Те, кто охотится в ночи - Барбара Хэмбли

Кровь ударила из запястья, словно он продырявил кипящий чайник. Нечеловеческий вопль из темного окна и впрямь был скорее похож на рев раненого зверя. Эшер вывернулся из ослабевшей на секунду руки, по опыту зная, что иначе его сейчас отшвырнут; как это сделал когда-то Гриппен. В следующий миг Эшер уже вырвал из кармана пальто револьвер и открыл пальбу по смутному силуэту, вылетевшему из двери черного хода.

Размывчатый, изменчивый, силуэт этот двигался с неуловимой быстротой, точнее сказать, он просто пропал, и Эшер, почувствовав его сзади, обернулся, все еще держа в левой руке серебряный нож. Последний лучик солнца осветил черепообразное лицо невиданного вампира. Клыки, торчащие из-под вывернутых распяленных губ, были похожи на обломанные бивни, они упирались в изрезанный ими подбородок. Вампир отпрянул, держась за запястье и уставив на Эшера огромные голубые глаза с раздувшимися от нечеловеческой ненависти зрачками.

Мысленная атака была страшна. Эшер почувствовал, что теряет сознание. Он пытался раздвинуть наваливающуюся на него черноту, а создание уже схватило его за руку. Вновь затрещали кости, Эшер вскрикнул, выпуская револьвер, и тут вопль вампира повторился...

"Серебро, -- подумал Эшер. -- Серебряная цепь". И, ловя момент, ударил ножом снова. Еще один крик боли и ярости; ухваченный за рукав Эшер все-таки был брошен об стену; он успел вжать подбородок в грудь, но бросок был настолько силен, что голова откинулась назад и затылок влепился в кирпичи. В глазах померкло.

Голос провыл что-то. Удар повторился. Боль и серая волна небытия. Боль была единственным, что теперь связывало Эшера с жизнью...

Имя. Вампир провыл какое-то имя.

Дальше сохранилось смутное ощущение влажного камня под щекой и запаха прелой листвы.

Воздух прорезали свистки, послышался приближающийся топот. Спину разламывало, левая кисть болела не хуже правой, но хотя бы слушалась. В памяти всплыло газетное описание зверского массового убийства.

-- Эй, что тут стряслось?

-- С вами все в порядке, сэр?

Он заставил себя приподняться на локте. Над ним стояли, возникнув из сумерек, два гиганта в голубой форме. "Краса и гордость Лондона", -- подумал он. Солнце ушло за Харроу-Хилл. Холод пробирал до костей.

-- Нет, -- ответил он, когда один из бобби помог ему сесть. -- Кажется, у меня сломано запястье.

-- Боже, сэр, какого черта...

-- Я пришел с визитом к другу, который живет в этом доме, и, видимо, потревожил взломщиков. Один из них напал на меня, но их было двое, и уехали они в коляске...

Полицейские переглянулись -- оба большие, розовощекие; один, судя по произношению, из Йоркшира, другой -- коренной лондонец. Эшер представил, с каким интересом разглядывал бы их Исидро.

-- Держу пари, это та коляска, что попалась нам навстречу!

-- Серый мерин в яблоках, передние ноги в белых чулках, -- машинально сообщил Эшер.

-- Смотри-ка, что он обронил, Чарли, -- сказал уроженец Лондона, поднимая револьвер Эшера. Йоркширец взглянул, затем уставился на окровавленный нож в руке Эшера.

-- Вы всегда ходите в гости вооруженным, сэр?

-- Необязательно. -- Губы тряслись, но он попробовал улыбнуться. -- Мой друг доктор Гриппен коллекционирует старое оружие. Нож этот я купил у антиквара и хотел показать... -- Он поморщился; правая кисть уже начинала распухать, боль пульсировала, рука чернела. Левая, впрочем, выглядела не лучше.

-- Пошли-ка за доктором. Боб, -- сказал йоркширец. -- Пройдите в дом, сэр, -- добавил он, в то время как Боб заторопился прочь. -- Наверное, они знали, что дома никого не будет.

Эшер взглянул на него (они уже вошли в переднюю).

-- Я в этом не уверен.

Громоздкая мебель семнадцатого столетия вырисовывалась в полумраке; здесь и там мерцали стекло и металл. Чарли направил Эшера к массивному дубовому стулу.

-- Подождите лучше здесь, сэр, -- сказал он. -- Вы выглядите так, словно прошли через жернова.

Чистосердечного сочувствия, однако, в голосе его не слышалось -- бобби явно не верил его истории. Впрочем, это было несущественно. А существенно было то, что сейчас обыщут дом и, может быть, найдут Лидию. Ах, если бы дневной вампир убил Гриппена, а Лидию не заметил... Если она, конечно, здесь...

-- Как, вы говорите, зовут вашего друга, сэр?

-- Дом принадлежит доктору Гриппену, -- сказал Эшер. --А я-- профессор Джеймс Эшер, лектор Нового колледжа, Оксфорд. -- Он прижал распухшую руку к груди, пытаясь унять дергающую боль. Визитную карточку он достал левой. -- Я надеялся застать его во второй половине дня.

Чарли изучил карточку, спрятал, и голос его заметно смягчился:

-- Хорошо, сэр. Посидите пока здесь. А я тем временем осмотрю дом.

Эшер откинулся на спинку стула, стараясь не потерять сознания. Полисмен покинул темную комнату. Лицо дневного вампира вдвигалось в сознание: бледное, как у Исидро, но без свойственной испанцу утонченности, скорее вздутое, даже одутловатое. Пряди белокурых волос, прилепившиеся ко лбу. Эшер постарался вспомнить, какие у вампира были надбровные дуги, -- и не смог. Запомнились в основном чудовищные, несоразмерно большие клыки да еще пристальная ненависть голубых глаз.

Сделав над собой усилие, Эшер извлек отмычку (доставать ее пришлось левой рукой из правого кармана) и, проковыляв к стоящему возле двери буфету, пристроил ее в глубине полки. Он и так находился под подозрением, и лишняя улика была ему ни к чему. Вернувшись на место, начал мысленно перебирать детали: коричневая куртка, кажется, твидовая, еле охватывающая массивный торс; уши с маленькими мочками, почти не деформированные в отличие от прочих черт. Эшер взглянул на свою левую руку. Прорванный когтями рукав пальто был испятнан кровью.

Господи боже, неужели вампиры становятся такими, прожив достаточно долго? Или это все-таки последствия чумы в сочетании с бог знает какими вирусами в теле вампира? Тогда стоило выследить и убить Исидро, чтобы не дать ему стать таким...

Он начинал понимать, что остался жив лишь чудом.

"Имя, -- думал он. -- Вампир провыл какое-то имя". Но какое -- Эшер не понял, потому что именно в этот миг его бросили об стену, и боль заслонила все. Потом смутно вспомнились бряцанье сбруи и грохот торопливо удаляющихся колес...

-- Ты?!

Мощная рука схватила его и вновь бросила на сиденье. Зрение прояснилось, и Эшер увидел Гриппена, склоняющегося к нему из мрака неосвещенной комнаты.

Еще прижимая распухшую руку к груди, Эшер проговорил через силу:

-- Оставь меня, Лайонел. Убийца был здесь... Гриппен!!! -- Ибо вампир резко повернулся, и, если бы Эшер не успел ухватить его за край плаща, он бы уже оказался на середине лестницы. Обернулся в ярости; изуродованное шрамами лицо -- темное от недобрых предчувствий. Эшер произнес тихо и внятно: