Дневник шпиона - Николай Григорьевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он тяжело вздохнул.
— Но почему ваши братья не попытают счастья где-нибудь в доминионе? — спросила Мабель, желая, очевидно, хоть чем-нибудь быть полезной.
Рабочий усмехнулся.
— Это уж нет, мисс Мальмер. Лучше умереть здесь. Тортоиы никогда не выезжали из Англии. Если бы нам даже сказали, что в Австралии на деревьях растут вишни из чистого золота, я и то не посоветовал бы братьям ехать. Чего ради уезжать из Англии? Парламент должен о нас позаботиться. Рабочие ведь не пасынки своей родины. В России…
Тут Мабель встала, видя, что нет никаких оснований думать, что Тортон будет голосовать за либералов. Да и разговор зашел слишком далеко. Мы уселись в наш небесный автомобиль, я сказал Мабель:
— Братья Тортона не хотят ехать в Австралию, а предпочитают умереть с голоду в Англии. Это очень трогательно, конечно. Но вы должны им разъяснить, что Англия теперь не та, что прежде. Нельзя рассчитывать на парламент и сидеть сложа руки…
— Они не сидят сложа руки, — ответила Мабель. — Этими руками они проголосуют за Рабочую партию. И если мы будем у власти, мы о них позаботимся.
Больше на эту тему мы ничего не говорили. А вечером Мабель сказала мне:
— Пожалуй, придется прекратить эти посещения. Сейчас мне передали по телефону, что безработные пытались избить леди Перси. Ее спасли, конечно, но кусок каменного угля попал ей в лицо.
На этом разговоре кончился наш канвасс.
27 ноября. Списки кандидатов составлены. Выборы почти везде наметились треугольником, — состязаются три партии. Но это было только вчера. Сегодня уже консерваторы сняли ряд кандидатур, чтобы не разбивать голоса. Конечно, консервативно настроенные люди предпочтут проголосовать за либералов, чтобы победить рабочих. Этот расчет совершенно правилен.
В округе Норт Баттерси рабочие выставили кандидатом коммуниста индуса Саклатвалу. Консерваторы сейчас же сняли своего кандидата, и в единоборство с коммунистом вступил либерал. Я думаю, он победит легко. На всех собраниях он громогласно заявляет:
— Я получил письмо от коммунистов. Мне угрожают смертью, если я не сниму своей кандидатуры.
При этом он помахивает каким-то грязным письмецом и дает его смотреть всем желающим. Говорят, что он сам написал его. Но как доказать?
Макдональд воспользовался тем, что тори и виги согласовали свою деятельность по округам, и на всех собраниях кричит об этом. Он утверждает, что капиталисты соединились против рабочих. Ему верят, и это сообщение вызывает негодование. Вообще позиция Рабочей партии не очень сильна. Ее программа мало чем отличается от программы либералов. То же признание России де-юре и та же свобода торговли. Либералов и лейбористов разделяет один пункт: налог на капитал. Но Мак редко пускает в ход этот козырь. Вне рабочей аудитории он не имеет успеха, а, наоборот, вызывает полнейшее возмущение. На рабочих же собраниях Мак говорит, что с помощью божьей налог этот даст миллионов триста и поможет справиться с безработицей.
4 декабря. Сегодня дед получил по почте письмо от чулочной фирмы Морея. Фабрикант вежливо сообщает, что если у власти будут консерваторы, он поднимет цену на чулки и носки на 15 процентов, а на шерстяные изделия — на 20. Все это агитация либералов.
Дед показал мне это письмо и заявил, что он все равно проголосует за консерваторов, так как рассчитывает, что не останется без носков, если у власти будет Болдуин.
До выборов осталось три дня. Мабель страшно похудела, мне жаль ее. Я даже готов сказать ей, что ее победа обеспечена. Ведь Черчилль сдержал свое слово, и в ее округе снят либеральный кандидат. А с консерватором она справится. Округ по преимуществу рабочий — и все проголосуют за нее.
Лично я переживаю трагедию с этими выборами. Если Мабель пройдет, мои шансы на брак будут равны нулю. Если она провалится, брак состоится, но он делается ненужным с политической точки зрения. Черчилль имеет право считать меня никуда не годным агентом в первом случае и негодяем — во втором.
ЛЮБОВЬ НЕ РЖАВЕЕТ
8 декабря. Мабель прошла в палату. Но передают умопомрачительные сведения: Черчилль провалился. Вот тебе и точной расчет! Коммунист Саклатвала тоже провалился.
Вчера я привез Мабель цветы и поздравил ее. Но она холодно отнеслась к моему букету. Сказала:
— Теперь цветочки мне больше не нужны. Они сыграли свою роль.
Боюсь, что Черчилль был прав, говоря, что место в палате делает людей черствыми. Но гордость Мабель понятна. Всего в палату прошло меньше десятка женщин. Даже графиня Уорвик, которая шла по списку Рабочей партии, потерпела крушение. И это несмотря на то, что фамилия ее прославлена еще Шекспиром, а у нее хороший замок, в котором любят отдыхать вожди лейбористов.
По всем видимостям, Рабочая партия получила больше голосов, нежели рассчитывала. Не исключена возможность, что рабочие будут у власти.
Конечно, консерваторы и либералы легко могли бы поладить и провести коалиционное министерство. Но об этом пока никто не говорит. Наоборот, есть слух, что либералы поддержат лейбористов и приведут их к власти. Черчилль провалился, но его план проходит.
10 января. Я продолжаю часто посещать Мабель. Мне кажется, что пока министерство не сформировано, у меня еще есть некоторые шансы. Мабель внимательна ко мне, но она слишком занята. Все время ей звонят по телефону и приносят письма. Говорить о любви и о браке в такой обстановке нет возможности, хотя Рождество прошло, а она просила меня напомнить ей о браке как раз после Рождества.
23 января. Вчера король принял Макдональда в Букингэмском дворце. Лидер рабочих поцеловал королевскую руку и обязался сформировать министерство.
24 января. Я приехал к Мабель, чтобы поздравить ее с окончательной победой Рабочей партии. Заранее я представлял себе ее ликование. Но я застал ее сосредоточенной. Она очень ласково посмотрела на меня и, выслушав мое приветствие, подошла ко мне близко, как давно не подходила. Вдруг ее руки поднялись и опустились ко мне на плечи. Она сказала:
— О, Эдди, я завоевала вас. Со вчерашнего дня власть в Англии в руках рабочих. Что бы вы ни делали во время ваших подозрительных отлучек из Лондона, я знаю одно: вы будете служить нам, проводить в жизнь наши планы.
Я открыл было рот, чтобы возразить ей, но она не дала мне сказать ни одного слова:
— Не говорите, ничего не говорите. Я
