Убийственная реклама, или Тайна работодателя - Юлия Бакирова

— А ты пишешь на какие темы, кроме сект? — спросил Толя, свесив голову с верхней полки.

Он прикрыл босые ноги простыней. Одет он был в трико черного цвета с белыми продольными полосками и майку с эмблемой известной фирмы, производителя спортивной одежды. Эти вещи он купил в тот день, когда ездил за билетами в Оренбург. Зашел в специализированный магазин спортивной одежды и взял себе и невесте вещи, в которых можно было бы ходить в поезде.

— Я больше пишу про криминал. Это всех интересует…

— Нууу, — протянула Полина.

— …Так считается, что всем интересно воровство, убийства и их подоплека. Наверное, людям приятно знать, что они живы, хотя могли бы быть мертвы, вот и читают.

— Спорное утверждение, — сказал Толик. — Я не люблю ни читать про смерть, ни думать о том, что мне повезло.

— Это вы не подумав говорите, Анатолий. Подсознательно все думают, что им повезло, — возразила журналистка, макая овсяное печенье в чай. — Давайте не будем спорить по этому поводу.

— Жанна, — обратился молодой мужчина, пытаясь разглядеть что-нибудь во тьме за окном, — а ты знаешь что-нибудь о пропаже людей. Когда человек уходит из дома, с работы и пропадает?

Полина выдохнула. Уткнувшись лицом в подушку, вдохнула через нос. Пахло пылью, стиральным порошком и чем-то еще. Она засыпала, утомленная бесконечными историями попутчицы: «Неужели все журналисты так разговорчивы?» Ей вспомнился скандально известный журналист и ведущий с грузинскими корнями, который мог нести полную ахинею, связывая ее в монолитную, подобную восточному ковру речь, при этом смысла в его словах было на ноготь. Полина прослушала вопрос любимого, глаза ее закрылись, она уснула. А Толик, не дождавшись молниеносного ответа, повторил:

— Жанна, ты что-нибудь о пропаже людей писала?

— А кто у тебя пропал? — проглотив последний кусочек печенья, подтянув ноги под себя, спросила женщина. За окном пролетел красный глаз семафора.

— Отец. Уже больше месяца его не могут найти.

— Знаешь… — ответила она, выдержав паузу, — нельзя однозначно сказать: «Оставь надежду всяк сюда входящий!» Бывает, что людей не могут найти десятки лет, а потом выясняется, что они процветают и живут просто замечательно. Чаще же людей находят через несколько месяцев…

Поезд несся вперед. Полина тихо дышала во сне, ей ничего не снилось. В приоткрытое окно проникал свежий воздух, с нотами дыма, солярки, леса, сырости… Толик лег на спину не закрывая глаза. Жанна легла на подушку, она свернулась калачиком, словно ребенок. Чуть звенела чайная ложка, ударяясь о стекло стакана. «Дзинь-дзинь», «дзинь-дзинь». «Ты-дых», «ты-дых».

Толик смежил веки. «Какова вероятность того, что отец просто сбежал в другое место, возможно, с другой женщиной? — думал он, сжимая в левой руке пальцы правой, прислушиваясь к звукам, наполнявшим пространство вокруг. — Я не верю, что он просто сбежал, хотя этот вариант куда лучше, чем…» Вместо слов в его голове возникла картинка с посиневшим лицом, почти черными губами и засохшим кровоподтеком, нитью спускающийся из левой ноздри. Он сжал веки сильно, как только мог, пытаясь подумать о чем-нибудь другом. Получилось представить купол храма, который они с семьей посещали в православные праздники. Потом, резко-резко, он оказался напротив входа в святилище. Над дверьми была прикреплена икона Девы Марии. Он перекрестился три раза, не забывая кланяться. Затем потянул массивную ручку на себя, желая войти внутрь, но створка не поддалась. Он напрягся до скрежета зубов, но все тщетно, да тут еще сзади кто-то обвил руками его ноги, а потом раздался старушечий голос: «Где же мой мальчик?! Где он?»

Толя проснулся, с шумом втягивая воздух в широко открывшийся рот. «А в самом деле, где он?» — возник вопрос в голове.

— Я все думаю, не пересыхает ли у нее в горле? — держа его под руку, прогуливаясь по перрону станции, которую она видела впервые в жизни, говорила Полина. — Столько историй, столько слов. Не думала, что человек может вмещать в себя столько самой разнообразной информации, как энциклопедия.

— Не самая хорошая энциклопедия получается, больше посвященная житейским вопросам, ничего научного, — ответил Толя.

Красные прожилки сосудов проступили на белках его глаз после бессонной ночи. Постоянно хотелось зевать. Грудь словно сдавливали руки силача, и, чтобы вдохнуть глубже, он время от времени подносил ладони «лодочкой» ко рту, словно маску-респиратор, и вдыхал.

— Ты не выспался? — спросила Полина, пристально посмотрев на него.

— Я что-то задыхаюсь, — ответил он. — У меня случается такое.

— Ты нервничаешь! — резюмировала она. — Эти рассказы о преступлениях, о взрывах и тайных расследованиях… Откуда она может это знать? Не станут же органы сотрудничать с ней и, как на блюдечке, показывать свои секреты.

— У таких людей есть информаторы, нужные люди, — предположил Толик. — Хочешь чего-нибудь?

— Чебурек!

На крышке ведра старушки-продавщицы лежал, источая запах горелого масла, теста и мясного жира, «полумесяц» с румяными, местами темно-коричневыми боками.

— Дайте нам две штуки, — протягивая пятьдесят рублей, попросил Толик.

— Беляшиков? — спросила старушка, вытирая тыльные стороны полноватых ладоней о засаленный фартук. — Очень вкусные, с мясом, свежайшие!

— Нет, чебуреков! — уточнила Полина.

Продавщица подняла зеленую крышку с ведра, запустила внутрь руку, выхватив, словно рыбу из проруби, два продукта ширпотребления. Потом, спохватившись, она достала нарезанную на прямоугольные полоски газетную бумагу, лежащую в кармане ее фартука, завернула в нее чебуреки. Протянула их покупателю.

— Сервис на грани фантастики, — прошептала Полина, принимая золотисто-коричневый «полумесяц» из рук Толи.

— Зато это не американский фаст-фуд, а чисто российская забава, как и семечки, — ответил он. — Пойдем назад, к вагону, скоро отправление.

Они шли мимо торгашей, ларьков, забитых всякой всячиной от презервативов до «Мартини», нищих, бездомных, солдат. С соседнего пути отправился состав в Москву.

— Не тянет домой? — спросил Толя, похлопав ее по ладони.

— Не-а, — не прекращая жевать жестковатое тесто с хрустящей корочкой, ответила она. — Вкусно, да?

— Я такие не люблю, — отрицательно замотал головой мужчина. — Мне нравятся мягкие, как дрожжевые. Более жирные.

— Фу! — бросила она, улыбнувшись.

— О! Моей руки постер! — заметив цветную картинку на одном из ларьков, обрадовался Толик.

Они подошли ближе. Полина прищурила глаза, словно плохо видела.

— Бликует, — прокомментировала она, поднеся ладонь ко лбу, как козырек.

— Уже запустили, — произнес дизайнер. — Я подчас поражаюсь скорости, с которой работает фирма. Они внедряют проекты уже на следующий день, если не в вечер согласования результата с заказчиком.

— Почему ты не сказал Жанне, что делаешь рекламу? — спросила Полина. — Она журналист, вдруг решит написать о тебе статью, как о Старке. Я читала в глянцевом журнале о нем, поэтому знаю только его. Как бы талантлив ни был художник, но в наше время ему необходима связь с общественностью и промоушен.

— Что за слова — «промоушен»?! — рассмеялся Толя. — Если я захочу попасть в средства массовой информации, то именно в глянцевый журнал, а не в черно-белую газету областного масштаба. Думаю, она написала бы обо мне только в случае моей смерти от рук маньяка…

— Перестань, — хлопнув раскрытой ладонью по его спине, попросила женщина. — Иногда ты пугаешь меня, говоря всякий бред! Меня нельзя расстраивать, ты же знаешь.

— А давай журнал о беременности и родах купим? — подходя к ларьку с периодикой, предложил Толик. — Что у вас для беременных есть? — обратился он к продавщице.

Та выложила перед ними несколько журналов и газету о «здоровом жизненном образе». Газету пара отвергла сразу как антинаучную ахинею, вобравшую в себя бред миллионов нездоровых людей со всей страны. Промучавшись между тем или иным глянцевым изданием около минуты, Толик заплатил за все.

— А теперь в вагон, — забирая купленное, скомандовал он.

У ларька, предлагающего в основном алкоголь и пиво, выстроилась очередь. Один из мужчин посмотрел на красочный плакат со слоганом: «Заведи нового друга!» «Надо попробовать», — подумал он, сжимая в мозолистой руке деньги.

За окном еще было светло, когда они подъезжали к Оренбургу. Проплывали грязные домишки, виднелись высотки, проскользило изображение Ленина в профиль, вроде бы вылитое из гипса, и они въехали под мост.

— Совсем скоро станция, — сказала Жанна.

Казах, подсевший к ним на одной из станций, уже вышел в тамбур, вместе со своим огромным багажом. Пара не торопилась.

— Нас не оставят, куда торопиться, — гладя ладонь любимой, сказал Толя.