Семейные портреты - Тамара Михайловна Афанасьева

Как видим, в этом примере тоже присутствуют разумность, преднамеренность, избирательность, которые, однако, не делают чести женщине-матери. Поэтому и приходится делить чисто человеческую способность к выбору на достойную и недостойную. И, надо признать, недостойных намерений встречается тоже немалое количество. Тут может быть и тщеславное стремление обрести выгоду в качестве жены и матери ребенка какого-то видного деятеля, а то и просто обеспечить себе безбедное существование. Бывает и сердечная корысть: желание привлечь, связать общим ребенком любимого мужчину. Или, напротив, отказ от детей из страха отпугнуть мужа, утратить в его глазах привлекательность.

Хочу напомнить читателю, как показал Лев Толстой преобладание женского начала над материнским в Анне Карениной. Любовь к Вронскому оказалась в ней сильнее всех других привязанностей, в том числе материнских. Она действительно сильно любила сына, но, по ее же признанию, не настолько, чтобы ради него отказаться от надежды быть счастливой с Вронским. А к дочери была вовсе равнодушна. На вопрос Долли Облонской: будет ли она еще иметь детей, когда все перипетии развода останутся позади, Анна возражает. Разве «этим» сохранит она любовь Вронского? И выразительно свела перед животом свои холеные белые руки.

И за это беспощадный правдолюбец ставит свою героиню в один ряд с трактирной молодайкой, с которой по дороге в имение Вронских столкнулась Долли. Та женщина тоже смотрела на ребенка как на помеху в радостях жизни. Поэтому и не горевала, когда его «бог прибрал». Анна, принимая свое трагическое решение о самоубийстве, думала лишь о том, как отразится ее гибель на Вронском, но ни на секунду не возникла у нее мысль: что станется с детьми? Словно она чувствовала свою необязательность для них. Из этого мы можем извлечь истину: нравственность женщины по отношению к мужчине и к другим людям не тождественна моральным нормам, которые определяют ее отношение к своим детям. Мы ведь сочувствуем Анне во всем, кроме… кроме вот этого сложного вопроса ее отношения к детям.

И не только в литературе, в повседневной жизни мы все чаще находим подтверждение тому, что материнство необходимо оценивать по особой мерке, прежде всего не как физиологический акт, но как явление нравственного порядка.

Отсюда возникла пословица: «Не та мать, что родила, а та, что добром воспитала». Отсюда двоякое отношение к той, что охотно и легко воспроизводит потомство. Мне рассказывала учительница из Ульяновска, как вся их школа с ужасом замечала определенные перемены в фигуре матери нескольких учеников: это значит, через семь лет учителям придется встретиться с еще одной изломанной, исковерканной душой. А расчет у этой мамаши тоже имелся: она знает, сколь заботливы и внимательны бывают наши люди и общественные организации к нуждам многодетной безмужней матери. Практически она паразитирует на своих детях.

Напомню о шести процентах из числа опрошенных социологами матерей, заявивших, что не хотят сами воспитывать детей ни при каких благоприятных условиях. Выходит, уже шесть процентов откровенно признают, что им материнство в тягость. Попробуйте понять, отчего такие женщины обзаводятся детьми? Сами-то они вряд ли ответят откровенно и вразумительно. Причин тому может быть множество: «Уговорили врачи»; «А интересно!»; «У других дети есть, а я что, больная?» Мотивом для приобретения ребенка, как мы видим, может быть и простое любопытство, и подчинение совету других, и даже некий престиж, утверждение своей «полноценности». За все это приходит расплата. Не скажу, что платят только дети, общество понуждает этих матерей поневоле нести принятую ношу. Хотя, как уже заметили исследователи, растет число женщин, что готовы передоверить свои обязанности целиком государству. В целях справедливости (и эмансипации тоже) следовало бы с них спрашивать столь же сурово, как и с отцов-алиментщиков.

Итак, каждой здоровой женщине дана возможность стать родительницей, но не каждой — хорошей матерью, даже если во всем прочем это вполне порядочный человек. Видимо, материнство тоже особый талант. И, как любой другой талант, распределяется он природой неравномерно: одним — много, другим — мало, третьим — вообще ничего. Однако, поскольку родительницами становятся и первые, и вторые, и третьи, недостаток природного дара нужно как-то восполнять.

Вот это — старание перенять мудрые и полезные навыки и знания — очень важно принимать в расчет при оценке того, как исполняет мать свое назначение.

С моей точки зрения, возможно и спорной, хорошей матерью называть нужно не только за РЕЗУЛЬТАТ (нынче нам воспитывать ребенка помогают детские учреждения, врачи, школьные учителя, руководители разных кружков, телевидение, радио, книги, наконец, соседи, друзья наших детей). Главным критерием, видимо, можно считать осмысленное, осознанное, целенаправленное движение матери к совершенному образцу, стремление поступать, как должно. Одно дело, если женщина ни сердца, ни рук, ни ума не приложила, чтобы вырастить доброе потомство, а дети выросли хорошими, и совсем иное, когда все возможное было сделано, а ребенок вышел неудачным (существует же справедливая пословица: «В семье не без урода»). В первом случае мы можем говорить о невыполненном материнском долге, даже если восхищаемся детьми. Примеров тому немало: мать Пушкина, Тургенева, Салтыкова-Щедрина… Во втором случае осуждать бывает трудно, больше хочется сочувствовать.

И все же мать — начало нашего характера. Какое оно, это начало? Мы пытливо всматриваемся в лицо той, что дала нам жизнь. Как, в свою очередь, наши дети испытующе и беспощадно всматриваются в нас. Что они в нас видят, за что ценят?

…По эскалатору метро бесконечным потоком протекают мимо лица женщин. Молодые и состарившиеся, веселые и печальные, красивые и неприятные, модно одетые и небрежно, интеллигентные и едва одолевшие грамоту — все это чьи-то мамы. Такие разные, друг на друга непохожие, они вызывают у своих детей нередко одинаковые чувства. Попробуйте предложить ребенку обменять его «плохонькую» маму на другую, что покрасивее, богаче, умней. Какой тут рев подымется, как станет цепляться ручонками малыш за спасительный подол! Но вот становится ребенок взрослей и говорит: «У того-то мать хорошая, а моя не поймешь что». А то и вовсе осудит. Но уйти, «сменить» — на такое решаются в самой-самой крайности. И ведь нередко мучаются, переживают: что там с ней, непутевой?

Вспоминается мне одна вагонная сценка. Молоденькая мама, почти девочка, и приникший к ней четырехлетний мальчик обращали на себя внимание купейных соседей