Против всех - Анатолий Афанасьев

— Еще бы, — самодовольно сказал Егорка.

…В первый день, когда мотал дружину по песчаным карьерам, уже уверился, что Федор Игнатьевич жив-здоров, взял их под караул, повел. У них этот маневр на всякий случай был отработан с лета. Жакин много чего приготовил к приходу гостей, это лишь одна из его уловок. Его нельзя было застать врасплох, и, честно говоря, Егорка недоумевал, как умный и прожженный Спиркин на такое понадеялся. Может, слишком уверен в себе, а может, упустил из виду, что таежные тропы отличаются от городских перекрестков. Так или иначе Егорке понадобилось только пригнуть на ходу молодую березку, да еще, будто невзначай, спихнуть в овраг каменюку величиной с телячью голову. И через два часа на выходе из карьеров он увидел ответный знак — небрежную насечку на коре старого дуба. Как дружеское рукопожатие учителя.

Правда, когда обвалил камень, подозрительный Микрон, шедший сзади вплотную, чуть не толкнул его следом.

— Ты что же, гад! — заревел в спину. — Озоруешь?! А ну подыми!

— Что поднять? — искренне удивился Егорка.

— Чего скинул? Ах ты, вонючка! Думаешь, не видел?

Подоспел на шум Спиркин. Микрон путано начал объяснять, что эта сволочь только что пыталась улизнуть и… Спиркин остановил поток горячечных фраз, обернулся к Егору:

— Что такое?

Егорка сочувственно покрутил пальцем у виска.

— Беда, Иван Иванович. Видения начались.

С диким возгласом: «Ах, видения, гад!» — Микрон кинулся на него, перехватив пистолет за ствол. Егорка уклонился, и если бы не удержал бойца сзади за куртку, тот бы уж точно помчался следом за каменюкой в глубокий, крутой овраг с веселым ручейком на дне.

— Хватит, — прикрикнул на обоих Спиркин, а Микрону пригрозил отдельно: — Гляди, парень! Уговор дороже денег.

Егорка окончательно с огорчением понял, что с Микроном им в лесу живыми не разойтись.

К Святым пещерам поднялись около полудня, скудное желтое солнце стояло прямо над горной грядой. Ирина узнала место, радостно всплеснула руками, потянулась к Спиркину:

— Здесь, Иван Иванович, точно, здесь. Вон костерчик наш, видите. Здесь мы ночевали.

Она забылась на мгновение, и Егорка поразился выражению ее красивого лица — не монашескому, не бандитскому, а невыразимо одухотворенному. Как у человека, который после долгой голодухи попал на продуктовый склад.

Спиркин велел братве разбивать палатки, готовить стоянку и жратву, Егорку отвел в сторону, к краю обрыва. У них состоялась важная беседа. Спиркин повторил, что все прежние договоренности остаются в силе: как только он получит казну, Егорка свободен. Может остаться со Спиркиным, в его штате, в этом случае об условиях поговорят отдельно; а может катиться на все четыре стороны — его дело. Как обещано, он выделит Егорке долю и заодно, если тот не передумал, отдаст Ирину.

Егорка глубокомысленно хмыкал, хотя не помнил, чтобы у них заходил разговор о передаче Ирины с рук на руки.

Спиркин поинтересовался (странно, что раньше этого не сделал), как выглядят сокровища, в чем хранятся и в какой таре их удобнее перевозить. Егорка, со своей стороны спросил, неужто Спиркин собирается тащить к тайнику весь кагал.

— Отсюда далеко до места?

— Минут сорок нормальным шагом.

— Хочешь, чтобы мы пошли вдвоем?

— Вам виднее. Целиком клад без техники не взять. Что-то придется оставить в пещере.

Спиркин пожевал губами, будто собирался плюнуть. Сейчас он был опять бодр и свеж, как в первый день. Все дорожные хворобы как рукой сняло. Очи светились тусклым, прицельным огнем.

— Скажу так, хлопец. Если словчить надумал в последний момент, лучше забудь об этом. Я ведь видел, как ты по сторонам озирался. Неужто надеешься, Жакин выручит?

— Жакину под восемьдесят. Где ему против вас устоять?

— Верно. И на нога свои не рассчитывай. Тебе по младости лет кажется, мир огромный, а он на самом деле крохотный, как желудь. Нельзя в нем надолго разминуться. Тем более в России. Говорил же тебе, дальше Угорья никуда не уйдешь.

Егорка обиделся.

— Выходит, мне не верите, а им, — показал пальцем за спину, — бандитам своим, верите?

— Верю или нет, с собой не возьму. Втроем пойдем — ты, я да Микрон. Так годится?

— Вам решать. Значит, я вам клад, а Микроша мне пулю в лоб. Нормально. Возражений нет.

— Не робей, Егор, — Спиркин милостиво улыбнулся. — Отдам тебе Микрона. На обратном пути с ним разберешься. Заодно погляжу, каков ты в деле.

— Ага, он с пушкой, а я с чушкой.

— У тебя выхода нет, золотой ты мой.

— Что ж, согласен. Ирина сказала, не такой вы человек, чтобы обманывать.

Про себя подумал: бедный пахан! Всю жизнь грабил, распоряжался людьми, как пешками, укрепился в своем могуществе и оттого, наверное, ослеп, как подземельный крот. Но в мужестве ему не откажешь, нет, не откажешь. Пожилой уже, а гляди-ка, поперся за барышом на край света.

Так и сладились — Микрон, хозяин и Егорка.

Остальные остались в лагере, и какие распоряжения дал им Спиркин, Егорка не слышал. Ирина рвалась с ними, но Спиркин сказал: цыц, стерва! Ирина поглядела на Егорку умоляющими глазами, и он подал ей знак, дескать, все о'кей!

В дороге Микрон опять держался у него за спиной, а Спиркин то шел рядом, то отставал. Когда отставал, Микрон заводил с юношей шутливый разговор:

— Что, сучонок, чуешь, да?

— Зимой пахнет. Хорошо.

— Подыши, подыши на прощанье.

— Вы разве уезжаете, Микрон Микронович?

— Скоко до бабок идти, стоко твое. Остальное наше. Понял, нет?

— Напрасно вы сердитесь, Микрон Микронович. Ногу не я вам поранил, Жакин. Я ему не указ.

Матерый бандит открыл ему задушевную мысль:

— Слышь, сучонок, я ведь тебя не потому завалю, что ты мне в душу насрал. По другой причине.

— По какой же?

— Таким, как ты, жить вредно. Я тебя давно раскусил. Думаешь, умненький и чистенький, а все кругом в говне. Ошибаешься, гнида.

Егорка обернулся:

— Жаль тебя, Микроша. Злоба тебя искорежила. Может, ты даже новый русский.

— И за это ответишь, — пообещал бандит. — Пулька не смотрит, кто новый, кто старый.

Поговорили и со Спиркиным. Ближе к развязке тот немного нервничал. На последнем отрезке пути он обращался с Егоркой бережно, как с девушкой.

— Одного не пойму, малыш, как ты очутился у вепря в подмастерьях? В такой-то глуши. Образованный, современный мальчуган из столицы. Или наводка была?

— Обстоятельства, — ответил Егорка глубокомысленно, — иногда сильнее человеческих желаний.

— Я так не думаю. Человек — кузнец своего счастья. Особенно в нынешнее время, когда все пути открыты перед молодыми. Хоть торгуй, хоть иди в брокеры, кто посмышленее, и в банкиры выбивается. Понятно, для банкира ты рожей не вышел, но все равно, какая радость жить в тайге? Ты же не зверюга лесная, как Питон.

— Никогда я к богатству не стремился. Меня и матушка, бывало, поругивала. Хоть бы, говорила, с братьев брал пример. У одного лавка, у другого мастерская… Я, Иван Иванович, уродился, видно, с дурнинкой. Мне бы покой, да свет в лампе, да книжка в руке. Честное слово, не вру.

— Под блажного косишь. Ну-ну… Только вот с Иринушкой как-то не согласуется.

— Что — не согласуется?

— Не очень она малохольных привечает, а за тобой, гляди, как ниточка за иголкой. При этом разницу в возрасте надо учесть.

— Вот именно, — подтвердил Егорка. — Откуда я знаю? Может, ее на свежатинку потянуло. Я и поддался. В лесу выбирать не приходится.

Спиркин хмыкнул недоверчиво.

— Ох, хитер ты, малышок. Ох, скользок. Думаю, со временем к хорошему делу тебя пристрою, ежели не оступишься. Ежели дядю Ваню будешь уважать.

Так, с угрозами да с душевными излияниями, незаметно добрались до пихтового перелеска, а там три шага — и медяный утес, словно огромный каменный кепарь, с верхушкой-пуговкой, покрытый густой темной травой, как шерстью, вырос из пихтового мрака. Говорят, в прошлом веке брызнуло что-то с небес, окропило землю огнем и застыло черным валуном с крышкой. Видно, кто-то сверху послал предостережение, и местный народец, издревле привыкший к инопланетным знакам, предостережению внял, без дела вокруг утеса не шатался.

Кроме крышки с пуговкой, имелась в черном камне метровая щель, вроде гранитного рта, откуда попахивало чем-то горелым, будто внутри, в ухороне, неведомые пришельцы век за веком поддерживали негаснущий костерок.

Когда остановились в затишке, на малый перекур, сверху, как с пятого этажа, свесилась бородатая физиономия Жакина. Рядом мерцали тускло-желтые очи Гирея, сожмуренные от солнца. Сперва их обоих Егорка увидел, потом уж Спиркин с Микроном.

— Здорово, гостюшки дорогие, — окликнул с высоты Жакин. — Никак за золотишком пожаловали?

Микрон отреагировал мгновенно. На голос вскинул пушку и дернул спусковой крючок, но Егорка успел ударить его по руке: пулька полетела в одну сторону, в молоко, пистолет в другую — зацокал по камням. Но это была лишняя предосторожность: Жакин занимал наверху такую удачную позицию, что оттуда, где они стояли, никакая траектория его не доставала. Зато они оказались как на сцене перед королевской ложей.