Симулятор. Задача: выжить - Виталий Сертаков

— Это дополнительный сустав, — сказал Белкин. — у моей жены он уже сформировался. Неля была вынуждена разрезать свои сандалии, нога не помещается.

— Доктор, мы что... мутируем?

— Мутации с такой скоростью происходят лишь в голливудских ужастиках. Но в мире другого бога возможно всякое, — устало заметил Белкин и спрятал грязную пятку в мокасин. — Боюсь, это только начало.

— Вы думаете, мы превратимся в чудовищ?

Белкин нехорошо, раздельно рассмеялся:

— Для меня главный вопрос не в этом. Мы с вами все время рассуждаем о том, как спастись от креатур нового бога. Главный вопрос состоит в том, как нам спастись от нас самих, — Белкин придвинулся ко мне вплотную, гранату он все так же сжимал в кулаке. — Алексей, некоторым из нас не нужны клыки и шерсть, чтобы превратиться в чудовищ.

17

Я научилась узнавать врага издалека.

Научилась, но слишком поздно. Не успела спасти Галочку, соседку. Хотя она сама виновата, полезла впереди мужиков, чтобы доказать им, какие они трусливые...

Мы больше не лазаем по чужим домам. Галя погибла из-за бабушки, родственницы Людоедовны. Людоедовна, она на самом деле Люда, просто свирепая была очень. Хотя нельзя о мертвых плохо говорить, но Люда от этого добрее не станет, верно ведь?

А Галочку очень жаль.

Я научилась узнавать врага.

Враг поет, иногда читает стишки, реже — новости недельной давности. Ничего забавного, я вам признаюсь. Можно очень быстро сойти с ума, слушая сладкие песни.

Художник, что рисует дождь...

Я не успела спасти Галю, зато выручила ребят, когда полезли во двор к Людоедовне. Полезли набрать продуктов, герои отважные. И дело не только в том, что Эличка такая ловкая, мужчины вообще не наблюдательны. Они щурились в синеву, глазели по сторонам, искали медведей, которых не было, и старательно переставляли ноги, чтобы не коснуться, не дай бог, трупиков мелких животных. Тех, что не сообразили убежать раньше.

Только Зиновий рад трупикам, и с некоторых пор я разделяю его радость. Мой конгениальный сосед утверждает: раз звери убегали, значит, им было куда бежать. Значит, зараза не проела еще Землю насквозь. Нетривиальный ход мыслей, верно?

Рано утром я проснулась после трех часов тяжелого сна, проснулась мокрая насквозь, с болью в коленках и груди. Позади на шее вскочили прыщи, похожие на фурункулы, следовало выдавить, я уже потянулась за зеркальцем, но тут...

Художник, что рисует дождь...

Я услышала врагов. Услышала, как их много, отвратительно много, услышала, как они размножаются.

Как они размножаются? Там что-то происходит, за белым озером, там что-то похожее на...

Инкубатор. Хоть и смешно звучит. У соседей когда-то грелся в сарае ящик с лампами и поилками; мы бегали туда смотреть на цыплят. Белые отличаются от цыплят не только привычкой пожирать людей; они не пищат, они умело подражают Анжелике Варум и дикторам новостей. Точнее, одной дикторше питерского радио, с задушевным таким голосом.

Ну, и кому Эля могла поведать, что она слышит голоса? Не хватало, чтобы заперли в гараже, за компанию с психанутой бабулькой...

Поделиться я могла только с Дедом и Зинкой, мне вовсе не улыбалось стать центром злых насмешек. Враг расширял свое присутствие. Глубоко под землей не прекращалось движение; серая плазма хищно перерабатывала все на своем пути, оставляя каверны, в которых селились белые безглазые звери. Звери лежали тихонько, как будто дожидались команды к подъему. Серая плазма вырабатывала газ, он бурлил, шипел, смешиваясь с привычным воздухом. От вдыхания смеси ноют виски, иногда такое ощущение, словно под черепной костью рвутся мелкие сосуды.

Однако мы видим и слышим лучше, чем раньше. Забавная компенсация! Интересно, медведям мы кажемся вкуснее без очков?..

Гораздо ближе к поверхности существует еще что-то враждебное, неопознанный слой, зародыши черных люков. Я их тоже ощущала, но боялась анализировать. При первой же попытке мысленно приблизиться мне стало дурно. А розовых я не слышала совсем. Вероятно, они улетели в лес. Было и еще кое-что, но объяснить словами почти нереально. Не так далеко отсюда, за Белым озером, похожее на...

На воронку.

На плоский дымный смерч.

На пустоту, из которой рождались стеклянные стены.

Оно ждало нас, или вовсе не нас... Я давно потеряла свои часики, в будильнике потекли батарейки, но именно сейчас вернулось острое, болезненное ощущение времени.

Там, за лесом, словно бы тикали огромные ходики. Они тикали и укоряли глупых людишек за задержку, за бестолковость. Часы отбивали минутки и секунды, только время, которое они измеряли, предназначалось не совсем для обычных целей.

Скорее, совсем не для обычных целей.

Гораздо хуже другое. Прекратив мысленно преследовать обитателей леса, я всецело сосредоточилась на темной воронке, из которой доносилось мерное тиканье. Тиканье едва заметно нарастало, часы ускоряли ход. Часы, измеряющие некое время, необходимое для...

Для чего?

Или не так. Насколько хватит завода?..

Художник, что рисует дождь...

Зинка не слышал пения, а Дед слышит, когда они передают программу новостей.

Часы, собранные и запущенные неведомым и невидимым божком, которому стало скучно и захотелось поставить на бестолковых людишках эксперимент. Мне мучительно не терпелось поделиться с кем-нибудь своим новым зрением, но я видела только напряженные мокрые спины. Дед трудился на раздаче воды. А он бы меня понял. Он не чувствовал часов и не слышал тиканья, но догадался об их существовании.

А еще им обоим понравилась мысль про инкубатор Зиновий закричал на Алексея Лександрыча так, словно выиграл в лотерею, а тот только отмахнулся. Дед сказал, что это детский сад и опасная тенденция — идти по пути упрощения.

У Элички неожиданно появилась внятная цель. Доспаться до темного вихря, пролезть внутрь, просочиться... Мне совершенно необходимо было развить в себе эту болезненную чувствительность, довести до предела даже ценой срыва нервной системы, и как можно скорее. Потому что теперь я почти наверняка знала, как пройти в эпицентр.

Эпицентр существовал. Кажется, Зиновий произносил именно это слово. А если там все-таки окажется инкубатор, значит, его можно выключить. Темный вихрь, в который проваливалось наше пространство, откуда вылезали волны прозрачной антиматерии, питающейся животным белком... Эпицентр не просто существовал, он расширялся и угрожающе пульсировал в такт биению невидимых часов.

Мы перелезли через забор Люды-Людоедовны. Домик ее, предпоследний на Сосновой, весь такой целенький и симпатичный, словно ждал гостей. Ближайшие серые поганки шипели в пяти метрах от ограды. Мы считали, что Людоедовне очень повезло, если среди нас вообще кому-то повезло. И дача уцелела, и сама она, похоже, в городе. А мы ломать ничего не будем, разве что стекло разобьем...