Зеленый омут - Наталья Солнцева

– Вот, возьми! – Антония протянула возлюбленному связку ключей. – Ты доволен?

– Нужно торопиться. До рассвета не так уж много времени.

Манфред взял свечу и веревку, как советовал Луиджи, и отправился в заброшенный коридор. Неподвижный и затхлый воздух щекотал горло.

– На этот раз никаких сквозняков! – подумал врач, направляясь к заветной двери, покрытой все той же пылью. – Давненько никто сюда не входил.

Ему не сразу удалось отыскать подходящий ключ. Заржавевший замок не поддавался. Манфреда почти охватило отчаяние, когда что-то в старом механизме сдвинулось, ключ со скрипом повернулся в замке, и дверь нехотя отворилась.

Молодой человек с трепетом переступил порог. Кромешная тьма окутала его, неподвижная и жуткая, как предсмертный сон. Он зажег свечу, и ее желтый язычок осветил небольшое полупустое пространство: стены со старыми потемневшими шпалерами, на которых причудливые амуры летали между пышных цветов, трубили в трубы из морских раковин и нацеливали куда-то свои отравленные любовью стрелы, – и больше ничего, кроме пары огромных древних сундуков. Окна отсутствовали, мебель тоже.

Манфред поднял свечу повыше и медленно осмотрелся. Ничего необычного, а тем более ужасного, в комнате не оказалось. Почему же сеньор Маттео так волновался, почему прятал ключи? Жадность? Но здесь ничего ценного нет! Какое-то старье, паутина…Впрочем, в сундуках может быть золото. Манфред приоткрыл крышку одного из них – пахнуло плесенью, на дне валялись стоптанные бархатные башмаки, да пара пустых склянок из-под лекарств. Что за ерунда!

На втором сундуке стоял небольшой ларец в виде ковчежца,[50] старый, окованный почерневшим металлом. Желтые блики свечи выхватывали остатки густо нанесенного узора, фигурные заклепки в виде цветков розы.

– Интересно! – Манфред потрогал крышку. – Кажется, не заперто!

Однако, и тут молодого человека поджидало разочарование: ларец оказался еще более пустым, чем сундук. В нем вообще ничего не было, кроме какой-то странной пыли. Пыль повисла в воздухе, подобно черному порошку, который становился все гуще и гуще, пока не поглотил весь свет. Свеча горела, во всяком случае, ее язычок был виден, но все вокруг погрузилось во мрак. Манфред вдохнул чуть глубже, пытаясь определить, что за порошок повис в воздухе, но не ощутил ни запаха, ни вкуса – один только пыльный затхлый воздух. тот же самый, что и раньше. Как странно! Порошок медленно рассеивался, пока не исчез так же внезапно, как и появился.

Молодой человек переставил ларец на пол и попытался открыть крышку сундука. Не тут-то было! Крышка не поддавалась. Этот сундук, в отличие от первого, оказался закрыт на замок. Где же взять ключ? Манфред задумался: особого выбора у него не было, как только перепробовать ключи со связки сеньора Маттео. Может, один из них и окажется…

Не тратя времени даром, он принялся за дело. Один из ключей подошел. Огромная тяжелая крышка с трудом открылась, и взору Манфреда предстало неожиданное зрелище: вместо дна, у сундука оказалась дверца-люк, окованная железом, с большим ржавым кольцом в виде свернувшейся змеи. Не раздумывая, молодой врач дернул кольцо…и люк открылся. Вниз, в подземелье, вели крутые ступени, полустертые множеством ног. По-видимому, лестницей пользовались многие поколения людей; во всяком случае, она была очень, очень старой.

– Нужно спуститься и посмотреть, что скрывается за всем этим!

Манфред принял решение почти без колебаний. Он был не из робких, да и мысль об Антонии и ее безопасности придавала смелости.

Лестница, тесная и неудобная, вела вниз, в темноту, пахнущую землей и сырым камнем. Путь казался ужасно долгим. Но все когда-нибудь кончается. Эту мудрость Манфреду часто повторяла его нянька, дородная и чрезвычайно практичная бургундка, рассказывающая ему на ночь истории про кровожадную королеву Кримгильду, сокровища нибелунгов, коварство, ревность, любовь и месть.

Бургундка оказалась права – Манфред, наконец, все же очутился в просторной подземной зале, которую мог осматривать частями, насколько хватало пламени свечи, наполовину уже сгоревшей.

У стены стоял небольшой стол из темного мрамора, на котором валялось нечто, похожее на козлиную шкуру, отвратительно пахнущую, высушенные сердца каких-то животных, угли, остатки костей, мужские половые органы, горки вонючих порошков. Среди всей этой гадости внимание Манфреда привлек медный чан довольно больших размеров, накрытый крышкой. Нагнувшись, он нерешительно приоткрыл чан, боясь верить своим догадкам…

– Господи! – молодой врач, довольно закаленный за время работы с Луиджи, привыкший ко всяким зрелищам, отпрянул в ужасе и отвращении. К горлу поступила тошнота.

В чане, наполненном, как определил Манфред, крепким раствором соли, плавали изуродованные останки грудных младенцев, множество глазных яблок, явно принадлежащих людям, отрезанные губы и еще что-то, столь же жуткого и неприятного вида. Рядом на сложенной из камня печи стояло несколько тиглей,[51] металлических сосудов разных размеров, ступок, реторт[52] и прочих приспособлений алхимиков. Молодой человек узнал их сразу, – почти такими же пользовались они с Луиджи. Здесь их было намного больше, – чувствовался размах исследований и опытов.

Первый шок быстро прошел, и Манфредом овладело чисто профессиональное любопытство. Он подошел поближе и начал рассматривать все подряд. В одной из ниш лежали бузинные трости, которые, якобы, защищали путника от диких зверей и людей, замысливших зло. Трости срезались накануне определенного времени, мягкая сердцевина выдалбливалась, и в эту пустоту следовало положить: волчьи глаза, языки трех зеленых ящериц, сердце собаки, три ласточкиных сердца – все превращенное в порошок, – прибавить порошок травы железняка и закрыть металлическим набалдашником.

Луиджи иногда изготовлял такие трости для богатых заказчиков, очень смеясь при этом и заламывая такую цену, что Манфред всякий раз ожидал, что сеньоры откажутся платить. Однако ничего подобного никогда не происходило, – платили исправно, да еще благодарили.

В расставленных тут и там склянках хранились порошки и снадобья, которых Манфред не знал. Были здесь летучие жидкости, ароматический воск, жгучие соединения, сложные порошки, которые они с Луижди покупали, так как изготовить подобное в условиях их лаборатории, не представлялось возможным. Кому могло все это принадлежать? Ясно, что не сеньору Альбицци. Он не только не разбирался в таких вещах, но, вероятно, и не был способен когда-нибудь разобраться. Слишком примитивный и грубый ум, – как говорил о нем Луиджи.

Манфред увидел больше, чем рассчитывал. Следовало возвращаться обратно. Теперь он знает тайну заброшенного коридора и таинственной двери, и сможет вернуться сюда в любое подходяще время. Антония, наверное, волнуется, ожидая его. Нужно торопиться. Молодой человек в последний раз обвел взглядом подземную лабораторию: свеча почти догорела и обжигала пальцы. Он поспешно поднялся наверх, привел комнату в прежний вид и закрыл за собой тяжелую, покрытую орнаментом, дверь.

За окнами брезжил зеленоватый рассвет, и Манфред, поспешно прощаясь с Антонией, обещал рассказать ей все подробно в другой раз. Она не спорила. Слуги уже разжигали внизу большой очаг, кухарка гремела медной посудой, и сеньор Маттео вот-вот должен был проснуться, а ей еще нужно было успеть вернуть на место браслет с ключами.

Луиджи выслушал Манфреда, недовольно хмурясь. Рассказ о подземной алхимической лаборатории ему не понравился. Хотелось сказать ученику, чтобы забыл о коридоре, двери и страшном подземелье, – но он отдавал себе отчет: влюбленный в Антонию молодой человек не станет слушать голос разума. А может быть, это и правильно.

– Ты хочешь знать, кому могла бы принадлежать лаборатория? Из всех, кто мне известен, только Кристофор, у которого мы с тобой покупаем вещества, необходимые нам для опытов, связанных с получением «философского камня», мог бы быть ее хозяином. но в таком случае…

– Что? Да не томи, Луиджи!

– Тебе следует быть невероятно осторожным, мой юный друг! За подобные тайны можно заплатить жизнью! Раз они так тщательно охраняются, этому есть причины, поверь мне. Разве Луиджи хоть раз тебя обманывал?

– Я верю тебе, но…

– Манфред! – учитель взял молодого человека за плечи, внимательно глядя ему в лицо. – Я успел привязаться к тебе! Кроме того, ты очень умен, у тебя все получается в десять раз быстрее и лучше. Мне хотелось бы наслаждаться твоим обществом и твоими способностями, а не оплакивать тебя…