Новый Мир ( № 8 2009) - Новый Мир Новый Мир

Подлинность завещания пыталась подтвердить в своих воспоминаниях Вероника Полонская:

«Владимир Владимирович сказал:

— Да, Нора, я упомянул вас в письме к правительству, так как считаю вас своей семьей. Вы не будете протестовать против этого?

Я ничего не поняла тогда, так как до этого он ничего не говорил мне о самоубийстве (курсив мой. — Н. Р. ).

И на вопрос его о включении меня в семью ответила:

— Боже мой, Владимир Владимирович, я ничего не понимаю из того, о чем вы говорите! Упоминайте, где хотите!..» [102] .

Она проявила удивительное равнодушие. Почему? Не поверила, почувст­вовав блеф? Ведь не каждый же день о ней писали записки в правительство, чтобы не поинтересоваться — а что же именно он будет писать…

Полонская в воспоминаниях пишет:

«Был яркий, солнечный, замечательный апрельский день. Совсем весна.

— Как хорошо, — сказала я. — Смотри, какое солнце. Неужели сегодня опять у тебя вчерашние глупые мысли. Давай бросим все это, забудем… Даешь слово?

Он ответил:

— Солнце я не замечаю, мне не до него сейчас. А глупости я бросил.

Я понял, что не смогу этого сделать из-за матери. А больше до меня никому нет дела» [103] .

Получается, что переписка шла о решении покончить с собой. Это после того, как накануне утром она якобы пообещала стать его женой. И она спокойно идет с Яншиным домой, оставив «любимого человека» наедине с такими планами, а утром первая заводит разговор о самоубийстве… Слова о ярком солн­­це заинтересовали журналиста: он заглянул в архив Гидрометеоцентра и установил, что в этот день с 7.00 до 13.00 была сплошная облачность [104] . Вспомним: в протоколе ее допроса приведен ответ на вопрос следователя, говорил ли когда-либо Маяковский о желании покончить с жизнью: «О самоубийстве он мне никогда не говорил <…>» [105] . В воспоминаниях же она пишет: «<…> когда он заговорил о самоубийстве 13 апреля у Катаева, я ни на секунду не могла поверить, что Маяковский способен на это» [106] . Очевидно, что Вероника Витольдовна придумала приведенную в воспоминаниях сцену, может быть, вместе с Л. Брик, чтобы лишний раз подтвердить намерение Маяковского убить себя. Но данные метеорологов и протоколы допросов ставят под сомнение разговор и о солнце, и о самоубийстве.

Воспоминания Полонской во многом похожи на позднейший миф, призванный подтвердить и подлинность завещания, и наличие у Маяковского намерения покончить с собой, то есть те версии, которые устраивали Агранова и Бриков. Лиля Брик, конечно, точно знала, как погиб Маяковский: не зря писала сестре, что Нора виновата, как «апельсинная корка», на которой он поскользнулся: «Я знаю совершенно точно, как это случилось, но для того, чтобы понять это, надо было знать Володю так, как знала его я» [107] . Эта и другая многозначительная фраза содержатся в цитировавшемся выше ее письме Эльзе Триоле от 12 мая 1930 года: «Замечательное письмо написала одна работница-текстильщица: Маяковский умер от катастрофы на производстве, так же, как если бы монтер прикоснулся к проволоке, забывши, что это смертельно опасно». То есть умер не от любви, а от работы . Интересно, было ли такое умное письмо от рядовой работницы или Лиля сочинила цитату, чтобы дать понять сестре, что Маяковский умер на боевом посту? Обращает на себя внимание, как Лиля построила письмо к сестре: вначале — упомянутая цитата, т. е. намек на то, что Владимир Владимирович погиб на посту; затем — история стихотворения в предсмертной записке, что могло бы подвести к мысли о копировании и стихотворения, и почерка завещания; потом — категоричное утверждение, что Нора не виновата. И еще интересно, что в опубликованной переписке сестер приведено всего четыре письма за апрель — декабрь 1930 года. Неужели его смерть не вызвала желания поговорить о нем, об обстоятельствах гибели? Или более откровенные письма были уничтожены?

Веронике Полонской не только не разрешили присутствовать на похоронах, но и лишили наследства, и она ни в первом, ни во втором случае не возразила, хотя понимала, что это служит косвенным подтверждением ее вины в случившемся. Однако отношения Полонской с Бриками продолжались и после смерти поэта, несмотря на «отлучение» от похорон и наследства. Спустя восемь лет, в августе 1938 года, когда был расстрелян Я. Агранов, В. Полонская написала свои воспоминания, имеющие довольно значительные расхождения с протоколом ее допроса как свидетеля. Лиля Брик прочла их, сделала исправления и хранила один экземпляр в своем сейфе. Одновременно написал свой панегирик Полонской муж ее подруги Нины Ольшевской писатель Виктор Ардов, пытавшийся снять с Вероники Витольдовны вину в смерти Маяковского.

Через четыре месяца — в декабре 1938 года, готовя экземпляр для музея В. В. Маяковского, Полонская расширила воспоминания и, главное, написала о роли, которую сыграла Л. Брик в том, что Вероники Витольдовны не было на похоронах, и в том, что она была лишена наследства. Полонская привела следующий аргумент Брик: «Нора, не отравляйте своим присутствием последние минуты прощания с Володей его родным». Возможно, здесь была боязнь скандала на погребении, в котором могло выплеснуться что-то лишнее. Эти же слова Лиля повторила через полгода, советуя отказаться от наследства: «Вы подумайте, Нора, — сказала она мне, — как это было бы тяжело для матери и сестер. Ведь они же считают вас единственной причиной смерти Володи и не могут слышать равнодушно даже вашего имени» [108] .

И в наше время не все тайны прошлого открываются общественности. Не тем ли, что и Маяковский, и Полонская были секретными сотрудниками ОГПУ, вызвано стремление судмедэксперта А. В. Маслова доказать по рубашке и пистолету поэта, что убийства не было, что он покончил с собой? [109] Однако внимательное изучение результатов экспертизы, которую Александр Васильевич проводил не в одиночку, наводит на мысль, что итоговый вывод о самоубийстве противоречит заключениям, сделанным другими специалистами. Думается, если бы были раскрыты архивные данные об агентурной деятельно­сти Бриков, о вероятном сотрудничестве с ОГПУ Маяковского и о его гибели, все точки над i были бы поставлены.

[1] Румянцева Наталия Леонидовна родилась в 1948 году в городе Эрфурт, Германия. Окончила Московский областной педагогический институт им. Н. К. Крупской по специальности «русский язык и литература». Подполковник милиции в отставке. Публиковалась в журнале «Историк и художник». Живет в Москве. В «Новом мире» публикуется впервые.

 Скорятин В. И. Тайна гибели Владимира Маяковского. Новая версия трагиче­ских событий, основанная на последних находках в секретных архивах. М., «Звонница-МГ», 1998 (серия «XX век: история. Лики, Лица, Личины»), стр. 133 — 134. Далее в сносках ссылки на это издание «Скорятин 1998» с указанием страниц.

[2] «В том, что умираю, не вините никого»?.. Следственное дело В. В. Маяковского. Документы. Воспоминания современников. Вступительная статья, составление, подготовка текста и комментарии С. Е. Стрижневой; Государственный музей В. В. Мая­ковского. М., «Эллис Лак», 2005, стр. 548. Далее в сносках ссылки на это издание «Следственное дело 2005» с указанием страниц.

[3] Сарнов Б. Маяковский. Самоубийство. М., «Эксмо», 2006, стр. 529.

[4]  «Следственное дело 2005», стр. 25.

[5]  О болезни ему стало известно со слов Л. Брик, которой, кстати, не было в Москве с середины февраля. Лиля говорила о гриппе как об одной из причин суицида Лидии Гинзбург: «Виноват еще грипп. Володе всегда было очень трудно жить. Если бы не революция, он бы давно застрелился. Революция замедлила конец» (Гинзбург Л. Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., «Искусство — СПб.», 2002, стр. 128. Далее в сносках ссылки на это издание «Гинзбург 2002» с указанием страниц).

[6]  «Следственное дело 2005», стр. 271.

[7]  Коваленко С. А. «Звездная дань». Женщины в судьбе Маяковского. М., «Эллис Лак», 2006, стр. 297. Далее в сносках «Коваленко 2006» с указанием страниц.

[8]  «Следственное дело 2005», стр. 126. В цитатах везде сохранена орфография оригинала.