Королева мести - Швейгарт Джоан

Сигурд упал обратно на ложе.

— Я не знаю, как мне быть.

— Я же говорю: снова стать ее любовником. Это единственный выход. Только теперь ты должен быть осторожен…

— Ты толкаешь меня на такое, Гудрун… Я начинаю думать, что слова, которые сказала мне Брунгильда…

— Я забочусь только о твоей безопасности.

— Я не пойду к ней, — отрезал он. — И больше не говори мне об этом. Я нарушил клятву на крови. И если я повторю это снова, то окончательно лишу себя чести… А теперь подумай о том, какую роль играешь в этом ты. Ты уже обманула Гуннара, сказав о нашей прогулке. Я лучше умру, чем брошу на тебя тень. Да и кому это пойдет на пользу? Тебе? Гуннару? Брунгильде? Нет. Сегодня первый день за долгое время, когда душа моя познала хоть немного покоя. А теперь, когда я с тобой всем поделился… — Сигурд замолчал, будто подумал о чем-то другом.

— Ты мне все сказал? — спросила я.

— Нет, — пробормотал он. — Я только хотел… Ох, Гудрун, я засыпаю на полуслове…

— Погоди, не спи еще. Ты должен пообещать мне, что ничего не скажешь Гуннару.

— Сегодня я больше не могу ни о чем думать. Все эти переживания, эти слезы. Так много надо поставить на свои места. Все это время я только и делал, что думал. Это так утомляет…

— Да, я очень хорошо тебя понимаю. Только пообещай… Иначе я поклянусь, что никогда больше не буду спать.

— Тогда обещаю. Правда, я совсем не понимаю, что именно обещаю… Только, боюсь, я в любом случае покойник.

Следующим утром мы проснулись одновременно, будто смотрели один и тот же сон. И словно зная, что этот день принесет конец нашему счастью, мы молча сжали друг друга в объятиях, в бесконечном, не знакомом мне доселе отчаянии. Видя ужас в глазах Сигурда, я понимала, что в них отражаются и мои страхи.

В доме было тихо. Я представляла себе, что Гуннар уже восседает на своем высоком троне, ожидая Сигурда, чтобы призвать его к ответу за обман и предательство, в которых Брунгильда призналась ему ночью. Поэтому я не торопилась вставать. И Сигурд, думавший о том же самом, не двигался с места.

Вскоре мать позвала нас из-за завесы, говоря, что уже поздно и она скоро будет убирать завтрак со столов. Так что нам лучше выйти сейчас и поесть. Ее слова не развеяли моих тревог, поскольку были произнесены суровым тоном. Я подумала, что это Гуннар, которому надоело ждать, послал мать за нами. Мы еще немного продлили объятие, затем нехотя отстранились друг от друга. Но отчаяние не отступало, и мы, не отводя друг от друга взгляда, выбрались из-под теплых шкур.

Перед тем, как отдернуть завесу, я прошептала Сигурду:

— Все будет хорошо, вот увидишь! — и заставила себя улыбнуться.

Но не успела я протянуть руку к завесе, как Сигурд пал предо мной на колени и воскликнул:

— Этот день может принести с собой те ужасы, которые предрекла нам прошлая ночь. Я должен сказать тебе кое-что еще до того, как мы предстанем перед Гуннаром и Брунгильдой, если она еще жива. Произошедшее между мной и Брунгильдой стало не единственной роковой ошибкой, которую я совершил. Была еще одна. Я должен сказать тебе о ней сейчас, иначе, боюсь, у меня может не оказаться другого шанса.

Я больше не хотела слышать признаний.

— Сейчас не время, — быстро сказала я. — Что бы это ни было, оно должно подождать.

— Нет, это нужно сделать сейчас. Я должен знать — ты любишь меня, несмотря ни на что. Должен верить, испуская последнее дыхание, что ты любила меня такого, каким я был, а не того, каким себе воображала.

Я схватила Сигурда за руки и заставила встать.

— Я не стану слушать твои слова о смерти, — прошептала я. — И о том, что ты хочешь мне рассказать, я знать не хочу. Приходит время, когда мужчина должен все обдумать и принять решение. И если оно окажется ошибочным, следует оплакать его, но идти дальше. Грипнер был прав, говоря, что в таком человеке, как ты, нет добра и зла. Неужели ты забыл его уроки? Сейчас уже ничто не заставит меня разлюбить тебя. Я любила тебя всю свою жизнь. И всю жизнь верила в то, что не могу любить тебя еще сильнее. Но прошлой ночью, когда мы раскрыли все наши секреты, поделились своей болью и нарушенными клятвами, я стала любить тебя еще больше. И теперь ты оскорбляешь эту любовь, говоря, что можешь сказать мне нечто, способное ее убить. Идем же, иначе Гуннар и Хёгни удивятся тому, что мы так замешкались. И не будем терять надежды.

Я отвела завесу в сторону еще до того, как он успел ответить. К своему удивлению, в зале я не увидела никого, кроме матери.

— Куда все подевались? — спросила я.

— С утра пораньше подались на охоту, — ответила мать, не глядя на нас, смахивая крошки со стола.

— А Брунгильда? Еще спит?

— Нет, ушла вскоре после них.

— Так рано?

Мать лишь пожала плечами и продолжила работать. Мы с Сигурдом обменялись взглядами.

— А Гуторм? — не унималась я. — Где он?

— Уехал вместе с Гуннаром и Хёгни, на лошади Хёгни.

— Тоже охотиться?

— Конечно, нет!

— Тогда зачем?

Мать подняла лицо, и тут я заметила, что ее глаза покраснели.

— Я не знаю, — воскликнула она. Мать бросила крошки из ладони обратно на стол, схватила свой плащ с длинной скамьи, открыла дверь и выбежала наружу.

Все утро и весь день мы работали с ней бок о бок, доя коз и выполняя другую работу. Мать не произнесла ни слова. Я решила, что она беспокоится о Гуторме. Я и сама уже волновалась, потому что обычно братья не уезжают так надолго и тем более не берут Гуторма с собой. Но сейчас все мои мысли занимала Брунгильда.

— Не надо так волноваться, — сказала я матери. — Они за ним присмотрят.

В ответ мать лишь взглянула на меня, приподняв одну бровь, и продолжила работу.

Когда стало ясно, что Гуннар и Хёгни не успеют вернуться с дичью для ужина, мать стала собирать на стол то, что осталось от предыдущей трапезы. Я же испросила разрешения и вышла, чтобы найти Сигурда. Он, как всегда, рубил дубы. Когда я приблизилась, он как раз отложил топор, завершая работу на этот день. Два дуба он уже разрубил на поленья для топки очага, а сейчас заканчивал третий. На улице было холодно, но Сигурд взмок от пота. Только я собралась сказать ему, что весь день не видела Брунгильду, как заметила ее выходящей из леса. Не успела я отвести глаза, как она крикнула:

— Скоро пойдет снег, может, даже сегодня вечером!

Я была так удивлена, что не нашлась с ответом, и лишь молча кивнула в знак согласия. Брунгильда спокойно прошла мимо нас. Я проводила ее глазами до входа в дом и засмеялась.

— Сигурд, ты видел, какой спокойной она выглядит? Она примирилась со своей судьбой. Вот увидишь, мой брат сумеет сделать ее счастливой! И все, наконец, будет хорошо.

Сигурд, не отрывая взгляда от входа в дом, кивнул, но выражение его лица оставалось озабоченным. Я обняла мужа за талию.

— Ты не можешь беспокоиться об этом всю оставшуюся жизнь, — радостно произнесла я. — По-моему, все уже закончилось. Мы должны сделать Брунгильду своей сестрой. Мы оставались так заняты раздумьями о себе, что забыли о том, какое тяжкое бремя возложено на ее плечи. Она потеряла твою любовь, и мне ее от этого жаль, хоть я и радуюсь, что любовь вернулась ко мне. Пойдем же и попробуем облегчить ее страдания.

Когда мы вошли в зал, Брунгильда в одиночестве сидела за столом, а мать наполняла винные рога. Валькирия повернулась и посмотрела на меня. Я заметила, что ставшая мне привычной надменность во взгляде этих прекрасных глаз сменилась спокойствием.

— Сегодня мы не будем ждать твоих братьев, — сказала она. — Ужин готов. Твоя мать считает, что мы можем начать трапезу и без них.

Я села рядом с ней, на место Гуннара.

— Странно, что сегодня они решили взять с собой Гуторма, — сказала я.

Она пожала плечами.

— Ничего странного. Вчера вечером Гуннар сказал мне, что слишком мало времени проводит с младшим братом.

Гуннар никак не мог сказать такого, даже в минуты откровенности с Брунгильдой.