Кровавый апельсин - Гарриет Тайс

– Но я люблю ее, – шепчу я, – люблю. Разве это вообще не считается?

– Нет, когда ты присматриваешь за ней так ужасно, нет. Ты активно вредишь ей, в этом я уверен. И я не позволю этому происходить, больше нет. Нужно было с самого начала понять, что ты не способна быть матерью. По крайней мере, я помешал нам завести второго ребенка, когда увидел, какая ты.

Мгновение я молчу, до меня доходит смысл его слов. И я спрашиваю:

– Что ты имеешь в виду, говоря «помешал нам»? Что ты хочешь этим сказать?

– Я сделал вазэктомию, конечно же. Я не был готов рисковать. А тебе нельзя доверить прием таблеток. – Он смотрит на меня так, словно я безумна, если считаю по-другому.

– Ты… ты сделал вазэктомию? Когда ты сделал вазэктомию? Почему не сказал мне? Ты позволил мне думать… – говорю я, спотыкаясь на словах.

– Вскоре после рождения Матильды, – говорит он, – и я бы снова так поступил, Элисон. Не понадобилось много времени, чтобы понять, насколько ты безнадежна как мать. Ты бы ни за что не справилась с двумя. А теперь ты сделаешь хоть что-то правильное и уйдешь без ссор. Она может приезжать к тебе на выходных, но я прослежу, чтобы о ней хорошо заботились.

– Ты не можешь так поступить, Карл. Я тебе не позволю, – говорю я, наконец найдя в себе силы спорить, пораженная его словами.

– Я не даю тебе выбор, Элисон. Я просто говорю тебе, что произойдет. У поступков есть последствия, знаешь ли, у поступков есть последствия.

Никогда раньше не видела его таким, таким спокойным и одновременно яростным. Он резко кивает в такт своим словам. Становится ясно, что сейчас я ничего от него не добьюсь.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – спрашиваю я.

Он довольно кивает и садится обратно на стул:

– Я отведу Матильду куда-нибудь в кафе. Пока нас не будет, ты упакуешь вещи и уйдешь. Я скажу, что тебе пришлось уйти по работе.

– Могу я пойти попрощаться с ней?

– Не думаю, что это хорошая идея, не сейчас. Ты на взводе, и я не хочу, чтобы она расстроилась. Увидишься с ней на следующих выходных, через пару дней все организуем.

– А что насчет моих вещей? – спрашиваю я, хотя в действительности это не так важно.

– Со временем все решим. Ты сможешь забрать остальные вещи на следующих выходных. У поступков есть последствия, не забывай. Все это ты сама навлекла на себя.

Он все продумал. Я иду наверх и закидываю одежду в чемодан, впихивая туда все подряд. Я заставляю себе подумать о том, что мне нужно для работы, забираю чистые воротнички и белые рубашки. По крайней мере, моя мантия в конторе, так что мне не придется таскать ее с собой. Я слышу, как открывается и закрывается парадная дверь, и голос Матильды становится все тише по мере того, как они удаляются от дома. Я осматриваю нашу спальню, внезапно понимая, что она в последний раз для меня наша. Карл всегда любил спихивать меня к краю кровати и спать, развалившись посередине. Теперь он сможет это делать безнаказанно – все пространство теперь его. На мгновение вся значимость случившегося наваливается на меня, тяжесть такой силы, что мне приходится сесть на кровать. Мне не хватает дыхания. Я больше никогда не буду здесь спать, никогда не почувствую тепло Карла рядом. Но я беру себя в руки и продолжаю собирать вещи.

Вызываю такси и жду внизу с чемоданом. Рядом с Ковент-Гарден есть «Трэвелодж», и я останусь там. Когда-то у меня были друзья, прежде чем я попыталась соединить вместе Матильду, работу, Карла и Патрика. У меня складывается ощущение, что я уже месяцами не говорила ни с кем за пределами школьных ворот или конторы. Я мельком подумываю о том, чтобы позвонить Рании, но мы еще плохо друг друга знаем, поболтали только пару раз. Вряд ли я могу заявиться к ней со своим чемоданом и разрушенным браком.

Приезжает такси, и я сажусь в него. Оно едет вперед, а я смотрю в окно. Все просочилось у меня между пальцами: дом, дочь, муж. Любовник, хотя сейчас это вряд ли имеет значение. Я приезжаю в «Трэвелодж» и регистрируюсь, а потом тащу чемодан по ступенькам на третий этаж, так как лифт не работает. В воздухе стоит запах жареной еды, а на изголовье кровати что-то липкое. Даже не раздеваясь, я заворачиваюсь в одеяло на кровати и, как мне кажется, много часов смотрю на стену, прежде чем засыпаю. Снится мне только Матильда. Она бежит впереди меня, а я никак не могу до нее дотянуться.

Глава 20

Я просыпаюсь в три ночи, замерзшая. Кондиционер работает на всю мощь, и с меня спало одеяло. Я иду в туалет, снимаю штаны и рубашку и отключаю кондиционер, прежде чем теперь нормально лечь в постель. Я пытаюсь заснуть, но не получается – слишком много мыслей крутится в моей голове. Я вытаскиваю телефон из сумки и включаю его, жалея, что я так жестко настроена против соцсетей. Может, в такие времена что-то вроде Фейсбука помогло бы. Я могла бы выставить куда-нибудь статус, что-то расплывчатое о том, как я несчастна, и внезапно друзья со всего мира прислали бы мне слова сочувствия. Я включаю сайт и уже почти регистрируюсь, но бессмысленность всего этого останавливает меня. Не хочется вспоминать всех людей из прошлого, учитывая, насколько пустое мое настоящее.

Пока я смотрю на Фейсбук, приходит несколько сообщений. Подавляя внезапный порыв удалить все, я открываю их, и часть меня надеется, что Карл мог написать, что это ужасная ошибка: «Пожалуйста, возвращайся домой, милая, мы скучаем».

Но я знаю, что уже слишком поздно. Этого не произойдет. Все очень плохо, и почти во всем виновата я сама. Я ложусь на кровать и смотрю в потолок. Противопожарная сигнализация сияет красным в углу, а над дверью горит знак «выход». Пришло время быть честной с самой собой. Я люблю Матильду, но мне с самого начала с трудом давалась роль матери. Я помчалась на работу, а может, стоило подольше побыть с дочерью. Ладно, да, Карл потерял работу, и нам нужен был доход, но разве мы бы не справились? А если бы я осталась дома, возможно, я смогла бы уделять Карлу больше внимания, и тогда бы он не