Золотая маска - Кэрол Мортимер

Она удивленно подняла голову и бросила на него пытливый взгляд, но так и не сумела ничего прочитать на его лице.

— Как я могу испытывать отвращение, когда знаю: если бы тебе не удалось убить Брауна, мертвыми сейчас были бы мы с тобой?

Доминик поморщился и заметил:

— Прежде у меня неоднократно создавалось впечатление, что ты не считаешь мою смерть чем-то ужасным.

— Я была молода и глупа…

— А теперь стала зрелой и поумнела? — поддразнил он.

Каро почувствовала, как румянец заливает ее лицо:

— Я стала, безусловно, старше, чем была сегодня утром.

Доминик снова болезненно скривился:

— Мне очень жаль.

— О чем тебе жалеть? — Она смерила его озадаченным взглядом. — В моей преждевременной зрелости виновен Николас Браун, а вовсе не ты. Он… если бы ты не спас меня, он угрожал…

Доминик в два прыжка оказался рядом и заключил ее в объятия.

— Я уже говорил тебе: не стоит больше вспоминать о том, что было, — прошептал он. — И без того плохо, что я вынужден думать об этом, представлять себе, как ты страдала… Мне будет вдвойне больно, если ты снова начнешь переживать тот ужас. — Он сильно сжал ее.

Каро подняла голову и заглянула ему в глаза.

— Доминик, неужели тебе больно думать об этом?

Глаза его сверкнули, словно расплавленное серебро.

— Почти так же больно, как представлять, что ты меня бросишь.

— Я тебя не бросаю, Доминик. — Она вздохнула. — Просто подумала, что мне пора возвращаться домой…

— Даже не попрощавшись? Не сообщив, где я смогу тебя найти? — Лицо у него исказилось от ярости, светло-серые глаза метали молнии.

Каро провела по губам кончиком языка. В ней вспыхнула искра надежды… мечта…

— Неужели ты захочешь разыскать меня?

— Как ты можешь спрашивать? — Доминик досадливо поморщился. — Разве ты не знаешь… разве до сих пор не догадалась, как я тебя люблю?

— Что ты сказал? — Каро не смела верить собственным ушам; она боялась верить тому, что прочла в его мерцающих светло-серых глазах. Тепло. Восхищение. Любовь!

— Я люблю тебя, Каро! — хрипло повторил он. — Я понимаю, после всего, что случилось, тебе трудно… но если я встану перед тобой на колени и буду умолять о прощении, ты сможешь когда-нибудь тоже полюбить меня? Ты согласишься стать моей женой?

Лицо у нее обдало жаром.

— Насколько я помню, ты уверял, что наша близость была ошибкой…

— Значит, она была самой чудесной, славной ошибкой! — пылко воскликнул он, нежно охватывая ладонями ее лицо. — Каро, я был дураком! Надменным дураком! Меня оправдывает только одно — если меня вообще можно оправдать! — что я еще ни разу не встречал такой женщины, как ты. Никогда не знал женщины, обладающей твоей храбростью, твоей духовной щедростью, твоей искренностью. Я люблю тебя всем сердцем, Каро, и если ты когда-нибудь сможешь полюбить меня в ответ, обещаю, я буду любить тебя до конца нашей совместной жизни. Ты согласна, Каро? Ты дашь мне возможность доказать тебе мою любовь? Ты позволишь убедить тебя в моей искренности? Сумеешь ли ты когда-нибудь тоже полюбить меня? — уже не так уверенно добавил он.

Именно не свойственная ему нерешительность убедила Каро, что она все-таки не спит и их разговор происходит наяву. Даже во сне не могла бы она подумать, что прежний самоуверенный гордец вдруг стал таким нерешительным!

Оказывается, Доминик сомневается в ее чувствах к нему! Значит, он не видит, что она влюблена в него?!

— Милый мой… — тихо произнесла она, — я уже люблю тебя…

— Милая моя девочка! — Доминик порывисто схватил ее на руки и прильнул губами к ее губам.

Каро была настолько одурманена его признанием и предложением, что несколько долгих и восхитительных минут она могла лишь отвечать на его страстные поцелуи.

Но в конце концов здравый смысл вернулся к ней.

— Я понимаю, граф Блэкстоун не может жениться на никому не известной Каро Мортон…

— Я, черт побери, могу жениться, на ком захочу, — возразил Доминик, к которому стремительно возвращалась прежняя самоуверенность. — А хочу я жениться на тебе, если ты согласна, — решительно добавил он. — Каро, мне все равно, кто ты такая и почему убежала из дома. Я люблю тебя. И мое самое горячее желание — мое единственное желание — состоит в том, чтобы сделать тебя своей женой.

Его последние слова больше чем что-либо другое убедили Каро в том, что Доминик на самом деле ее любит. Он — лорд, граф — предлагает руку и сердце женщине, которая пела в его игорном клубе! Женщине, с которой он уже занимался любовью!

Смущенно прикусив губу, она ответила:

— Я должна рассказать тебе кое-что… моя мать сбежала с любовником, когда я была еще совсем маленькой, а позже любовник застрелил ее, застав в объятиях другого…

Доминик провел пальцем по ее верхней губе; в его глазах горел огонь любви, в которой он признался открыто.

— Любимая, я уже сказал, что твое прошлое меня не волнует, и так оно и есть… И потом, ты не виновата в том, что совершила твоя мать.

— Как и ты не виноват в смерти своей матери.

Доминик глубоко вздохнул:

— Я всегда чувствовал себя виноватым…

Каро погладила его по щеке:

— Расскажи мне, что тогда случилось на самом деле.

Он поморщился:

— Не думаю, что вынесу, если ты, услышав мой рассказ, откажешься выходить за меня замуж.

— Не откажусь. — Каро решительно тряхнула головой. — Доминик, я знаю, какой ты честный и правдивый. Ты заботишься о других в ущерб себе — я видела, как ты заботился о лорде Торне, Дрю, Бене и обо мне… Я отказываюсь верить в то, что ты мог причинить вред собственной матери.

— Надеюсь, твое мнение обо мне не изменится, когда я расскажу, что тогда случилось. — Доминик нежно поцеловал ее, прежде чем продолжить. — Меня отправили в школу, когда мне было двенадцать лет. Учился я неважно. Мне очень хотелось вернуться домой, и я без конца попадал в разные неприятности, надеясь, что меня выгонят из школы. Даже не помню, что я выкинул в последний раз… — Он вздохнул. — Помню лишь, что матери пришлось приехать в школу вскоре после рождественских каникул, чтобы просить директора не исключать меня.

Каро слышала, как часто бьется его сердце, слышала, как хрипло он дышит. Очевидно, воспоминания отрочества до сих пор не давали ему покоя.

— Я люблю тебя, Доминик! — тихо сказала она, желая вселить в него силы.

Крепче обняв ее, он продолжал:

— Дорога обледенела и была скользкой… Ее карета упала в замерзшую реку и проломила лед. Дверцы заклинило, и она не смогла выбраться, когда вода…

— Ни слова больше! — Каро прижала пальцы к его губам, не сводя с него взгляда. — Доминик, тогда ты был ребенком. Ребенком, которому было больно и обидно, которому не хотелось уезжать от тех, кого он любит. Ты не больше виновен в смерти матери или отца, чем… чем я.