Ночь Стилета - 2 - Роман Канушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она смотрела на него и думала, что этот человек, наверное, сумасшедший. Его совершенно не смущает, что по его вине она оказалась здесь, прикованной к постели, именно он и все эти люди, как грабители и резатели с большой дороги, вторглись в ее жизнь, и при этом он пытается демонстрировать ей какой-то похожий на анахронизм кодекс достоинства.
Гипнотизер.
Слово врага... Нет, ну как вам? В других условиях она б умерла со смеху.
Потом она снова подумала о том маленьком "или" и о теплящейся за ним надежде - ведь все возможно. По большому счету мир вокруг настолько свихнулся, что возможно все.
"Испания... Имеет ли это какое-нибудь значение?"
Она подумала, что когда-то провела в Испании три самых счастливых дня в своей жизни.
* * *
- Браво, Санчес! Вот это разводки. А какие обороты речи - "слово врага"... Нет, вы слышали? - Человек уставился на монитор.
- Он все сделал. Можем поздравить друг друга.
- Великолепно. Как он ее подвел к теме... И слова-то какие нашел. Последний раз я слушал его запись беседы с красноярскими, базарил с братвой "по понятиям"... По-свойски кумекал.
- Что тебя удивляет?
- А здесь... Грамотно. Я боялся, что он сейчас начнет стихи читать.
- Она все же женщина. Мог бы и прочесть. Профессионально...
- "Слово врага"... А полмиллиона долларов - что это за безумная цифра?! Импровизация?
- Не страшно, Гринев, отрегулируем. Главное, что все сдвинулось с мертвой точки.
- Но мы же не собираемся швырять деньги на ветер?
- Разумеется. Не забивай себе голову техническими вопросами.
Гринев все прекрасно понимал - это был отработанный профессиональный подход. На подобных приемах строилась старая добрая вербовка. Поймал человека за руку или изменил привычный ход вещей какими-либо иными способами, посопереживал, выказал, что тебе небезразлична его личная жизнь, его судьба, продемонстрировал некое душевное родство, схожесть миропонимания, чуть нажал - и бери его тепленьким. Все так, но... Санчес молодец. Эта барышня была та еще штучка. Рано или поздно она все равно бы сломалась - дети все-таки главный фактор, но только лишь жестким давлением здесь бы не обошлось. Да и не было у них времени на все эти "рано или поздно". Выходит, опять они обязаны Санчесу.
- Вы больше не считаете, что она выцарапает той, второй, глаза? усмехнулся Гринев.
- Думаю, что, если бы у нее была под рукой синильная кислота, она бы не пожалела плеснуть ей в физиономию.
- Евгений Петрович, - совершенно серьезно насторожился Гринев, - а ведь для нее это был бы выход.
- Теперь уже нет. Но меня беспокоит другое.
Лицо Евгения Петровича Родионова имело красный отлив, но не от водки, как у большинства его сверстников, злоупотребляющих спиртным, - это был ровный здоровый цвет горного загара. Ветер и солнце...
Гринев посмотрел на шефа и увидел, что зрачки его глаз, следящих за монитором, сузились.
- Что же? Что вас беспокоит, товарищ генерал? - спросил Гринев. Он в третий раз попытался подняться со стула, уступив место перед монитором Родионову. Тот жестом снова остановил его:
- Сиди, Гринев, сиди. - И потом задумчиво: - Что беспокоит, спрашиваешь? - Небольшая пауза. - Следи-ка повнимательнее за всеми их дальнейшими контактами. Не нравится мне, Гринев, когда Санчес дает слово.
* * *
Этот разговор состоялся, когда еще на северных склонах любого бугорка и в тенистых нишах можно было найти остатки потемневшего снега, а сейчас уже стоял май, удивительно теплый в этом году. И Вика сидела на деревянной скамеечке под сенью могучего дуба и смотрела на воду. Электрифицированный бассейн с водопадами в саду камней.
- Улетай отсюда, - сказала Вика бабочке павлиньему глазу, - улетай скорее. Это нехорошее место.
Появившаяся на крыльце медсестра Алла поискала Вику глазами, обнаружила и какое-то время пристально смотрела на нее. Ощущая на себе этот тяжелый взгляд, Вика демонстрировала полную беззаботность и расслабленность: еще бы, сегодняшняя утренняя порция ее лекарства пирожных, как не без плотоядного юморка называли они это, составила три продолговатые таблетки нарозина. "Чего, подруга, опять с утра кайфуешь?" Причина, по которой они увеличили дозу, была Вике непонятна и настораживала. Ведь выходило так, что большую часть своего времени Вика должна была проводить либо в эйфории, либо в ожидании наркотической ломки, гнетущем состоянии, когда пользы от нее было мало. Все это, естественно, сокращало "полезное время" между крайностями, когда Вика была адекватной и могла проводить то, что, опять же не без плотоядной застенчивости, они именовали ее "занятиями". Их с Александрой занятиями. Кон-суль-та-ци-я-ми.
Климпс-климпс - скоро будет, Франкенштейн. Из кокона, из маски, трепещущих простыней, из влагалища, сдаваемого в прокат где-то в Батайске, из страхов, надежд, попытки сопереживать, из извращенных оценок и такого же душевного состояния, из желания вырваться любой ценой и чисто человеческой жалости по отношению к ней, к Вике, к ее судьбе, к ее детям, из озлобленности, комплексов и претензий ко всему миру за всю эту грязь вокруг, из почти стопроцентного внешнего сходства, бесспорных артистических способностей и способностей хорошей ученицы, которая, словно губка, впитывает все, от ее привычек, знаний, голоса до тонкостей эмоциональной жизни, из сомнений, алчности и сделанного в конце концов выбора, - из всего этого они, хотя бы на время, решили создать Вику Номер Два, клон, своего Франкенштейна. Все это напоминало бред, дурной сон, от которого вот-вот пробудишься. Но потом она брала себя в руки, и границы реальности становились гораздо менее размытыми.
Вы способны идти по крови? Не смешите - это не для вас.
Кпимпс...
Как знать...
* * *
Вика понимала еще кое-что.
Возможно, их трюк сработал. Жительница небольшого городка Батайска расцветала на глазах. Сначала она держалась вызывающе, почти агрессивно и... неловко одновременно. Уже в первую встречу Вика поняла, как много та о ней знает, - время они зря не теряли. И еще: самообладания и выдержки Александре Афанасьевне было не занимать. Пожалуй, Вика никогда бы не смогла оказаться на ее месте. Не только не пошла бы на это, а просто физически бы не смогла. Не без внутреннего содрогания Вика определила, что имеет дело с человеком, в котором скрывалась авантюристка с громадными потенциями.
"Время строительства пирамид прошло, почему бы не взяться за строительство двойников?" Видимо, подобная блестящая мысль пришла в голову кому-то из этих умников.
Да, их трюк сработал. На какое-то время. Какое-то время все будет в порядке. Вряд ли долго. Неопределенно долго это действовать не могло. Рано или поздно все эти амнезии, последствия аварии, ссылки на рассеянность, вынужденную по медицинским показаниям изоляцию, щадящий режим в конце концов не будут стоить и ломаного гроша. Постепенно накапливающиеся несоответствия достигнут критической нормы. И тогда все изменится. Рухнет в один день. Невзирая на блестящие потенции. Подмена станет очевидной, ее уже не скроешь. И подобного обстоятельства эти люди не могут не понимать. У них все упирается во время. Время, взятое взаймы. Видимо, уже возникли какие-то сбои. Зачастивший сюда черный лимузин "Ауди А-8", из которого появлялась жительница городка Батайска, наслаждающаяся своей новой ролью, лишь подтверждает это предположение.
Они пока не могут без Вики обойтись.
И они нервничают.
Поэтому держат Вику под рукой. Посадив ее на нарозин. Они не жалеют денег на дорогостоящие витамины, чтобы Вика не сошла окончательно с катушек. Витаминизированные пищевые добавки и нарозин - просто великолепное сочетание. Интересно, в каких книгах и по какой медицине они нашли рецепт подобного коктейля? "Мне, пожалуйста, бета-каротина, витамина С, группу "Б", витамин Е, минералов, так необходимый женщине после двадцати восьми кальций, и бросьте сто грамм каких-нибудь "колес" покруче; все это смешать, но не взбалтывать. Спасибо". Они держат Вику в форме. Внешне. На всякий случай. На всякий непредвиденный случай. Например, если ситуация неожиданно достигнет критического пика.
Но и такое не может продолжаться неопределенно долго.
Время. Время, взятое взаймы.
* * *
Вика сидела на деревянной скамейке и разглядывала подводный мир, устроенный на дне пластикового бассейна. Гроты, затонувший корабль, пещера, темная расщелина, где когда-то прятался краб, ее краб. Утро, расчерченное пополам этой темной расщелиной.
История простая: давным-давно (целую вечность назад? В другой жизни?) Петр Андреевич Виноградов пригласил Леху на охоту. Подмосковная охота это, конечно, не тайга и не африканское сафари: тетерев, вальдшнеп, рябчик. Глухарь - редкая удача; на воде - утки, иногда - заяц; ну, если с егерями, то, конечно, лучше всего идти на кабана. И прежде всего ружья: действующий антиквар - "Зауэр Три Кольца", неплохие "Братья Меркель" или "Пиетро Беретта", ну и, конечно, самые элитарные, самые "шестисотые" - французские "Ле Пажи". Был август, охота только открылась.