Шипка - Иван Курчавов

Выстрелы гремели с той и с другой стороны. Поручик Пав-лов, за которым Стрельцов нет-нет да и наблюдал, бросил фуражку и бегал вдоль цепи с обнаженной головой.

В звуки многочисленных выстрелов вплелась надсадная барабанная дробь, от которой дрожь идет по всему телу: барабаны звали людей в атаку. Павлов встал впереди своих ополченцев и вскинул ружье. Болгары неистово запели песню о героях юнацах и пошли навстречу противнику. Потом загремело и дружное «ура», вырвавшееся из сотен глоток.

Орудия Стрельцова били часто, но ему казалось, что они, могут бить еще чаще, и он торопил людей, поглядывая то на орудия и их номера, то на вражеские цепи, заслонившие поле с колосьями золотистой пшеницы. Он до того увлекся стрельбой, что перестал обращать внимание на гранаты, рвавшиеся перед его наблюдательным пунктом. Только тогда, когда метко пущенная турками граната вывела из строя чуть ли не весь расчет третьего орудия, а вторая граната на время оглушила и его, он понял, что турецкие артиллеристы пристрелялись к его позиции и надо немедля принять ответные меры.

Он отыскал в бинокль турецкую батарею: она занимала позиции между двумя зелеными холмами, иеред небольшим виноградным нолем. Подготовив расчеты, он повел огонь. Вскоре турецкая батарея примолкла: или были выведены из строя орудия, или турки решили сменить позиций, чтобы уйти от губительного огня.

В первые полчаса болгары потеснили турок, и те отступили, сжав и до того плотные ряды. Теперь виделась одна сплошная масса, красная от фесок и блестевшая от вскинутых штыков. «Алла, алла!»— глухо и угрожающе зарокотали турки и двинулись на болгар, вставших в одну и две цепй, достаточно плотные, но лишенные резервов. Стоило убйть или ранить несколько десятков, чтобы в цепи появилась незаполняемая брешь. Стрельцов продолжал осыпать турок гранатами и шрапнелью, одпако приблизить огонь к своим не решался, чтобы не нанести урона ополченцам. На время он потерял рыжего энергичного Павлова, но бинокль помог его отыскать: поручик с ружьем наперевес шел в атаку, он, как и прежде, был во главе своей роты.

Но вот болгары вынуждены были Податься назад. Отступали они медленно, стреляя в турок из ружей, отбиваясь штыками и прикладами. Павлов с небольшой группой болгар оказался отрезанным и теперь бился у небольшого деревца. Вот он упал, но поднялся и приготовился к отпору, выставив ружье. Болгары уже были скошены огнем, а он, как изваяние, прислонился к дереву и ждал турок. Вероятно, он был так тяжело ранен, что ружье у него выпало. Он стоял, откинув руки, не желая упасть перед наседавшими на него турками. Стрельцов видел, как к нему подскочил турецкий офицер и взмахнул саблей, кривым зеркалом сверкнувшей на солнце. Он ударил у плеча и отрубил руку, а потом и другую. Павлов все еще стоял у тонкого деревца. Тогда турок сильным ударом отрубил ему голову. Упасть на землю ему не позволили: солдаты подхватили его на штыки, подбросили кверху и кинули на серые камни, громоздившиеся рядом с деревцем. Стрельцов попытался бросить туда гранаты, но они упали далеко от деревца и камней.

Болгары все еще оборонялись, поливая кровью каждый шаг оставляемой земли, уступая ее врагу только с боя. Тут Стрельцов услышал совсем близкое уже успевшее надоесть «алла, алла». Он- оглянулся. Неприятельские цепи двигались справа и слева. Турок было несчетное количество: тучи, как говорят в таких случаях.

IV

Подполковник Калитин был слишком военным человеком, чтобы не понять критического положения драгун, гусар и казаков, болгарского ополчения в целом и своей третьей дружины в частности. Он видел, как противник стал теснить соседние дружины, и с нетерпением ждал приказа идти на выручку. Около одиннадцати часов дня такое распоряжение поступило. Калитин, заранее оценивший обстановку, поставил в цепь первой линии первую и вторую роты, а третьей и четвертой приказал встать во второй линии, по соседству с кладбищем. На левом фланге, Перекрыв гаоссе, примостились два орудия Донской батареи.

Противник продолжал наступление густыми цепями, имея позади развернутые для атаки полнокровные, xoporaq вооруженные таборы, поддержанные большим числом орудий. Ополченцы встретили врага сначала огнем, а потом и штыками. Турки пришли в замешательство, остановились и повернули назад, под прикрытие густолистных деревьев, кустов и виноградников. В воздухе на время все смолкло, только изредка звучали ружейные выстрелы да взрывы гранат. Павел Петрович понимал, что это затишье не будет долгим, что последует новое наступление, куда более решительное, чем все предыдущие.

С пригорка он неотрывпо наблюдал за цепями своей дружины, думая о том, что предстоит сделать его подчиненным в этот нелегкий день. Задача до предела ясна: сдержать главный напор турок на левый фланг своих позиций, прикрывающий ущелье, — это единственный путь, по которому в случае надобности могут выбраться защитники и жители ЭскитЗагры. Надо было ждать очень сильного и очень жестокого нажима со стороны противника.

Но подполковник Калитин верил в своих ополченцев. И он, и его ротные командиры капитан Федоров, штабс-капитаны Усов и Попов, взводные и отделенные — русские унтер-офицеры и обученные в русской армии болгары — делали все возможное, чтобы молодые болгарские бойцы ни в чем не уступали закаленным н испытанным в боях русским солдатам. Вон хотя бы унтер-офицер Фома Тимофеев, кряжистый, с натруженными руками землепашца. Он умен и остер на слова. Полюбился он болгарам с первого’дня. За глаза они называют его «татко Фома», хотя этот «татко» моложе многих своих «сыновей». Мннков привязался к нему так, что готов в любую минуту отправиться с Фомой на самое опасное задание. Однажды они даже побывали в расположении противника и захватили «языка», от испуга утратившего дар речи. Аксентцй Цимбалюк тоже вложил всю душу в обучение болгар, даже песням обучил украинским. — вечерами его подчиненные поют так, что не поймешь, где находишься — в Эски-Загре или в украинском селе… А Василий Виноградов, человек веселого нрава, научив-ший своих подчиненных самым хитрым хитростям! Как-то в присутствии командира дружины он искренне сказал: «Одеть их в нашу форму — русаки да и только, все умеют, ваше благородие!» Калитин не сомневался, что болгары будут и стойки, и смелы, и находчивы, как и положено истинному солдату.

В этом мнении Калитин укрепился еще больше, когда увидел в бою ополченцев соседних дружин. Стоят, не двигаясь с места, и принимают достойную смерть. Идут в атаку с криками «ура» и колют турок, не беспокоясь о том, что врагов во много раз больше и вооружены они куда лучше их. Нужно немного отступить — отходят, огрызаясь меткими выстрелами своих никудышных ружей Шаспо. Одним словом, вели они себя так, словно прослужили в армии не считанные месяцы, а годы и будто для них это было не первое, а шестое, седьмое или десятое сражение.

«Не подставляй голову под шальные пули!»— вспомнил он наивный совет сестры. «Ах, Маша, Маша, дорогая ты моя сестренка! А чем же хуже меня болгары, русские унтер-офицеры и офицеры! Если всяк будет охранять голову от пуль, то кто же будет встречать противника и защищать эту землю, утопающую в виноградниках и розах, этих беспомощных стариков, женщин и детей, с ужасом и страхом наблюдающих за тем, что происходит на ближних подступах к Эски-Загре?»

Калитин подозвал к себе плотного рыжеусого барабанщика и приказал бить атаку. Барабан загрохотал громко и тревожно.

Тотчас всколыхнулись ряды ополченцев и двинулись вперед. Павел Петрович услышал призывную песню «Напред, юнацп, на бой да ворвим» и стал негромко подпевать болгарам. Турки усилили огонь. Командир заспешил в цепи, которые готовились перейти врукопашную. До его слуха донесся знакомый голос командира второй роты штабс-капитана Усова: «С богом, юнаци, напред!» Обнажив шашку, Усов бежал впереди своих подчиненных. В тот же миг штабс-капитан упал и больше не поднялся. Его место занял подпоручик Бужинский. Он повторил слова павшего ротного и пошел впереди — не оглядываясь, видно, понимая, что никто от него не отстанет и что сейчас, как никогда, нужен его личный пример.

Вряд ли турки могли предположить, что малочисленный противник не только удержит свои позиции, но и наберется дерзости перейти в решительную атаку. Болгары все шли и шли, и их не мог остановить частый и губительный огонь сотен вражеских ружей. Шагов за двести — триста грохнуло такое мощное и злое «ура», что турки попятились, а затем и обратились в бегство. Ополченцы, заняв выгодную позицию, не задержались и продолжили свое наступление. Оно было приостановилось, но болгарин — подпоручик Кисов, заметивший раненого турецкого горниста, вырвал у него рожок и прогудел атаку. Люди снова устремились вперед.

Еще, и еще раз Калитин убеждался в том, что дружина выполнит свой долг, каким бы трудным он ни оказался. При всей своей требовательности он не мог бы упрекнуть подчиненных: лучше, чем они, драться уже нельзя. Всех он знал в лицо и сейчас хвалил их, называя то по имени, то по фамилии, Увидел, как рядовой Станишев опрокинул штыком здоровенного турка. Рядовой Мннков предупредил удар турка и спас жизнь унтер-офицеру Фоме Тимофееву. Калитин обрадованно произнес: «Молодец, какой молодец!» Застенчивый Никола Корчев в рукопашной сразил рядового турка и какого-то офицера, и его приметил командир дружины, приказав ординарцу Христову напомнить ему после боя о смелой выходке ополченца. Да и не только его. Калитин велел записать имена всех, кого он похвалил и кто уже успел отличиться в деле.