Бесстыдница - Генри Саттон

— Вам? Клару? Нет, я впервые об этом слышу.

— Честно?

— Конечно, честно! — отрезал он. — Что за дурацкая мысль?

— Спасибо.

— Я имел в виду не то, что вам предложили роль Клары, а ваше предположение о том, что «моих рук дело». Это ведь не детские игрушки и не чайные посиделки!

— Я знаю.

— Господи, да знай я наперед, что вы будете играть в моей пьесе, я бы ни за какие коврижки не пригласил вас с собой на премьеру. Это слишком усложняет жизнь. А что, если вы окажетесь совершенно бездарной? Я скажу вам это, а вы решите, что вас предали. Разозлитесь. И в чем-то будете даже правы. Если, конечно, не поверите, что я не имею к вашему приглашению на роль Клары ни малейшего отношения.

— Я вам верю, — тихо произнесла Мерри. — И я хочу, чтобы вы отвезли меня домой.

— Ну вот, вы уже обиделись, верно? Почему бы вам не заехать ко мне и не выпить со мной по рюмочке бренди? Такая восхитительная идиллия!

— Почему идиллия?

— Молоденькая старлеточка и дряхлеющий драматург. Чем не находка для классической старой комедии с участием Кэтрин Хепберн и Спенсера Трейси? Совершенно чумовая встреча и все такое.

— Что такое «чумовая встреча»?

— О, это хитрая штука. Допустим, знаменитая мадам — содержательница борделя, и психиатр, принимающий на дому пациентов, каждый заказал себе по новой кровати для своих профессиональных нужд. В одном и том же мебельном магазине. Но доставщики магазина все перепутали и привезли кушетку психиатра в бордель, а кровать мадам — психиатру. И вот мадам с психиатром встречаются у окошка для подачи жалоб. Представляете?

— Пожалуй, — с сомнением произнесла Мерри. — Мне не часто доводилось смотреть подобные фильмы.

— Я знаю. Вы — обескураживающе молоды. Но давайте заедем и пропустим по стаканчику бренди.

— Спасибо, с удовольствием.

И по дороге и уже придя в роскошную квартиру Джима Мерри продолжала думать о Тони. Мысли о юноше не выходили у нее из головы и тогда, когда Джим стал рассказывать ей о трудностях первых шагов на театральной сцене, о своем восхищении мужеством актеров, живущих одними надеждами и постоянно расточающих улыбки, хотя на самом деле на сердце у них скребут кошки.

Джим отправился на кухню за следующей бутылкой бренди. Первая уже почти опустела. Мерри воспользовалась возможностью, чтобы выйти в ванную.

— Пройдите через спальню! — крикнул Уотерс.

В просторной небесно-голубой спальне стояла широченная кровать. Мерри поневоле попыталась представить, как может выглядеть спальня Тони. Уж конечно, совершенно не так, как эта.

В ванной, моя руки, Мерри посмотрелась в зеркало, укрепленное на дверце аптечки. И тут же вспомнила, как сказала Джиму, что разглядывать книги в чужой квартире — все равно что прийти в гости и начать рыться в аптечке. Оглянувшись по сторонам, она заметила поднос, уставленный всевозможными одеколонами и лосьонами после бритья, а потом шутки ради приоткрыла дверцу аптечки и заглянула внутрь.

И тут же кровь бросилась ей в лицо. На внутренней стороне дверцы красовалась огромная — одиннадцать дюймов на четырнадцать — фотография мужского возбужденного члена! Самого Джима? Его любовника? Мерри быстро прикрыла дверцу и, не чуя под собой ног, выскочила из ванной. Лишь оказавшись в спальне, она остановилась, чтобы перевести дух. Уотерс не должен догадаться о том, что она заглядывала в его аптечку. А вдруг он сейчас как раз об этом и думает? И предвкушает удовольствие? Ладно, она не станет ломать над этим голову. Будь что будет. Надо только сделать вид, что ничего не случилось. А потом у себя дома она спокойно поразмыслит о случившемся.

Он подал ей рюмочку с бренди из новой бутылки. Ни выражение его лица, ни голос нисколько не изменились. Разговор зашел о новой пьесе. Мерри сказала, что, по ее мнению, он возвел на себя напраслину — от Мольнара в пьесе почти ничего не осталось.

— А вы читали Мольнара? — поинтересовался Уотерс. Мерри рассказала о том, что приготовила несколько сценок из Мольнара для своей школы.

— Что ж, в старательности вам не откажешь, — сказал Уотерс. — Осталось только подождать и проверить, есть ли у вас талант.

— Да, это единственное, что осталось, — улыбнулась Мерри. Потом допила бренди, поблагодарила Уотерса и извинилась за то, что засиделась. — Тем более что вы сегодня устали. Спасибо, что уделили мне столько времени. Мне пора идти.

— Что вы, я с удовольствием посидел бы с вами еще.

— Спасибо, это очень любезно с вашей стороны, — сказала Мерри и еще раз поблагодарила Уотерса за то, что он пригласил ее на премьеру.

— Что ж, тогда на читке увидимся, — сказал он. Судя по всему, он подразумевал, что до читки они уже не встретятся. Что же, вполне резонно. Он помог Мерри надеть пальто и проводил ее вниз.

Вернувшись домой, Мерри попыталась разобраться в своих мыслях. Вновь и вновь она задавала себе вопрос: каким образом увиденная ею фотография повлияла на ее отношения к Джиму. Ведь о том, что он гомосексуалист, Джаггерс сказал ей это в тот самый день, когда она впервые встретилась с Уотерсом в «Сент-Реджисе». Да и обращался с ней Уотерс даже лучше, чем можно было ожидать. И все же эта огромная непристойная фотография все изменила. Мерри увидела нечто, ей не предназначавшееся. Не увеличенные гениталии, нет, но некую сокрытую от посторонних глаз частичку души Уотерса, которая испытывала потребность в подобном изображении. Мерри казалось несправедливым, что именно на нее свалился такой груз, обязанность постижения столь сокровенной тайны. И, осознав это, она вдруг начала понимать. Ведь, помещая фотографию в такое место, Уотерс наверняка знал, что найдутся люди, которые могут ее увидеть. Следовательно, он специально пошел на это. И ни один из тех, кто случайно заглянул в аптечку, не смог бы обвинить Уотерса в непристойности, в том, что он выставляется напоказ. Человек, увидевший фотографию, поневоле становился своего рода сообщником Уотерса. И поделом — никто никого не принуждал открывать аптечку! И уж дальше — делом этого человека — мужчины или женщины — было принять или отвергнуть то, что Джим Уотерс считал своей сущностью. Его гомосексуализм — странность или обличительную особенность. Как бы это ни называлось.

Раздумывая об этом, Мерри вдруг пригорюнилась. Если она права, то насколько же несчастен должен быть Джим Уотерс. Насколько же он должен себя презирать! И невольно — уж слишком разителен был контраст — она вспомнила Тони Бассото, сильного и уверенного в себе.

Тони еще долго не выходил у нее из головы. Лежа в постели и уже почти засыпая, Мерри подумала о том, что его может ждать в дальнейшем. Одного или их обоих. С тех пор как она приехала в Нью-Йорк, она довольно остро ощущала свое одиночество и заброшенность. Уже погружаясь в сон, Мерри припомнила, как смотрел на нее Тони через стекло телефонной будки. Потом каким-то образом облик Тони вдруг плавно превратился в другое изображение, фотография которого красовалась на внутренней стороне дверцы аптечки…

Утром Мерри проснулась с таким ощущением, словно между ней и Тони все уже случилось. Она с таким нетерпением и вместе с тем с такой уверенностью предвкушала, как встретит Тони в школе, словно они уже стали любовниками. Решение пришло само собой, из глубины ее души, и теперь она только радовалась. За себя. За Тони. За них обоих. И тем не менее по дороге в школу Мерри немного нервничала. Вдруг она обманулась? Нет, в Тони она не могла ошибиться. Он не такой, как остальные. В противном случае она никогда уже больше не сможет доверять собственным чувствам.

Но всех ее страхов как не бывало, едва он вошел в аудиторию. Тони сразу, как только увидел ее, помахал рукой и радостно улыбнулся. Мерри тоже улыбнулась и приветливо кивнула в ответ. И потом, пока шли занятия, она постоянно ощущала его присутствие, и на душе у нее было удивительно спокойно и легко. Хотя в школе Мерри занималась всего шесть недель, а Тони появился здесь на три недели позже, ей казалось, что они уже знакомы целую вечность. После занятий, когда они вместе спускались по лестнице, Тони взял ее за руку. Он никогда прежде этого не делал, но жест его показался Мерри настолько естественным, приятным и даже привычным, что она с трудом заставила себя поверить, что прежде такого не случалось.

— Пойдем ко мне? — спросила она, когда они очутились на улице.

— Нет. Ко мне, — сказал Тони.

Тоже вполне естественно. Словно так было всегда. Мерри даже понравились повелительные нотки в его голосе. Она впервые получила удовольствие от опеки.

Они неспешно шагали в южном направлении, наслаждаясь обществом друг друга.

— Мне нужно кое-что купить тут, — произнес Тони, указывая на небольшой итальянский магазинчик впереди. — А живу я как раз напротив.

В магазинчик они зашли вдвоем, и Мерри следовала за Тонни по пятам, пока он продвигался вдоль стеллажей, отбирая в тележку нужные продукты. Тосканский перец. Генуэзская салями. Оливки. Артишоки. Консервированные анчоусы. Тунец в собственном соку. Банка соуса. Ветчина.