ГИТЛЕР, Inc. - Гвидо Препарата

* В 1926 году этот предел был повышен до 400 миллионов марок.

— чем был разрушен механизм превращения немецких денежных знаков в ничего не стоящие бумажки (73). В следующий раз, если начнётся обвал валюты, Германию ожидала нищета, а не обесценивание марки, а это было ещё худшее зло.

Золотой запас. Норман лелеял надежду заполнить германский валютный сейф фунтами стерлингов, что позволило бы ему взять страну под безраздельный и полный контроль, но американцы воспротивились: ведь это была их сделка. Норман великодушно согласился; в письме к матери он так объяснил свои действия:

Машина плана Дауэса, хотя она номинально является международной, на деле контролируется американцами. Это вполне меня устраивает... Для Америки Европа — «земля обетованная»; они хотят владеть ею без конкурентов! (74)

В конце концов согласились на том, что денежный запас Шахта будет состоять из займа в 190 миллионов долларов; половина этого займа будет размещена в Нью-Йорке, вторая половина — по большей части в Лондоне. За это Германия согласилась платить 7,75 процента, на два пункта больше общепринятого. Из синдикатов Уолл-стрит, назначенных размещать американский транш займа Дауэса, «Морган и К°» реализовали 865 тысяч долларов в виде обычных комиссионных (53 процента от общей суммы) (75). Четверть добытых таким образом денег была превращена в фунты стерлингов, а остальные три четверти в золото, то есть в доллары, что отражало соотношение сил двух дёржав, ухвативших германскую добычу. Эти одолженные деньги должны были служить «покрытием» для будущей эмиссии новой, постинфляционной марки. Такое обеспечение должно было составить 40 процентов. В августе 1924 года старая марка была заменена новой рейхсмаркой. На 2970 новых марок можно было купить один килограмм чистого золота — таким был и старый паритет — и контроль над капиталами был вместе с этим отменён (76).

Соединённые Штаты, которые даже не подписали Версальский договор, прежде чем взять в залог всю Германию, отправили туда орду счетоводов, которые принялись оценивать стоймость немецких речушек, промышленных предприятии, лесов и лугов: всё достояние Германии, всё, чем она была богата, стало косвенной финансовой гарантией громадного моргановского займа (77).

Репарации. Ключёвым пунктом финансовой помощи по плану Дауэса, ратифицированному 30 августа 1924 года, стали новые соглашения, касающиеся репарационных платежей. План значительно облегчал бремя долговых обязательств Германии. Вначале они были установлены без определения конкретной величины на умеренно низком уровне и должны были стать фиксированными в 1928-1929 годах на величине, которую предстояло впоследствии несколько увеличить в зависимости от уровня процветания (78). Выплаты по плану не превосходили величины германских репараций, установленной в 1921 году, но разница между выплатами, согласно плану Дауэса и выплатами по лондонской схеме, была просто добавлена к общему суммарном)' германскому долгу. Таким образом, Германии предстояло выплачивать репарации в течение пяти лет (1924-1929 годы), причём в конце этого периода долг становился большим, чем был в его начале (79).

Главную роль во всей этой хитроумной комбинации отвели генеральному Агенту, который в любой момент мог отменить действие статьи о трансферте, то есть ежегодный репарационный взнос Берлина мог быть приостановлен, если марка начинала испытывать чрезмерное затруднение. Этот пункт был своего рода «тормозом» (80), придуманным для того, чтобы гарантировать устойчивое поступление иностранных вложений в Германию и защитить их от всяких случайностей, обусловленных денежными переводами репараций в виде наличной валюты. Если бы агенту показалось, что такие трансферты ослабляют марку, то он мог немедленно отменить платёж: ясно, что клубы создали систему, которая внутренне препятствовала оттоку капиталов из страны, гарантировав, таким образом, что в течение нескольких последующих лет американские деньги будут надёжно работать на предварительное вооружение Германии и модернизацию её экономики.

Последний штрих. В довершение всего в 1924 году были уволены 25 процентов государственных служащих (число безработных к 1926 году достигло двух миллионов человек). Паразитирующим собственником предложили — без особого успеха — вернуть капитал домой, и остальная часть экономики в результате всех этих действий неизбежно оказалась подавленной прекращением кредита (Kreditstopp).

Правда заключалась в том, что 190 миллионов долларов едва ли могло хватить на стартовый рывок немецкой экономики; десятью годами раньше, в 1913 году золотой запас рейхсбанка оценивался в 280 миллионов долларов. 7 апреля 1924 года, чтобы не подвергать опасности денежный запас и «покрытие», Шахт, у которого, по существу, не оставалось иного выбора, завернул всё краны. Он с удовольствием поднял бы дисконтную ставку, но поскольку последняя и без того превысила всё мыслимые отмётки из-за гиперинфляции — в тот момент она стояла на уровне 100 процентов, — ему оставалось только одно — распределять новые банкноты, оценивая их по собственному усмотрению. Он раздавал их благополучным концернам, предоставив неблагополучным обанкротиться — вместе с изрядной долей занятого на них населения: весной 1924 года число банкротств возросло на 450 процентов (81). Но эти строгости были вызваны не природной жестокостью: просто одолженных денег явно не хватало на восстановление и оздоровление экономики. Но откуда же могли прийти эти недостающие средства? Прекращение кредита, Kreditstopp, стал решающим фактором, открывшим «дверь интернационализации немецкой денежной системы»: то, чего недоставало в первых платежах, должно было поступить в виде дополнительных иностранных заимствований (82). В системе денежного обращения Германии не было ни единой капли её собственных денег; в течение всего срока «золотой помощи» она дышала на одолженной крови. Теперь, когда мельница была запущена, Германии предстояло жить за счёт «потока», как образно выразился Дауэс в своей парижской речи.

В 1925 год)7, в знак благодарности за его финансовое посредничество, клубы назначили Чарльза Гэйтса Дауэса вице-президентом Соединённых Штатов.

«И. Г. Фарбен» и первая немецкая пятилетка

В финансовые жилы Германии неудержимым потоком хлынула американская кровь.

Эксперты обнаружили, что сам по себе корабль находится во вполне приличном состоянии, о чем и доложили руководству. На корабле было всё необходимое, чтобы удержаться на воде, в этом можно было быть совершенно уверенным. Оказавшись на плаву, этот корабль сможет вынести бремя репараций в 625 миллионов долларов в год... В этом заключался, по сути, план Дауэса, и для того, чтобы заставить его работать, германское правительство заняло 200 миллионов золотых долларов у Великобритании, Франции и Соединённых Штатов, чтобы начать проведение политики исполнения (83).

Своры брокеров, выступавших от имени американских банков, буквально наводнили коридоры германских правительственных и деловых учреждений. Банковские ставки в Берлине были очень высоки — в среднем в течение «золотых лет» они равнялись девяти процентам; компания Моргана, истекая слюной, приобретала толстые пачки германских облигаций, намереваясь продать их «американской публике». И когорты простофиль из среднего класса, обуянные жадным желанием увидеть, как их деньги начнут «работать на них», поделились частью своих сбережений, чтобы купить многообещающие немецкие ценные бумаги.

Именно американской публике следовало продать основную часть германских репараций, и чтобы достичь этой цели, понадобилась систематическая фальсификация исторических, финансовых и экономических фактов. Это было необходимо, чтобы создать в Америке такое настроение, которое сделало бы успешным продажу немецких облигаций (84).

До 1930 года в Германию поступили приблизительно 28 миллиардов долларов; 50 процентов этой суммы в виде краткосрочных кредитов; половина всей суммы поступила из Соединённых Штатов. Только 10,3 миллиарда долларов пошли на выплату репараций; остальное растеклось по множеству весьма интересных направлений. Другими словами, начиная с 1923 года Германия не заплатила из своего кармана ни одного цента репараций (85).

Наконец, когда Германия возобновила выплаты репараций Франции, умиротворив её вкупе с американцами, бросившими Франции свою кость, франко-бельгийские войска были выведены из Рура*.

* Последние подразделения были выведены в июле 1925 года.

Так был инициирован абсурдный веймарский цикл «золотых годов»: золото, которое Германия платила в виде военных репараций, продавалось, закладывалось и во время инфляции исчезало в США, откуда в виде помощи по плану Дауэса, возвращалось в Германию, которая затем, отдавала его Франции и Британии, которые в свою очередь оплачивали им военный долг Америке, а последняя, обложив его дополнительными процентами, снова направляла его в Германию, и так далее по кругу (86).