Симулятор. Задача: выжить - Виталий Сертаков

— То есть? Почему конструкция?

— Если отвлечься от идеи личной безопасности, это становится очевидным. Мы находимся внутри игрового поля с достаточно простым алгоритмом деятельности основных персонажей. Что вы на меня так смотрите? Не верите? Как вам угодно...

— Режиссура?! Доказательство. Хоть одно, хотя бы намек.

— Пожалуйста. Мы с Зиновием три часа следили за пересечением Сосновой и круговой аллей... Я имею в виду мощеную тропку с чугунными фонариками, по которой раньше вдоль стены прогуливался сторож. Именно там впервые выбежал белый медведь, а затем, сразу за ним — второй. Так вот, за три часа ситуация повторилась четырежды, мы следили с чердака в бинокль. Там от домов ничего не осталось, заросли... Четырежды из зарослей выбегал медведь, сразу за ним — второй, оба топтались около сорока секунд, затем возвращались в свои норы.

— И что? Говорите, на одном месте, на углу Сосновой?

— Какие вам еще доказательства нужны? Они не продвигаются, не преследуют жертву, если жертва не появляется в условиях прямой видимости. Они действуют, как автоматы, как персонажи компьютерной игры. Вы можете себе представить хищника, который честно топчется возле норы? Нам следовало бы успокоиться и как следует подумать. А вместо этого люди, очертя голову, кидаются на верную смерть. Я устал убеждать, доктор, устал призывать...

— И вы спокойно об этом говорите?!

— Зато вы спокойно говорите о прозревшей Антонине. — попытался пошутить я, но доктор даже не улыбнулся.

Казалось, он потерял нить разговора. Какое-то время смотрел вдаль сквозь окошко, затем поманил меня.

— Видите? Вон там, на озере...

— Вижу, — облегченно кивнул я. — Уже вчера заметили. Они появляются только в темные периоды, и рассмотреть, что это такое, при свете не удается.

— А чему вы, собственно, рады? — изумился хирург.

— Я рад, что вы не продемонстрировали мне ничего новенького. Эти огоньки плавают над озером, когда местное солнце изволит почивать. В каком-то роде они для нас полезны. Когда приближается очередная волна стекла, огоньки мельтешат, а затем разом пропадают. Почти все явления можно предсказать...

— Разом? Милое дело... — Белкин взглянул на меня со странным выражением. — Алексей Александрович иногда вы меня настораживаете, но. Чаще я восхищаюсь. Вы ведете себя так, словно находитесь на полярной исследовательской станции, хе.

— Я работал на Полюсе, две зимовки.

— Ах, то-то я чувствую... Все эти записи, тетрадки, замеры... Ну, мальчик, там понятно, ребенок не осознает тяжести положения. А вы-то? Вы что, всерьез полагаете, что нас выпустят?

— Выпустят?! А вы верите депутату? Вы полагаете, что российская военная машина доросла до подобных маневров? В таком случае, какой род войск их проводит? Бригада гипнотизеров?

Белкин пожал плечами.

— Я глубоко уверен в том, что мы отправимся на тот свет, если будем сидеть, сложа руки, — добавил я. — Человечество вообще не развивалось в разумный вид, пока не научилось накапливать и обрабатывать результаты своих эмпирических переживаний. Я не сомневаюсь в том, что наши записи помогут людям выжить и приспособиться.

— Так вы считаете... — Хирург покосился на игольчатые шары, заполонившие половину поселка, на мельтешение огоньков над каменной водой. — Так вы считаете, Оно пришло навсегда?

— Доктор, хотите честно?

— Не стоит, — сразу уперся Белкин. — И вам не идет ругаться.

Мы вместе невесело посмеялись, насколько хватило сил. Я попытался вспомнить, когда же последний раз смеялся.

— Понимаете, доктор, я подхожу к проблеме несколько с иной стороны. Это вроде попытки обнять Вселенную... Коли нам не дано уразуметь, откуда проистекает явление, я предпочитаю бороться за выживание...

— Надеетесь выработать систему правил поведения? Создать карту разрешенных тропинок? Съедобных и несъедобных насекомых?

— А почему бы и нет? — Я старался не замечать его сарказма. Лучше иметь недоверчивого союзника, чем откровенных врагов. — Вы, помнится, говорили о том, что кожа приспосабливается. Признайтесь, доктор, ведь вы тоже, как и я, слышите приближение стекла?

Белкин раздумчиво пошевелил губами.

— Я не уверен...

— А я уверен. Я уверен, что все на это способны, надо только захотеть. Мы с вами дежурим третий раз вместе, и вы больше не мечетесь между окнами. Вы слышите, доктор, и слышите издалека.

— Черт с вами, — сдался Белкин. — Просто я боялся, что начались галлюцинации. Я действительно опознаю эту дрянь, еще когда она за озером. И супруга моя научилась...

— Вот видите, жизнь налаживается! — неловко пошутил я. — А сколько соседей мы потеряли! Если бы они имели терпение переждать в подвале хотя бы два дня!

— Хорошо, хорошо, пусть так... — рассеянно резюмировал Белкин. — Пусть так. Вначале привыкнуть, адаптироваться и только потом начать плотное изучение. Все эти теории хороши, пока главными «учеными» мы считаем себя. Лично у меня иное мнение. Гляжу на огоньки, вон там, над озером, и — мороз по коже...

— Мне они тоже не нравятся. Ребята говорили, что к озеру крайне неприятно приближаться. Поэтому они согласны скорее форсировать цементную реку, чем обойти ее по берегу.

— А вы, Алексей Александрович, собираете желающих на экскурсию к Белому озеру?

— Договаривайте, доктор. Наверняка вам шепнули, что сам я намерен отсидеться и погнать в лапы зверя детей...

Белкин засопел. Он всегда так делал, когда сдерживался, чтобы не нагрубить.

— Меня радует ваш оптимизм, Алексей Александрович, но... Хорошо, я скажу. Смотрите, что у меня есть, — он полез в карман брюк и продемонстрировал мне ручную гранату. — Если они сунутся к Неле, если они только пальцем к ней притронутся, я взорву нас всех, к чертовой матери!

— Стойте, стойте! Почему кто-то должен трогать вашу супругу? Вы намекаете на возможный каннибализм?

— Какого черта, Алексей! Глаза, кожа, артрит... Все это ерунда, по сравнению с пальцами.

— С пальцами?! — мне стало нехорошо. Белкин поднялся, взял банку с горящей тряпкой, проверил, не подслушивает ли кто под лестницей. Затем уселся вплотную ко мне и принялся стягивать мокасины. Признаюсь, запах и вид его ног меня не слишком возбудили.

— Потрогайте пальцы! — Белкин сунул мне под нос заскорузлую ступню. — Потрогайте, если вам слов недостаточно.

Я потрогал, затаив дыхание. Пальцы хирурга показались мне излишне длинными, а ногти — очень острыми. Я потрогал еще раз, более внимательно, и обомлел. Теперь я знал, отчего у меня второй день натираются мозоли. Я наивно полагал, что случайно надел чужие сандалии, точь-в-точь такие же, как мои. Я прятал голову в песок.

— Боже мой, — только и смог произнести я. — Что это, доктор?