Чеслав. Воин древнего рода - Валентин Тарасов

— Откуда мне знать? — спокойно произнесла она. — Может, и была…

— Будто раны мне зализывала и… — Чеслав не договорил, подумав, что Мара сочтет его слова за горячечный бред.

Не дождавшись продолжения, Мара сказала сама:

— Раны твои не кровоточили почти… Не то что у этого… — Она опять кивнула в сторону чужака. — Не знаю, выживет ли? Слаб, да и крови утратил порядком…

После этого старуха налила из глиняного кувшина в ковш какое-то пойло, приготовленное из ведомых лишь ей снадобий, и по очереди напоила юношей. Сперва разжала зубы беспамятному чужаку и влила ему в рот, а затем дала выпить Чеславу.

— Пусть через травы придут к вам силы земли-матушки Великой Макоши! — самозабвенно пробормотала старая знахарка.

Выпив, Чеслав почувствовал вновь накатившую на него усталость, веки, сомкнувшись в непреодолимом желании, постепенно стали наливаться тяжестью.

— Все в воле Великих! Сейчас для тебя покой — лучшее снадобье, парень, не противься ему. — Голос Мары стал каким-то глухим и с каждым словом постепенно отдалялся от него.

Чеслав же вовсе и не противился охватившему его покою, тем более что у него все равно не было на это сил…

На протяжении нескольких дней старая знахарка приходила к их схованке. Давала пить какие-то взвары из трав и корений, промывала, а затем, заговаривая хворь, умащивала бурой мазью с дурманящим запахом их раны. Чеслав, несмотря на тяжесть увечий, постепенно набирался сил и шел на поправку, а чужак все еще находился у черты живых и предков. Он часто метался в беспамятстве, выкрикивая какие-то невнятные слова и угрозы, а по ночам кого-то звал, совсем еще по-мальчишески.

Чеслав, несмотря на всю свою неприязнь к этому парню, поил его из оставленного Марой кувшина, и тот затихал. Очнулся за все это время он всего лишь один раз, на заре. Бессмысленными глазами поводил по сторонам, а затем, сосредоточив свой взгляд на Чеславе и, очевидно, что-то вспомнив или осознав, резко дернулся, вскрикнул и вновь ушел в свое беспокойное забытье.

Постепенно, борясь с сомнениями, Чеслав все же смирился с присутствием чужака рядом. Они словно стали связанными между собой невидимой нитью. И не постигшая обоих немощь была той нитью, а похищенная Чеславом Неждана. Теперь юноша понимал, почему лицо пришлого показалось ему знакомым, когда он увидел его в первый раз. Чужак был схож со своей сестрой, как бывают схожи дети, рожденные от одних отца и матери. И сейчас, глядя на спящего в забытьи соперника, юный охотник легко мог представить себе образ его сестры. И от этого сердце его начинало учащенно биться, а в душе разливалась щемящая грусть.

В один из дней, когда Чеслав уже мог с трудом, но самостоятельно садиться, знахарка Мара, как обычно, тихо появилась из-за ближнего куста. Заметив, что силы ее подопечного прибывают, женщина довольно улыбнулась.

— Уж очень ты цветущ для того, кто готов был отправиться на встречу с предками. Поешь, парень. — Мара подмигнула Чеславу и протянула горшок с кашей.

Затем она подошла ко второму юноше и осмотрела его раны. При этом лицо ее приобрело озабоченный вид. Напоив его зельем, она покачала головой и принялась что-то шептать, положив руку на его лицо. Закончив, знахарка задумчиво произнесла:

— Если к следующему утру жар не спадет и он не очнется, то…

Чеслав перестал есть и отставил горшок с кашей.

— Неужели даже ты бессильна помочь, Мара?

— А что я? Воля Великих!.. А я лишь слабое орудие в их всемогущих руках, с которым они кое-чем поделились, — сказала знахарка, думая о чем-то своем, а потом, спохватившись, с опаской посмотрела на Чеслава. — Не слышал ты этого. А я обычная старуха, которая немало пожила на этой земле и чему-то научилась от людей и зверей.

Чеслав снова подивился недоверчивости Мары, но виду не показал. Наверное, слишком сильными были у нее основания опасаться людей и скрывать свои тайны. Он хотел снова взяться за кашу, но Мара остановила его:

— Не хотела говорить тебе раньше, молодец, потому как шибко слаб был, но теперь, думаю, можно…

Было что-то в словах Мары такое, что заставило Чеслава затаить дыхание.

— Брата твоего, Ратибора, нет уже среди нас. Отошел в городище к предкам… — Помолчав, женщина добавила: — Убили его. Стрелой в спину.

«Стрелой в спину!» Чеслав так явственно почувствовал эту стрелу в своей спине, что даже дернулся от боли.

«Отец… Голуба… Ратибор…»

Почему-то перед глазами всплыло воспоминание, когда он, тогда еще совсем мальчонка, заплутал в лесу и от страха и отчаяния залез на дерево. С ужасом, время от времени роняя слезы и едва сдерживаясь, чтобы не зареветь во все горло, ждал он тогда, что вот-вот наступит ночь и лютый зверь придет за ним и разорвет на куски. Но пришел Ратибор, который все это время искал его в лесу. И Чеслав явственно помнил, как брат, успокаивая, снял его с дерева и как он, мальчонка, вцепился в старшего и боялся отпустить его шею. И какими надежными тогда были для него плечи Ратибора, который был ненамного старше. И какой родной и надежной защитой был для него брат.

«Отец… Ратибор… А теперь я остался один».

— Когда? — тихо спросил Чеслав.

— Да в тот самый день, как возложили на кострище Голубу.

— Я же видел его в тот день, говорил с ним… — сказал Чеслав, которому все еще не хотелось верить в происшедшее.

— А потом, видать, его и настигли. Болеслава от горя слегла. Девчонка, которую ты из леса притащил, ухаживает за ней. Прямо проклятие над вашим родом какое-то. И сам Даждьбог не смотрит в вашу сторону, — сказала Мара, и ей самой стало жутко от своих слов.

Когда Мара покинула их, Чеслав впал в мрачное оцепенение. Не хотелось ничего. Замереть и вот так сидеть, словно бесчувственный камень, отделив себя от леса, реки, ветра и мыслей, которые пекли грудь, словно раскаленное железо. Но мысли, жгучие мысли все равно проникали, просачивались в его сознание.

Кто?.. Кто мог погубить Ратибора?

Взгляд Чеслава упал на лежащего рядом чужака.

«Он хоть и сказал, что никого не порешил из нашего племени, но как верить пришлому? А если это он Ратибора? Если он?!» — Чеслав готов был придушить чужака и уже рванулся в его сторону, но рука не поднялась на беспомощного.

«А если не он, то кто? А отца?.. А Голубу?.. Почему Великие допустили это? Может, в том есть моя вина?»

Так, задавая себе вопросы и не находя на них убедительных ответов, Чеслав просидел остаток дня и часть ночи почти неподвижно, пока сон не сморил его, прекратив это внутреннее самоистязание.

Он очнулся от того, что где-то рядом раздавался человеческий голос, который, кажется, звал кого-то. А еще от того, что кто-то неведомый легко, но настойчиво тряс его за плечо. И прежде чем открыть глаза, он понял, что это не кто иной, как чужак. От этой мысли Чеслав встрепенулся и почувствовал все еще беспокоящую его боль в боку.