Закон и жена - Уилки Коллинз

Он снял с груди маленький висевший у него на шее медальон, бросил его мне и залился горючими слезами.

Мужчина на моем месте знал бы, как поступить, но как женщина я поддалась минутному впечатлению и почувствовала сострадание.

Я встала и возвратила ему медальон, совсем не думая о том, что делаю, положила руку на его плечо и сказала ласково:

— Я не в состоянии подозревать вас, мистер Декстер. Никогда подобная мысль не приходила мне в голову. Я жалею вас от всего сердца.

Он схватил мою руку и принялся осыпать ее поцелуями. Его губы жгли меня. Он вдруг приподнялся в кресле и обхватил меня рукой за талию. В испуге и негодовании я старалась вырваться от него и стала звать на помощь.

Дверь отворилась, и на пороге появился Бенджамин. Декстер выпустил меня.

Я бросилась к Бенджамину и не дала ему войти в комнату. Я давно знала своего старого друга, но никогда не видала его в таком гневе, как теперь. Он был более чем сердит. Он был бледен от злобы. Я всеми силами старалась удержать его у дверей.

— Вы не можете поднять руку на калеку, — сказала я. — Прикажите слуге вынести его вон.

Я выпроводила Бенджамина в другую комнату и заперла дверь библиотеки. Экономка была в столовой. Я послала ее к кабриолету позвать слугу.

Он явился, это был тот самый грубый мужчина, которого мы встречали у садовой калитки. Бенджамин молча отворил дверь, и я не удержалась, чтобы не заглянуть в кабинет.

Мизеримум Декстер сидел, откинувшись на спинку кресла. Слуга поднял своего господина с нежностью, которая весьма удивила меня.

— Закрой мне лицо, — сказал ему Декстер отрывисто.

Тот расстегнул свою грубую куртку и, прикрыв ею голову своего господина, молча вышел вон, прижимая этого урода к груди, как мать своего ребенка.

Глава XV. АРИЕЛЬ

Я провела бессонную ночь.

Оскорбление, нанесенное мне, было неприятно само по себе, но сверх того последствия могли быть еще хуже для меня. Достижение единственной цели моей жизни все еще зависело от моего личного отношения к Декстеру, и вдруг на моем пути возникло непреодолимое препятствие. Даже в интересах моего мужа могла ли я сближаться с человеком, который так дерзко оскорбил меня. Я не была ни особенно сурова, ни жеманна, но мысль о Декстере возбуждала во мне отвращение.

Я встала поздно и села за конторку, стараясь собраться с духом, чтобы написать Плеймору, но усилия мои были напрасны.

Около полудня, когда Бенджамина не было дома, экономка доложила мне, что у садовой калитки спрашивает меня какая-то странная посетительница.

— На этот раз это женщина, сударыня, или по крайней мере что-то на нее похожее, — сказала эта почтенная женщина конфиденциально. — Это высокое, сильное, глупое существо в мужской шляпе и с мужской тростью в руке. Она говорит, что принесла вам записку и желает вручить ее лично. Не лучше ли ее не впускать? Что вы на это скажете?

Признав по описанию Ариель, я очень удивила экономку, объявив ей, что желаю немедленно принять этого посла.

Ариель вошла в комнату, по своему обыкновению, молча, но я заметила в ней поразительную перемену. Ее бессмысленные глаза были красны и налиты кровью. Следы слез были видны на щеках. Направляясь к моему креслу, она шла совсем не свойственной ей нерешительной походкой. «Неужели Ариель может плакать? — подумала я про себя. — И почему подходит она ко мне с боязнью и нерешительностью?»

— Говорят, вы принесли мне что-то? — спросила я. — Не хотите ли сесть?

Она подала мне письмо, ничего не отвечая и не садясь. Я вскрыла конверт. Письмо было от Декстера. Оно содержало следующие строки:

«Сжальтесь надо мной, если в вас сохранилась еще хоть тень сострадания к несчастному; я жестоко искупил минувшее безумие. Если бы вы видели меня, вы сами нашли бы, что наказание было довольно сильно. Ради самого Бога, не покидайте меня! Я был вне себя, когда обнаружил чувство, которое вы пробудили в душе моей. Этого никогда более не случится, эта тайна умрет вместе со мной. Могу ли я надеяться, что вы мне поверите? Нет, я не прощу вас, чтобы вы мне верили и полагались на меня в будущем. Если вы согласитесь снова увидеться со мной, то пусть это будет в присутствии третьего лица, которое пожелаете вы взять себе в покровители. Я заслуживаю этого, я покорюсь всему, буду ждать, пока уляжется ваш гнев на меня, только об одном прошу вас, не лишайте меня надежды. Скажите Ариели: «Я прощаю его и со временем позволю ему видеть меня». Она это запомнит из любви ко мне. Если вы отошлете ее без ответа, вы отошлете меня в сумасшедший дом. Спросите ее, если вы мне не верите.

Я прочла это странное послание и взглянула на Ариель. Она стояла передо мной, опустив глаза, и подавала мне толстую палку, бывшую у нее в руке.

— Возьмите палку, — были ее первые слова.

— Зачем она мне? — спросила я.

Она несколько минут силилась пошевелить своими тупыми мозгами и выразить свои мысли словами.

— Вы сердитесь на моего господина, — наконец проговорила она. — Сорвите гнев свой на мне. Вот палка, бейте меня.

— Бить вас! — удивилась я.

— Спина у меня широкая, — продолжало жалкое создание. — Кричать я не буду, все так снесу. Возьмите палку. Не раздражайте его. Прибейте меня.

Она силой всунула мне палку в руки и повернулась ко мне спиной, ожидая ударов. Страшно и жалко было смотреть на нее. Слезы выступили у меня на глазах. Я старалась ласково и с большим терпением образумить ее. Но все было напрасно! В голове ее была только одна мысль: принять на себя наказание за своего господина. «Не раздражайте его, — повторяла она. — Бейте меня!»

— Что вы хотите сказать своими словами «не раздражайте его»? — спросила я.

Она старалась объяснить, но не находила слов и, как дикарка, пыталась знаками объяснить мне, что она думала. Подойдя к камину, она присела на корточки и уставилась на огонь страшным, бессмысленным взглядом. Потом, схватив голову руками, стала медленно покачиваться взад и вперед, не спуская глаз с огня.

— Так он сидит, — вдруг заговорила она. — Целыми часами сидит он так, никого и ничего не замечая, только зовет вас!

Представленная мне картина тотчас же вызвала в моей памяти медицинское свидетельство о здоровье Декстера и предостережение насчет грозящей ему опасности. Если бы я могла противостоять просьбам Ариели, то смутное опасение последствий заставило бы меня уступить.

— Не делайте этого! — закричала я, увидев, что она схватилась руками за голову и снова начинает раскачиваться. — Встаньте, пожалуйста. Я не сержусь на него более, я простила его.

Она приподнялась на четвереньки, и глаза свои устремила на мое лицо. В этой позе (она, скорее, походила на собаку, чем на человека) она повторила свою обычную просьбу, когда желала что-нибудь хорошенько удержать в памяти:

— Повторите ваши слова!

Я повторила, но она этим не удовлетворилась.

— Скажите так, как написано в письме моего господина, — попросила она.

Я заглянула в письмо и повторила слово в слово:

— Я прощаю его и со временем позволю ему видеть меня.

Она мигом вскочила на ноги. Впервые с той минуты, как она вошла в комнату, тупое лицо ее оживилось.

— Так! — вскричала она. — Послушайте, так ли я повторю, так ли я запомнила!

Повторяя наизусть, как маленький ребенок, слово за словом, она наконец запомнила ответ.

— Теперь отдохните, — сказала я, — поешьте и выпейте чего-нибудь.

Но я говорила ей все равно, что стене. Не слушая меня, она подняла с пола свою палку и бросилась вон, весело повторяя: «Теперь я помню, это охладит голову моего господина. Ура!» Она выбежала, точно дикое животное, вырвавшееся из клетки. Я вышла вслед за нею и успела увидеть, как она, отворив настежь садовую калитку, зашагала по улице так быстро, что не было возможности догнать ее.

Я возвратилась в комнату, задумавшись над вопросом, над которым ломали головы люди умнее меня. Может ли человек, совершенно дурной и испорченный, внушать такую преданность, какую Декстер внушал этой верной женщине и грубому садовнику, который с такой нежностью обходился с ним? Кто может это решить? Величайший злодей почти всегда имеет друга — женщину или собаку.

Я снова присела к конторке и принялась за письмо к мистеру Плеймору.

Припоминая все, что говорил Декстер, я с особым интересом остановилась на странной вспышке чувства, которое заставило его выдать мне тайну любви своей к первой жене Юстаса. Я как будто своими глазами видела страшную сцену, происшедшую в спальне: этого несчастного урода, плачущего над покойницей во мраке ночи. Эта ужасная картина как-то странно овладела моим воображением. Я встала и начала ходить взад и вперед по комнате, но тщетно старалась я обратить свои мысли на что-либо другое. Место действия было мне знакомо, я сама ходила по коридору, по которому Декстер крался тайком, чтобы проститься с умершей.