Щит героя - Анатолий Маркуша

- Как для чего? Ставим палатку и поехали! Можно по Оке, по Волге - до Сталинграда или до Астрахани.

- Это мечта или план?

- Мы с ребятами решили на каникулах махнуть...

Игорь еще долго и увлеченно рассказывает о будущем походе, и я замечаю - все обдумано, подсчитано, поставлено на деловую ногу. Так в разговоре проходит с полчаса. Спрашиваю:

- В училище какие дела? Нравится? Не жалеешь?

- Нет, не жалею.

- Чего так сдержанно, без восторга?

- Работать - не болтать, - говорит Игорь, и я понимаю - слова не его, скорее - мастера Коновницына.

И о домашних делах Игорь рассказывает сдержанно. Все, мол, в порядке. Вавасич работает, мать - тоже очень довольна, Ирина морочит голову Алешке, так что ему, Игорю, даже непонятно, "чего она тянет, или шла бы замуж, или не держала бы Алешку на строгом ошейнике".

- А как твой друг Гарька? - спрашиваю я.

- Постигает науку! Мамаша на весь двор объявила: "Мы готовимся в МИМО!"

Игорь поворачивается ко мне в профиль и, как всегда, - стоит ему задуматься, наморщить лоб - делается невозможно похож на отца. И я вспоминаю эпизод тридцатилетней давности.

Последние дни войны. Аэродром Штаргардт. Развороченные окрестности небольшого городка. Получен приказ - отправиться в тыл и перегнать с завода партию новых истребителей. Странное раздвоение: не хочется улетать от последних боев и до смерти охота получить новые машины.

Ранним утром собираемся у потрепанного Ли-2. Нас двенадцать летчиков - штатная эскадрилья. Залезаем в гулкий фюзеляж, рассаживаемся на жестких дюралевых лавочках, ждем.

Проходит пятнадцать, двадцать минут, экипаж не запускает двигателей. Пепе идет к командиру корабля.

- Чего сидим?

- По радио приказали обождать пассажира.

Наконец он появляется, этот пассажир. Тучный, немолодой, в кожаном реглане без погон, в форменной авиационной фуражке. Грузно поднимается по лесенке, по-хозяйски оглядывает самолет. Два солдата вносят объемистые чемоданы - штук шесть и небрежно упакованный сверток - ковер. Это трофеи.

- Здравствуйте, товарищи! - говорит пассажир.

Мы нестройно отвечаем. Пауза. И на весь самолет голос Пепе:

- Гусь свинье не товарищ.

- Кто вы такой? - багровеет затянутый в кожу мужчина.

- По отношению к вам? Гусь.

- Вы еще пожалеете и горько раскаетесь, капитан...

Экипаж запускает двигатели, гулкая кабина наполняется грохотом... Взлетаем и летим шесть часов подряд. Пепе смотрит в иллюминатор и молчит. На него это непохоже.

Оглохшие и измочаленные, приземляемся на заводском аэродроме. Летчику-истребителю нет хуже испытания, чем полет пассажиром. Раздраженные сходим на зеленую травку, закуриваем...

Наш попутчик, не обращаясь ни к кому, просит:

- Помогите, ребята, вещички забрать.

- Не сметь! - говорит Пепе. - Если кто дотронется, выгоню из эскадрильи...

Не знаю в точности, кем был тот пассажир, знаю, Пепе вызывали на Военный совет, требовали ответа. Потом Пепе рассказывал:

- Ну, я церемониться не стал и рубанул, как думал: если солдат, у которого сожгли дом, разорили семью, который настрадался, топая от Сталинграда до Берлина, хватает трофейное барахлишко, и понять и извинить могу, но когда такой...

Выручил Пепе Главный маршал:

- Молодец, капитан, с принципами...

А скорее выручила Петьку победа. На радостях дело замяли.

Валерий Васильевич приглашает всех, как он выражается, посмотреть гранд-кино. Я догадываюсь, что это неспроста.

Картина называется "Обгоняющий календарь", и смотреть ее предстоит в клубе какого-то научно-исследовательского института, на широкий экран фильм выйдет только месяца через три-четыре.

Еще в вестибюле просторного очень современного здания я начинаю встречать знакомых: Галю, Ирину и Алешу... Они говорят, что Валерий Васильевич уже здесь, только на минуточку отошел. Потом появляется Игорь с оравой приятелей. Чуть позже - Грачев.

- Петелин пригласил, - говорит Анатолий Михайлович. - И так уговаривал, будто он главную роль играет...

Мимо проходит стройная девушка в модных расклешенных брюках, в замшевой курточке-коротышке. Протягивая руку, говорит:

- Не узнали? Здравствуйте.

- Люся? - удивляюсь я.

- Удовольствие получите, но страху натерпитесь, приготовьтесь...

- Ты уже видела фильм?

- Конечно. Но такую картину можно десять раз смотреть...

Мы еще немного толкуем о пустяках, я интересуюсь, что делает Люся, и она с удовольствием объясняет:

- Закрепилась на студии. В штате. Любовь Орлова из меня не получилась, но я довольна. В костюмерном - работа не для каждого...

Мне не удается выяснить подробности "работы не для каждого", к нам подлетают Таня и Вадим.

И тут же звонят звонки.

Фильм начинается сразу, без журнала. По черному экрану пробегают рубиновые, темно-зеленые, потом соломенно-желтые всполохи, и тревожная музыка тихо сочится в зал. Черт возьми, еще ничего не случилось, а ты уже в ожидании.

Экран словно разрывается, и по головокружительной горной дороге, залитой медово-ярким солнечным светом, на сумасшедшей скорости несется автомобиль-сигара. Красавица гоночная машина приближается к полуразрушенному мосту...

В зале раздается единый выдох-стон, и на глазах совершенно обалдевшей публики происходит чудо: в реве сверхмощного двигателя, в облаке мгновенно взметнувшейся из-под колес пыли автомобиль проскакивает мост по двум жиденьким бревнышкам...

И сразу остатки моста рушатся в глубокое мрачное ущелье.

Пересказать фильм "Обгоняющий календарь" заманчиво, но я не стану этого делать, ибо древняя мудрость гласит: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Скажу только: волею режиссера, а может быть и вопреки его замыслу, автомобиль-сигара вытеснил самых превосходных актеров. Машина как бы перестала быть машиной, она превратилась в динамичный, трагический и мажорный символ времени. Гоночная машина прыгала через препятствия, взлетала на почти вертикальную стену, вкатывалась на стремительно мчавшийся грузовик, проносилась под носом курьерского поезда. Вперед! Через все препятствия! Быстрее, и дальше! Машине не хватало только человеческого лица и человеческого голоса.

Полтора часа сладкого волнения подошли к концу.

Последний эпизод был отснят столь же мастерски, как и первые кадры фильма. Громадный зеленый луг. Над лугом тихое небо в легкой облачной поволоке. Сумасшедшей силой цветения наполнен клевер - густой, высокий, в капельках росы, блистающей, словно алмазные брызги. В отдалении стадо пестрых коров, по лугу медленно передвигается чудо-машина: будто шагнет, остановится и снова шагнет... И так она приближается, приближается, пока не выходит из кадра в зал. И тогда идут титры. Одного за другим зрителю представляют всех участников и создателей фильма. Каждый снят без грима, в повседневном обличье, за занятием, никакого отношения к его роли не имеющем.

Автор, толстый лысый мужчина, схвачен у пивного киоска; режиссер почему-то мылся ледяной водой из проруби; красивая, избалованная вниманием героиня фильма прозаически поднимала петлю на чулке; каждое появление очередного участника картины сопровождалось одной-двумя шутливыми фразами. Кажется, впервые в жизни я видел - картина кончилась, а никто не поднялся с места, не хлопнуло ни одно сиденье.

Фильм завершился, и фильм продолжается... Наконец, появилась она чудо-машина. Из-под оранжевого, изрядно поцарапанного кузова торчали ноги. Приятный низкий голос произнес:

- Извините, их нам придется представить вместе...

Ноги стали выползать из-под машины. Сначала появился широкий мужской торс, потом могучие, обтянутые кожей плечи...

- Наша Ляля, так в группе называли умницу-машину, слушалась и подчинялась только заслуженному мастеру спорта Валерию Васильевичу Каричу.

И весь экран заняло его лицо - усталое, немолодое...

Загорелся свет в зале. Сколько-то времени было тихо, а потом обвалом грохнули аплодисменты.

И сразу без перерыва началось новое, немое кино.

Заплаканное и смеющееся лицо Гали...

Иронически поглядывающие на нее глаза Карича...

Победно осматривающийся по сторонам Игорь...

Ирина, обнявшая за плечи Алешу.

Глупо улыбающаяся Таня и нахмуренный Вадим.

Задумчивый Грачев в окружении своих ребятишек.

Мелькнувший у дверей, может показалось, Гоги Цхакая...

Сменяющиеся кадры живых лиц стали отодвигаться, и я услышал тихий прибой голосов, мерно бившийся в высоком нарядном зале. Народ расходился не спеша. И у всех были славные, одухотворенные лица.

- Ну как? - услышал я голос Игоря.

- Нет слов, - сказал я.

- У меня тоже нет слов, чтобы... чтобы... чтобы высказать, как я вас ненавижу! Зачем ты полез, Валерий?

- Так это же кино, Галочка! Все понарошку...

Медленно спускаясь со ступеньки на ступеньку, мы потянулись к выходу. За время, что шел фильм, в город пробрались туманные сумерки.