Знак снежного бога (СИ) - Элевская Лина

На лице Сньора вдруг появилась еще более страшная усмешка, словно он принял какое-то новое решение.

— С тобой я еще разберусь, — с угрозой пообещал восставший бог и сделал шаг к алтарю. Навис над девушкой.

Та открыла глаза — и застыла, не решаясь даже шевельнуться. На ее лице читался суеверный ужас.

— Жрица… Ты готова послужить мне?

Дернулась все-таки.

— Больно! — тут же всхлипнула она и с ужасом уставилась на страшный ожог.

— Понимаю, жар земных недр мучителен, — с саркастичным сочувствием поддакнул Сньор. — Я перенес из-за него страшные мучения. Видишь, как он извратил мою суть?

Как загипнотизированная, она уставилась на обожженного бога и осторожно кивнула.

— Ты славно послужила мне. Готова закончить начатое? Остался последний дух. Но сперва… примешь мой знак? После отправишься за помощью.

— Он лжет, — бесстрастно сообщил Ланеж.

Против воли Сачирэ бросила на него взгляд и заново содрогнулась. Белый, пугающий…

— Это мой сильнейший дух, — с угрозой протянул Сньор. — Совсем забыл свое место, богом себя возомнил… Вспомни, жрица, — сделать этот голос вкрадчивым было не под силу даже ему, но Сньор честно попытался. — Разве я не помогал вам все это время? Разве не возвысил тебя? Я лишь хочу исполнить то, что давно обещал.

Кочевница приободрилась, несмотря на боль. До сих пор Сньор и впрямь держал слово. Пусть пленник подземного мира оказался страшен, но по крайней мере не забыл своих обещаний.

В конце концов, знак — это не страшно. Знак весеннего бога сменится знаком того, для кого она сотворила этот ритуал. Это будет правильно. А боль от ожога она еще немного потерпит. Он же терпел…

— Да… — кое-как собравшись с силами, выдохнула Сачирэ.

Ланеж дернулся было, посылая и в ее сторону ледяную иглу, пытаясь перехватить руку Сньора, но тщетно. Та растаяла на подлете.

И ее бог коснулся пальцем высокого, гладкого лба, выжигая знак бога весны. Оставляя не метку, но клеймо, как на скоте.

Раздался дикий крик. Она кричала, отчаянно, страшно, не в силах ни отстраниться, ни отпрянуть.

Сньор отвел руку — и она рухнула в снег. Глаза открыты, губы хватают воздух. Еще жива… но вряд ли надолго.

Из глаз потекли безмолвные слезы. Не прозрачные, красные.

Поняла наконец, что призвала не спасение, а свое проклятие.

Сколько сил он из нее вытянул сейчас?..

Видимо, достаточно, раз хриплый, каркающий голос завел проклятый речитатив, который он так давно не слышал.

Ланеж с льдистым звоном выхватил меч из ножен. Решил выбрать силу из стихии? Еще посмотрим, кому она быстрее ответит взаимностью!

Но тут снежный бог ощутил нечто еще более страшное, чем возвращение старой удавки.

Он думал, Сньор попытается зачерпнуть силу напрямую из мира, из снега, из холода.

Но бывший хозяин потянул стужу из него самого. И она откликнулась — покидая его тело, сперва неохотно, затем все быстрее и быстрее, возвращаясь к прежнему снежному богу, облепляя уродливое тело быстро тающим ледяным каркасом.

И Ланеж не знал, как ее удержать.

По кромке меча прошла тонкая трещина.

— Я — зима, — удовлетворенно выдохнул Сньор. — Я все еще зима!

Анихи вдруг согнулся пополам в седле.

Боль, обидная, внезапная, острая ударила прямо в сердце, больно обожгла.

Сперва он подумал, что проблема в морозном воздухе, разве что не вспарывающем горло.

Но потом тенькнула, оборвавшись, какая-то струна в душе, и разрастающаяся пустота подсказала, в чем дело.

На глазах выступили слезы.

Анихи кое-как натянул поводья, подавившись вырвавшимся всхлипом.

— Сачирэ, — с трудом выдохнул он.

Никакого ответа, кленовый лист не ведет его к ней, не указывает путь.

Это может означать только одно.

Его метки больше нет.

Анихи даже не сознавал, как глубоко укореняется в душе связь бога и наликаэ — пока она вдруг не лопнула чрезмерно натянувшейся нитью.

…Боги, как Ланеж только терпел этот кошмар столько раз?.. А он его еще поддразнивал… Супу милосердный…

…Бог ставит метку от сердца — и сердце мучительно болит.

Он с трудом выпрямился, смахнул слезы со щек, глубоко вздохнул.

Ее право, в конце концов… Можно спокойно разворачивать коня и возвращаться. Восточное вино принесет забвение, еще два месяца можно будет не вспоминать об обязанностях. Боль со временем пройдет

Но вопреки здравому смыслу, весенний бог прикусил губу и пришпорил коня.

Он должен узнать, что произошло.

Лететь на крыльях вьюги оказалось страшновато и очень холодно. Рэлико даже плащ не накинула, бросившись к духам в одном платье. Скорость была бешеной — даже дышать было тяжело, и глаза слезились… До тех пор, пока Северный Ветер, тяжело фыркнув, не подставил спину. Рэлико устроилась поудобнее, и ей наконец стало легче.

Помедлив, за гриву коня уцепился морозник, с испуганным любопытством глядя на девушку.

Она кое-как улыбнулась ему, надеясь подбодрить.

— Нас боишься, Рэлико? — пропищал он. И все духи замерли, напряженно прислушиваясь.

— Нет. За Ланежа боюсь… и не привыкла так мчаться. К тому же, — она прикусила губу, — все равно толком не понимаю, чем именно могу помочь.

— Показать? — внес новое предложение дух.

Она кивнула было, но тут в разговор вступил дух с кистями — художник?

— Дай сказать сперва! — цыкнул он на морозника. Тот заискивающе прижал уши к лысой голове и умолк. — У нас много силы, и мы способны ей делиться, Рэлико. Мы могли бы напитать своей силой хозяина, но… во-первых, он не возьмет, во-вторых, он. возможно, все ещё обязан отвечать перед прежним. А ты — другое дело. Ты человек. Он не сможет у тебя ее отобрать и обратить против нас или хозяина.

Пауза.

— Если мы сейчас сами попытаемся восстать против него, он развеет нас, или сам, или с помощью подземного жара — нельзя столько времени провести в чуждой стихии и не пропитаться ей. Раньше нам нечего было бы ей противопоставить… Однако у тебя тоже есть сила огня. Это жар в твоем сердце и твоей крови… и, в отличие от того, он нам не чужд. И ты не чужая. Ты — истинная наликаэ, родственная частичка нашей стихии. Наш бог — ее разум, мы — его сила, ты — жар его чувства.

Краска бросилась в щеки от этих слов. Не может ведь быть, чтобы так…

Рэлико растерянно огляделась.

На лицах и мордашках духов читался одинаковый страх, одинаковое напряжение, одинаковая надежда.

— Такое пламя никто не способен погасить, — тихо прибавил художник. — У Ланежа, в отличие от Сньора, сердце отнюдь не ледяное. Ты нужна там нам всем, и ему в том числе.

Услышав это, Рэлико сама протянула руку морознику.

Он опасливо коснулся ее ладошки, отдернул лапку, снова коснулся, помедлил, однако ничего не произошло. Холодно, да, пальцы у морозника ледяные, и только… Но Криос вдруг расплылся в довольной, облегченной улыбке. Дух ярко засветился на несколько мгновений — и, к ужасу Рэлико, исчез, рассыпавшись голубыми искрами!

Рэлико вскрикнула.

— Не бойся, — успокоил ее художник. — Он по-прежнему здесь, при тебе, при тебе и останется, — заверил ее художник. — Его сила будет беречь тебя и хозяина, пока ты остаешься рядом с ним. Как и наша. Чувствуешь?

Дыхание вдруг перехватило, как в морозную ночь, когда, едва выйдя из дома, делаешь слишком большой глоток ледяного воздуха.

… Вот почему они говорили про стужу…

Действительно — холод внутри, не то рядом с сердцем, не то в нем самом. Рэлико невольно прижала руку к груди, прислушиваясь к незнакомому ощущению.

— Мы — зима, Рэлико, — шепнула Шелькри, с тревогой глядя на нее. — Тебе холодно, должно быть, страшно… — оглянулась на художника с мольбой. — Мы тогда лучше сами, как- нибудь…

— Нет, — покачала головой Рэлико. — Странно, но не страшно. Это…

Холод не распространялся, не причинял боли. Напротив, Рэлико вдруг совсем перестала мерзнуть. Одновременно появилось ощущение странной, пьянящей легкости, словно она может бежать сейчас во всю прыть по первому льду, не ломая его…