Божья коровка-2 - Анатолий Федорович Дроздов

Ольга захихикала.

– Ты не обижаешься? – спросила.

– А на что? – ответил ей Борис. – Насекомое красивое и грозное.

– Что красивое, понятно, – согласилась Ольга. – Но кому такая малюпаська может угрожать?

– Всем, кто вздумает ее склевать.

– Как?

– Что тут непонятного? Другие насекомые всячески пытаются стать незаметными в природе. Формой тела и его окраской, поведением и прочим. Притворяются сучком, листком. А вот божья коровка как будто говорит: «Вот я, красная и в крапинку, меня прекрасно видно. Это чтобы ты не вздумал жрать меня, скотина! Понял?»

– Ну, а если вдруг склюет?

– Горько пожалеет. Божья коровка не ядовита, но проблему птичка огребет. Может, и не сдохнет, негодяйка, но с горшка не слезет долго.

– Птичка – и с горшка? – Ольга засмеялась. – Юморист! Ладно, обещаю, что клевать тебя не буду.

«Кое-кто пытался, – хмыкнул про себя Борис. – Ну, и что в итоге? Генералов сняли с должностей, подполковник застрелился. Как показывает практика, меня опасно трогать…»

После выхода в свет книги и журнала Ольгу и Бориса выдвинули кандидатами на премию Ленинского комсомола. В соответствии с регламентом награды «Малую землю» стали обсуждать в трудовых, научных и учебных коллективах. Приглашали авторов, и они нередко откликались. Встречи проходили по единому сценарию. Выступления Бориса, Ольги, а затем – ответы на вопросы. В заключение – концерты под гитару. Пел один Борис. Как-то он решил, что может лучше с Ольгой, но от этой мысли быстро отказался. У нее отсутствовали музыкальный слух и голос. После первой репетиции Борис сказал невесте:

– Извини, родная, но лучше не пытаться.

– Знаю! – отмахнулась Ольга. – В детстве мать хотела, чтобы я училась музыке. Пригласила репетитора. Тот меня проверил и развел руками – нет способностей. Рисовать я тоже не умею. Это ты у нас – один сплошной талант.

В ее голосе мелькнул оттенок ревности.

– У тебя есть дар писателя, – сказал Борис. – Он встречается довольно редко. У меня отсутствует, к примеру. Музыкантов и художников в стране полно, литераторов намного меньше.[4] Да еще таких талантливых.

– Льстец! – сказала Ольга. – И подлиза!

– Я? – Борис изобразил обиду. – А кого в Союз писателей приняли прямо на правлении? Кто тебя туда рекомендовал, забыла? Все живые классики. Вот и ты им станешь.

– Врешь, конечно! – Ольга улыбнулась. – Только слышать это мне приятно. Ты, Борис, такой необыкновенный. Как мне повезло с тобою повстречаться! Мама говорит: «У вас такие дети будут! Умные, красивые, с талантом. Хоть один унаследуют – уже большое счастье…»

Он в ответ лишь только покивал. С мамой Ольга все же помирилась, и Таисия Петровна с супругом побывала в их квартире. Оценила площадь, мебель и вынесла вердикт – Борис в зятья сгодится. Есть квартира и машина, знаменит и при деньгах. В перспективе сделает карьеру. Посидели, пообщались. Провожая будущую тещу, Борис решил, что единственным достоинством Таисии Петровны следует считать тот факт, что живет она от них отдельно.

После этого они сходили с Ольгой в ЗАГС, где подали заявление. Свадьбу запланировали на июнь. Сроки позволяли расписаться в мае, но Таисия Петровна заявила, что это нехорошая примета – маяться придется в жизни. Спорить с ней Борис не стал, не было причины. Ольгу он и так считал своей женой, узаконивание их семьи – формальностью.

Встречи в коллективах для него и Ольги начались еще до выхода в свет их книги. «Новогодний огонек» принес Борису популярность, и его буквально завалили приглашениями. Времени для них хватало. Рукопись в издательстве, сессии закончились, почему б не съездить в гости к людям? Кстати, об экзаменах, сдавать их было просто. Профессора с доцентами к Борису с Ольгой отнеслись лояльно, особенно к Ольге. Услышав от студентки пару фраз, ставили «отлично». Ей осталось сдать два госэкзамена, за дипломную работу зачтут ей книгу.

Несмотря на просьбы зрителей, пел Борис немного. Легкое, пробитое осколком, давало себя знать. Пусть оно давно зажило, но при долгом напряжении грудь простреливала боль. Опытным путем Борис установил, что в полный голос может спеть одну-две песни. Если петь перед микрофоном или же в домашней обстановке – песен пять, ну, а дальше будет больно. Потому концертов не давал, хотя на них его частенько звали. Нет, певцом ему не стать при всем желании.

…Музыкальная редакция ЦТ нашла его в апреле.

– Здравствуйте, Борис Михайлович, – сказала Нина Григорьянц.[5] – В мае запланирован большой концерт, посвященный 25-летию Победы. Он пройдет в Кремлевском Дворце съездов. Телевидение собирается вести трансляцию в прямом эфире. Будут лучшие певцы и коллективы СССР. Ожидается присутствие всего ЦК КПСС, в том числе – руководителей страны. Не хотите выступить там с новой песней? Разумеется, с патриотической. Те, что раньше написали, будут петь Кобзон и Магомаев. Есть у вас другая?

– Есть, – ответил он, подумав. – Только я в сомнении. Петь перед такой аудиторией… Я ведь не Кобзон, не говоря о Магомаеве.

– Зря скромничаете, – не согласилась Григорьянц. – Поете вы прекрасно. Будь иначе, не позвала б в «Огонек». Мы порепетируем с оркестром, если с исполнением возникнут трудности, поможем. Надо будет – позовем профессора из Гнесинки. Но зато представьте, как красиво выйдет: на сцене не обычный исполнитель, а Герой Советского Союза, поэт и композитор. За овацию ручаюсь. Главное, чтоб песня была замечательной.

– Я приеду и спою, – сказал Борис. – Ну, а вы решайте…

Слушали его с десяток человек. Кроме Григорьянц, редакторы программы, дирижер Силантьев[6] и еще какие-то товарищи, наверное, из начальства, все в костюмах и при галстуках. Борис спел им под гитару. А когда он смолк, Григорьянц спросила у собравшихся:

– Ну, что скажете, товарищи?

– Необычно, – отозвался полненький мужчина в галстуке. – Но, признаться, впечатляет. Сильно!

– Песня сыровата, – сказал Силантьев, – над ней придется поработать. Но, согласен, прозвучит.

– У меня мурашки бегали по коже, – призналась Григорьянц, – хотя Борис Михайлович не в полный голос пел. И хотя мелодия довольно странная, а слова – аналогично, но все вместе за душу берет. Как, товарищи, одобрим для концерта?

Товарищи не возражали. Начались репетиции. Силантьев разложил мелодию по партитурам, и оркестр сыграл ее сначала без певца. После начал репетировать с Борисом. Помучились изрядно. Поначалу