Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках - Петр Стефанович

В общем, эта схема соответствует той, которую предложил Граус для эволюции дружины: от классической («домашней», «малой», «тацитовской») дружины к «большой», а затем снова к «малой» дружине, занимающей, однако, уже более или менее маргинальное место в общем социально-политическом строе. Однако, если понимать эту схему более широко в универсально-типологическом ключе, то в неё надо внести некоторые поправки.

Во-первых, аналогии польской «большой дружине» в «империи» Кнуда и других политиях раннего и высокого Средневековья не предполагают, что эти корпуса военных слуг правителя охватывали всю элиту. Какой-то нобилитет сохранялся (хотя, возможно, в период расцвета «большой дружины» его роль падала, особенно собственно при дворе правителя, то есть в «государственном центре»), и невозможно было запретить представителям этого нобилитета содержать свои собственные дружины и клиентелы. Во-вторых, эти аналогии указывают на более тесную связь многочисленности военных контингентов на содержании правителя и их задействованности во внешней экспансии и трибутарных механизмах эксплуатации – только постоянная война и регулярные поступления дани позволяли содержать по-настоящему «большие» дружины. В-третьих, нет нужды устанавливать какие-либо жёсткие связи зависимости между «большой дружиной» и «среднеевропейской моделью». Многочисленные корпуса военных слуг могли содержать, как выясняется, не только правители Польши, Чехии и Венгрии. С другой стороны, вероятная связь венгерских «замковых йобагионов» с некими «milites» Иштвана Святого свидетельствует в пользу того, что «большая дружина» не исчезала совершенно с распадом трибутарного устройства, а трансформировалась. Преемственные ей формы надо видеть в тех или иных военных категориях на попечении правителя, будь то люди в непосредственном окружении князя (его «гвардия») или отряды и гарнизоны, размещённые по городам и крепостям.

Как увидим далее, с учётом этих поправок идея «большой дружины» находит убедительное – и при этом, пожалуй, наиболее яркое и чёткое среди всех приведённых аналогий– подтверждение в данных древнерусских источников.

«Большая дружина» в Древней Руси

1. X–XI вв.: от зарождения до кризиса

В историографии не предпринимались ещё попытки применить понятие большая дружина к древнерусской истории, за исключением недавней работы Е. А. Шинакова, который допускает существование многочисленных княжеских («больших») дружин на Руси с 960-х до 1030-х гг. Однако рассуждения историка в развитие этого тезиса носят чисто гипотетический характер. Конкретно он ссылается только на указания источников о концентрации в руках князя Святослава Игоревича значительных финансовых средств (добытых военными походами – субсидия греков и добыча от хазарского и болгарского походов), которые теоретически позволяли бы князю содержать многочисленный военный корпус[601]. Эти указания можно расценивать как свидетельство о возможности содержания «большой дружины» (наличие «сверхдоходов»), но в качестве доказательства её существования их воспринимать нельзя. На мой взгляд, есть некоторые данные, которые являются таким доказательством, и о них далее и пойдёт речь. Вначале приводятся данные, свидетельствующие о главном признаке «большой дружины», – многочисленности. Затем ставится вопрос о трансформации корпуса военных слуг на службе князей Руси и разбирается специальная терминология, относящаяся к ним.

Древнейшим известием об особой дружине правителя, отличающейся по размерам и статусу от дружин других знатных и могущественных людей, должно считаться сообщение арабского дипломата ибн Фадлана, который посетил с дипломатической миссией в 922 г. Волжскую Булгарию и описал свои путешествие и пребывание в столице булгар в сравнительно пространном и подробном повествовании. Значительную часть его «Записки» составляет знаменитое описание руси, которых арабский путешественник видел в Булгарии, в том числе похороны одного богатого и знатного купца. Его рассказ дошёл до нас хотя и не в первозданном, но в целом в довольно исправном виде, и оригинал поддаётся реконструкции. Сочинение доступно в прекрасном издании А. П. Ковалевского с русским переводом и комментариями.

Cpeди разнообразных сведений, которые арабский писатель сообщает о руси, в конце своего рассказа он указывает, что у них есть свой суверенный правитель («царь»). «Один из обычаев царя русов, – пишет далее ибн Фадлан, – тот, что вместе с ним в его очень высоком замке постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей, его сподвижников, причём находящиеся у него надёжные люди из их числа умирают при его смерти и бывают убиты из-за него [или: подвергают себя смерти из-за него]. С каждым из них [имеется] девушка, которая служит ему, моет ему голову, и приготовляет ему то, что он ест и пьёт, и другая девушка, [которой] он пользуется как наложницей в присутствии царя. Эти четыреста [мужей] сидят, а ночью спят у подножия его ложа». «Царь русов» проводит всё время, сидя на высоком троне или ложе и предаваясь всяческим удовольствиями и развлечениям (у него самого 40 наложниц), а все дела ведёт некий его «заместитель»[602].

В литературе уже неоднократно высказывались сомнения, можно ли верить этому рассказу[603]. Ибн Фадлан приводит его несомненно с чужих слов, поскольку сам он был только в Булгарии и видел только некоторых людей из руси, прибывших туда по Волге. В сообщении о ничего не делающем правителе и реально правящем заместителе явственно просматривается аналогия с политическим устройством Хазарин, где, действительно, приблизительно таким образом распределялись функции между хаканом и шадбеком (или хакан-беком, как его называет ибн Фадлан)[604]. По поводу верных «богатырей», умирающих вместе со своим господином, Ковалевский заметил, что этому сюжету находятся многочисленные аналогии в «рассказах арабоязычных писателей о народах юго-восточной Азии», где описывается «самоубийство вслед» правителю его приближённых и где даже фигурируют похожие цифры– 300 или 400 слуг-«самоубийц». С этими рассказами ибн Фадлан «несомненно так или иначе был знаком»[605].

Вероятнее всего, в данном случае мы имеем дело с каким-то смешением достоверной информации и ходячих образов и сказаний, но трудно определить, в какой именно пропорции. Хорошо известно, что Русь в IX – Х вв. испытывала сильное и разностороннее влияние Хазарского государства, в частности, её правители присвоили себе хазарский титул каган. Не было бы ничего странного в том, что и в политическом устройстве русь подражала хазарам (в связи с разделением функций кагана и бека в литературе уже указывалось на пару князь-воевода[606]). Обычай (само)убийства слуг после смерти своего господина, существовавший среди руси в IX – Хвв., подтверждается сообщениями других арабских писателей и археологическими данными (см. в главе IV, с. 477).

Но во всяком случае, даже если верить известию о службе «царю русов» каких-то особых «богатырей», ввиду указаний Ковалевского об аналогиях в арабской литературе принимать на веру сообщение об их точном числе было бы неосторожно. Ограничимся предположением, что во времена ибн Фадлана (920-е гг.) у правителя руси был в распоряжении некий отряд воинов, отличавшийся чем-то (возможно, численностью или особым этосом) от подобных военно-служебных объединений в подчинении других богатых и влиятельных людей из руси (поэтому какие-то сведения или слухи о его существовании и дошли до арабского путешественника). В этом отряде можно видеть прообраз или первичную форму той «большой дружины», какая нам известна из сравнительных данных, приведённых выше.

Все прочие данные о «большой дружине» древнерусских князей извлекаются из летописи. К сожалению, о численности княжеских людей прямо сообщает лишь одно из летописных известий. Вместе с тем, оно довольно ясно и однозначно по содержанию и, главное, написано бесспорно современником, а значит его информацию можно расценивать как надёжную.

Это известие находится в статье ПВЛ под 6601 (1093) г., о которой шла речь выше (с. 237 и след.) и которая содержит, среди прочего, рассказ о вокняжении Святополка Изяславича в Киеве и его попытках противостоять половцам. Много внимания в этом рассказе уделяется разногласиям среди князей, в окружении Святополка и в среде киевлян. В одном из эпизодов говорится, в частности, что князь начал «сбирати вое» (воинов) для войны с половцами, а «мужи смыслении» в его окружении (ниже выясняется, что это были некие киевские бояре во главе с Янем Вышатичем, информатором летописца) стали отговаривать его от войны, ссылаясь на недостаток собранных сил: «яко мало имаши вой». Далее приводится реплика Святополка, за которой следуют советы, данные ему «смыслеными» и «несмыслеными». Текст по ЛаврЛ: «Он же реч(е): имѣю отрокъ своих 700, иже могуть противу имъ стати. Начаша же друзии несмыслении гл(агола)ти: поиди, княже. Смыслении же гл(агола)ху: аще бы пристроилъ и 8 тысячь, не лихо то есть, наша земля оскудѣла есть от рати и от продажь. Но послися к брату своему Володимеру, да бы ти помоглъ»[607]. Таким образом, согласно летописи, неразумные советники подталкивали князя к войне, а мудрые удерживали и рекомендовали обратиться за помощью к Владимиру Мономаху – двоюродному брату Святополка, занимавшему тогда переяславский престол (их совету киевский князь и последовал в конце концов).