Знак снежного бога (СИ) - Элевская Лина

— Явитесь на зов мой, рабы зимы! — призвал он, и голос его прогрохотал лавиной. — Поделитесь своей силой с истинным богом!

Мгновение затишья.

И хлынули со всех сторон оставшиеся духи, помчались волной, оставляя за собой иней, корку наста, пленку свежего снега, гирлянды сосулек… Сньор, рисуясь, воздел руки к небесам, но…

По снегу тенью расплескалось нежное голубое сияние, точно на земле вдруг взошла звезда Севера, разлилось зимним небом после морозной ночи, с искорками лунной пыли, затерявшейся в его высотах.

Ланеж потрясенно обернулся.

Его наликаэ ласково улыбнулась ему, затем духам — и приглашающе протянула руки им навстречу.

И вся эта волна, минуя Сньора, потекла к ней, щедро делясь силой, которая отныне не принадлежала прежнему богу.

— Слишком много, Рэлико, нельзя! — со страхом крикнул Ланеж. — А вы — живо все назад, не смейте прикасаться к ней!

Они дрогнули на миг, сияние колыхнулось — и только.

Ланеж с нарастающим отчаянием смотрел, как его огненная девушка, закрыв глаза, купается в сиянии зимней стужи. Художники, морозники, инейщики, ледянщики… огромное количество духов стекалось к ней, наполняя ее своей силой… и, как он прекрасно знал, вымораживая изнутри ее собственную душу.

Но Рэлико по какой-то неизвестной причине принимала их дары, не прогоняя, не сопротивляясь.

Последней была Зима, которая еще и улыбнулась ему.

— Святотатство, — хрипло протянул Сньор, потрясенный сверх всякой меры. — Я — зима! Я — стужа!..

— Нет… — пробормотал Ланеж, еще не веря, что они решили пойти на это. Отозвать всех, насильно воплотить обратно, чтоб навсегда запомнили…

— Покараю всех лично, сам! — каркнул Сньор. — Эти фокусы им не помогут она же смертная!

Ланеж сам не понял, как и когда противник взмахнул вновь удлинившимся мечом. Краем глаза уловил движение, дернулся — и меч, вместо того чтобы угодить в Рэлико, неловко столкнулся с его зазубренным клинком — и пропорол ему бок. Причудливым узором оросили истоптанный, грязный снег капли светлой крови.

Он сгорбился, зажав рану ладонью. Горло сдавило одновременно от боли: беспокойства и отчаяния. Рэлико… Как помочь? Как защитить? Как прекратить это?..

В голову пришло только одно — и Ланеж, извернувшись, протянул к ней окровавленную руку, напитывая новой силой свой знак. Может, он хоть как-то сбережет ее от мертвенного холода в душе…

Следующий удар он едва успел парировать. Острые, хищные зазубрины срубили добрую четверть ненормально длинного снежного клинка.

— Щенок! — снова с ненавистью выплюнул Сньор. — Не лезь, куда не просят, пока не прибил!

— Это мои духи, моя наликаэ и моя власть! — ощерился Ланеж. — А прибить меня будет проблемно, я все-таки снежный бог!

— Я — зима! — взревел Сньор.

И вдруг обожженное лицо его вытянулось.

Ланеж оглянулся — и тоже обомлел.

Рэлико легко воспарила над землей. Рыжие волосы яркими щупальцами плескались на несуществующем ветру — платье оставалось совершенно неподвижным. Кожа покрылась тонким слоем инея. Широко распахнутые глаза горели чистым голубым. В воздухе вокруг нее зазмеились морозные узоры, он аж потрескивал от скопившейся силы.

Словно из глаз смертной смотрела сама стужа.

Бледно-розовые теперь губы чуть приоткрылись.

— Ты — не зима, — холодно бросила Рэлико — не своим, чуждым, гулким голосом. В нем слились все звуки зимы — и звон сосулек, и скрип снега, и эхо в зимних горах, и тихий шелест снегопада, и завывания северного ветра.

— Ты — ненависть, — продолжила она. — Ты — яд. Ты — падаль.

Эти слова прозвучали приговором. Отзвук расходился ледяным эхом.

Сньор вздрогнул и метнул было в нее сгусток пламени, но тот словно наткнулся на невидимую стену и угас без следа.

— Я — падаль? Я наша общая надежда на свободу от оков! — хрипло заорал он. — Мир слишком жалок и туп, вечно спит, трясется над дурацким равновесием и не желает сам ничего делать ради его сохранения! Если и вмешивается — то как снисходительный папаша, не желающий шлепать безмозглого младенца. Но мы — боги! Мы не тупые рабы! Мы не обязаны вечно служить ему! Я хочу стать хозяином, показать, что мы тоже способны жить так, как захотим! Сколько раз я нарушал его заповеди? И что мир сделал со мной за это? Ничего! Он бездействует! Все за него сделали его рабы. И я снова вырвался на волю! — Сньор расхохотался. — Потому что я — зима. Я — снег. Снег — это сила, это ярость, это жалящая тьма!

— Нет. Зима — это покой, — вдруг улыбнулась Рэлико, плавно проведя руками вокруг. — Зима — это глубокий сон. Зима — это чистота. Это еще и любовь, забота, желание укрыть, уберечь, сохранить, и для этого ей бывает нужна и сила, и способность жалить. А ты, неблагодарное творение… Твоя сущность черна также, как обуглившаяся кожа.

У Ланежа мурашки по спине побежали. Говорила явно не сама Рэлико, В ее облике проступило нечто одновременно живое и неживое, то, что старше и его, и даже Сньора. Словно разные сущности духов слились в общем сосуде, образовав единое существо.

— Ты не можешь быть снежным богом. Ты недостоин этого, потому что извратил суть зимы, ты грязен и чужероден. Твои духи против. Стужа против. Стихия против. И мир против.

Рэлико медленно простерла руку — и нестерпимо яркий поток голубого света ударил Сньора в грудь, даже Ланеж на миг зажмурился.

Это был не крик, не вопль, не хрип.

Вой. Страшный, противоестественный, полузвериный, полудемонический.

Снег взбунтовался против своего былого повелителя. Уродливый меч рассыпался стаей белоснежных жалящих ос. Острые грани снежинок легко вспарывали воспаленную плоть бога. У него, как и у любого живого существа, оставались слабые места вроде глазниц, ушей, носа, и снег безжалостно вонзался в них, прогрызался вглубь. Сосульки прошивали тело, росли прямо сквозь него с неимоверной скоростью, иней иглами вонзался в обожженную плоть.

…Больно!

Сквозь рваные раны вдруг полыхнул жидкий огонь, растопив ледяную клетку. Сньор снова рванулся вперед, изрыгнув жаркую кровь земли, поколебавшую стужу…

И тогда Ланеж понял: уже ничего не изменить. Для противостояния было необходимо равновесие, а прежний их хозяин пользовался и смертными, и силой огня. Они не желали ей вреда, он это понимал, но и не могли без нее обойтись. Духи пошли до конца. Многие наверняка развеются… и Рэлико вряд ли уцелеет.

Но все будет напрасно, если Сньор выстоит.

Глаза закололо, и по бледным щекам сбежали две серебристые капли, упавшие прозрачными кристаллами на снег.

Ланеж прикрыл глаза и воздел к небесам свободную руку, призывая к себе все силы Севера.

На сей раз он не сомневался. Он знал, что они откликнутся.

И сила потекла к Ланежу, уже искалеченная, обезображенная прикосновением прежнего снежного бога. Он очищал ее, успокаивал, поглаживал, как кошку. И она послушно перетекла в мелодично звякнувший клинок.

Тогда Ланеж метнулся вперед и одним ударом вогнал свой меч прямо в бурлящее магмой сердце переродившегося бога.

Сньор в первый миг замер, затем сдавленно зарычал и рухнул на колени. Но смотрел он не на беловолосого бога.

— Что… ты… такое… — прохрипел он. Лед оплел горло удавкой, сковал ноги, не давая подняться или хотя бы двинуться, начал проникать в грудь.

Глаза девушки и метка у нее на лбу вспыхнули еще ярче.

— Связующее звено, — отозвалась она. — Зимний огонь.

Новая волна стужи хлынула, одновременно замораживая и обжигая, сплетаясь с силой бога, влитой в меч. Словно сотни призрачных рук коснулись рукояти, вогнав его еще глубже.

И даже божественная плоть не выдержала финальной встречи льда и огня. Две противоборствующие стихии наконец сравнялись и переплелись.

Тело Сньора на миг одеревенело, словно превратилось в камень, а затем пошло трещинами — и рассыпалось прахом, запорошив узкую прогалину. Под очередным порывом ветра его подхватила вьюга — и безжалостно расшвыряла по окрестностям. Ослабевший, впервые за многие тысячелетия отколовшийся от плоти дух взмыл было ввысь, неуверенно, дрожа на северном ветру — но стужа неумолимо стиснула и его, ослабляя, вымораживая…