Собрание пьес. Книга 2 - Федор Сологуб

Гавриил и Мэри.

Мэри. Как маме тяжело…

Гавриил (не скрывая скорби). Кирюша, Кирюша, мой маленький братик…

Мэри (отходит к окну). Кто бы подумал, что это последнее лето… Такое оно было тревожное… Никогда его не забыть…

Тяжелая пауза.

Гавриил (приходя в себя, притворно-равнодушно). Что тебе пишут?

Мэри (протягивая ему оба письма). На, читай… Одно — из Москвы от Риммы, другое…

Гавриил (не берет). Мэри, я, кажется, никогда…

Мэри. Римма в восторге от своего лазарета… устраивает сборы, спектакли… В Москве очень оживленно… Все дружно работают…

Гавриил (дружелюбно). А на фронте что?

Мэри (спокойно). Все как следует. Михаил Сергеевич там совсем обжился, находит, что только там и жизнь, а здесь у нас — прозябанье… Пишет (читает по письму): «Вы вот все время на одной реке, а я — каждый день на разных…» Скучает, когда в бою долго не приходится быть. Пишет, что все мужчины должны всегда носить форму и отбывать даже в мирное время военную службу, — так режим и дисциплина нервы закаляют… Такой бодрый тон… Про неприятеля пишет: «Он нас пугает, а мы его — тоже».

Гавриил. Ну, а «крещенья» еще не получал? Или, как они называют, «подарка»?

Мэри. Нет пока. Да он уцелеет (задумчиво), он не такой… Одни — жертвы, обреченные, ищут, чтобы умереть, чтобы погибнуть, вот — Павел, Кирилл наш, а другие — чтобы сражаться, чтобы победить, как Михаил Сергеевич…

Гавриил (проводит рукой по лбу). Ах, Кирилл… Не могу себе представить… Надо, Мэри, за его телом съездить… Он так любил родную землю… Маме будет хоть его могилка утешением…

Мэри. Я сегодня же выеду… А ты маму удержи… Ее нельзя пускать… (Пауза. Отходит к окну, смотрит в сад, тихо.). Как давно это все, кажется, было… (Про себя, напевает.) «Отцвели, о, давно отцвели…» Что это я? (Умолкает.)

Откуда-то снизу доносится слабый детский крик.

Те же, Куликов и Анна Павловна.

Куликов (в дверях). Поздравляю вас с новым гражданином вселенной… У Глафиры Ивановны сын родился…

Мэри. Так скоро? Ну, а сама она как?

Куликов (шутливо). Через неделю рожь колотить сможет…

Анна Павловна. В год войны все мальчики родятся…

Гавриил. Над полем смерти — новые всходы…

Анна Павловна (со вздохом). Человек в муках рождается, в муках и умирает…

Мэри. Пойду взгляну на нового гражданина…

Те же без Мэри.

Куликов (взял за руку Анну Павловну, которая ищет портрет Кирилла на письменном столе). Анна Павловна, дорогая… Вы должны гордиться… Голубушка, ведь так у России слез не хватит…

Анна Павловна (нашла портрет, заливаясь слезами). Кирюша, сын мой… Красавец… Если бы покойный знал…

Гавриил (строго). Отец завещал нам любить Россию… Он бы сам Кирилла благословил…

Анна Павловна (плача). Красавец мой… голубь чистый…

Те же и Мэри с букетом белых лилий.

Мэри. Мама, дайте я ему цветов… (Ставит портрет в рамке на отдельный столик, — сбоку букет в вазе.) Все цветы мира — павшим за славу… (К Анне Павловне, утешая ее.) Мама, эти чудные, благоуханные лилии завтра тоже умрут, отцветут… Вырастут новые, еще прекраснее… Все очарование цветов — в мгновенности их благоухания, в мимолетности их красоты… Чем прекраснее цветок, тем кратче его цветение… Мама, мы ведь не оплакиваем цветов… Мы благодарны им за краткую радость… Не надо плакать, надо молиться…

Анна Павловна (обнимая Мэри). Одни вы у меня теперь, дети…

Гавриил (задумчиво). Все великое приходит в мир вратами жертвенного подвига…

Занавес (медленно).

Конец.

<1915>

Любовь и верность

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Абен-Гамет, из рода Абенсерагов.

Герцог де-Санта-Фе.

Бланка, его дочь.

Дон-Карлос, его сын.

Томас де-Лотрек, пленный французский рыцарь.

Дуэнья Бланки.

Проводник.

Подруги Бланки, девицы и дамы.

Слуга Абен-Гамета.

Картина первая

Раннее утро. Предместье Гренады. Площадь. Чертог герцога де-Санта-Фе. Вдали видны здания города.

Входят Абен-Гамет в тюрбане, в мавританской одежде и с маврским оружием, и слуга, старик.

Слуга

Все будет так, как хочет Всемогущий.Напрасно, господин, ты вышел раноИ в городе родном, но неизвестном,От дома к дому ходишь в нетерпенье.Твой проводник в назначенное времяК тебе придет.

Абен-Гамет

Мне утра не дождаться.Быть может, счастлив буду, и найдуЖилище предков, и врага увижу,И отомщу.

Слуга

Так захотел Всевышний,Чтобы Гренада перешла к испанцам,И маврам путь он указал в пустыню, —За что же мстить?

Абен-Гамет

Одной живу я страстью —Найти потомков рыцаря, которымУбит был на могиле предков старецАбенсераг. Быть может, этот дом?В передрассветном сумраке неясныЕго немые очертанья; двериИ окна заперты. Быть может, здесь,На этой площади пустой, давалисьТе праздники, которыми ГренадаТак славилась. Здесь проходили пары,Великолепною парчой одеты;Драконы здесь огонь метали пастью,В себе скрывали воинов: затея,Изящная для радости и смеха.Любовные здесь пелись песни. Ныне жЗдесь мавританской не услышу речи,Красавица не ждет Абенсерага,И в тех домах, где жили мавры, спятЗавоеватели на пышных ложах,С которых побежденные бежали.А я, Абенсераг, здесь, у порогаОтеческих палат стою тоскуя.

Слуга

Но где стоит чертог Абенсерага,Того Абен-Гамет еще не знает.А день уж настает, и скоро долженК тебе прийти твой проводник.

Абен-Гамет

Идем же.

Уходят.

С легким шумом открывается дверь. Выходит Бланка. Ее черный корсаж украшен агатами; юбка короткая, узкая, без складок; левою рукою она придерживает накинутую на голову мантилью, тоже черную, перекрещенную и затянутую под подбородком. За Бланкою дуэнья. Перед Бланкою паж несет молитвенник. Двое слуг идут за Бланкою на некотором расстоянии.

Бланка

Мне кажется, мы слишком рано вышли.

Дуэнья

Вы сами торопились, донна Бланка.

Бланка

И правда. Почему — сама не знаю.Мне кажется, сегодня будет встреча,Которая обрадует меня.Мне нынче сон такой приснился дивный…

Дуэнья

Уж не приснился ль Дон-Алонзо?

Бланка

Нет,Он не способен сниться. Слишком гордый,Не подойдет он ночью к изголовью.А если б подошел, мне было б страшноСмотреть на эту странную надменность.

Дуэнья

А может быть, Дон-Хозе вам приснился?

Бланка

Противный мальчик с девической тальей,С коварною и хитрою улыбкой, —Нет, мне он не по нраву. Эй, мальчишка,Ты слушаешь чужие разговоры?Смотри ты у меня, — я любопытстваНе выношу.

Паж

Простите, донна Бланка,Не слушал я, — я повторял молитвы.

Бланка

Глаза твои не на небо глядели.

Паж

На отраженье неба в ясных взорахЯ восхищенный взор на миг лишь поднял.

Бланка

И опусти. Не ты мне ночью снился.Закрутишь ус, так милую отыщешь,На небе будешь, да и в преисподней.Все говорят: жестокая любовь!Но все спешат на зыбкие качели.

Дуэнья