисицына слега улыбнулась.

Я хотел уже подкатить с какой-нибудь пошлой шуточкой, но настроение моментально упало, стоило только заметить Беляева. Он остановился у входа в столовку, что-то сказал Игорю, но вперед идти не спешил. Меня при виде него накрыло, руки сжались в кулаки, честью стиснулась. Поэтому я просто вышел из-за стола, кинул сухое «скоро вернусь», и помчал к этому неДоПринцу.

Уже в проходе подхватил его за локоть, а Сашка и не сопротивлялся. Как будто ожидал такой реакции. Спокойно шагал, слова не сказал против. Совсем не похоже на него. В иной раз, мы могли сцепиться в любом месте. Беляев все же птица гордолюбивая, не позволял с собой так обращаться. А тут… удивился я короче.

Возле самого дальнего подоконника, напротив туалетов, останавливаемся. Саня поправляет кофту, отходит чуть дальше от меня, но почему-то голову не поднимает. Стоит весь такой скрюченный, разглядывает свои дорогие кроссы. Явно папочка позаботился.

— Что молчишь-то? — опережает Беляев, продолжая глазеть в пол.

— Думаю по морде тебе дать или на словах поймешь.

— Можешь по морде, — усмехается он. Поднимает, наконец, голову и наклоняет в бок. Тычет пальцем в скулу, намекая на место удара. — Влево или вправо хочешь?

— Не смей приближаться к Дашке, — сквозь зубы говорю требовательное предупреждение. Народ издалека поглядывает на нас, но если честно пофиг. Этим кроме зрелищ ничего в жизни неинтересно.

— Ты бить-то меня будешь? Или для чего мы суда пришли? Давай, — раскидывает он руки в разные стороны. — Только со всей дури, лады?

— Обкурился что ли?

— Илья Царев, которого я ненавижу, уже бы втащил. А ты что-то медлишь, — почти смеется Саня. Только вот по глазам вижу, что это больше на отчаяние похоже, чем на веселую шутку. Не сразу понимаю почему, да и как бы понял. Мы не друзья, мы друг друга бы со свету сжили. Неприязнь. Безумная непереносимость. И я даже поднимаю руку, сжимаю пальцы в кулак, замахиваюсь… но буквально в сантиметре от его носа останавливаюсь. А эта сволочь продолжает глумиться, как будто реально поехал крышей.